— Пора определиться, Владимир! — строго произнес заказчик покушения, разглядывая разрумянившееся от спиртного и горячей еды лицо собеседника. — Тебе будет благодарна ни одна сотня человек за то, что ты устранишь эту женщину!

Революционер скуксился, словно планировал расплакаться. Волна сомнения настигала его обычно после третьей рюмки водки.

— Меня смущает только одно: она — баба, — блеял он. — Может, есть какой-нибудь белогвардеец? Или эсер? Их я ненавижу больше всего! Вот кто ставит палки в колеса истинным революционерам, и для меня это — заклятые враги!

— Поверь, дружище, эта дамочка похлеще и белогвардейцев, и эсеров, — злился Михаил, боясь, что его план пол названием «Фани Каплан» пойдет прахом. Уже неделю он поил и кормил Владимира за свой счет, прорабатывая детали намеченного мероприятия. Сложного ничего в этой схеме не было: увидеть-узнать, выстрелить-попасть и бежать прочь. Сам же организатор планировал находиться неподалеку, чтобы в нужный момент подскочить к раненой Моли (или умершей), рассмеяться (если она будет в сознании) и возможно даже плюнуть ей в лицо, а самое главное — разоблачить, скрывающуюся под вуалью кровожадную даму!

Был назначен день покушения. Оба мужчины прибыли на место и держались друг от друга в стороне, чтобы не вызвать подозрений. На улице было тепло, но валил сильный снег. Во время романтической прогулки с барышней или катания на коньках такая погода была весьма уместна, но осуществлению коварного плана заговорщиков она существенно мешала. К счастью оба входа — парадный и черный — находились рядом. Подъезжали автомобили и пролетки, из которых выпрыгивали девицы-танцовщицы. Среди них он заметил Душечку, любовником которой был всего одну ночь, а остальное время, что они провели вместе, являлся скорее ее пациентом. Она шла пешком на работу, не спеша пересекая улицу и не глядя по сторонам. Молодая женщина сильно похудела, потускнела и больше не светилась, как раньше. Прервал размышления Михаила его подельник, замерзший революционер что-то показывал знаками, и оба удалились в переулок.

— Я больше не могу! — почти хныкал революционер. — Это плохая идея, плохая! И раз ее нет, значит ждать бессмысленно. Значит, Бог ее приберег от нас.

— Ты веришь в Бога? — удивленно воскликнул Михаил.

— Нет, конечно, нет! Мозги замерзли, вот и брякнул! — произнес Владимир, с опаской поглядывая на вопрошающего, испугавшись собственной мысли о том, что тот разочаруется в нем. — Я кажусь тебе жалким?

— Нет, конечно, — солгал Михаил и, пожав руку своему приятелю, поблагодарил за приятные беседы в трактире. — Мы хотя бы попробовали! Можешь гордиться собой!

— То есть это все? — растеряно произнес Владимир. Глаза его округлились, и выглядел он наивно, как малое дитя, и, казалось, будто вот-вот расплачется, лишившись ласки и заботы попечителя, который в некотором смысле стал ему родным. Жаждущему мести Михаилу стало стыдно за то, что он хотел свершить правосудие чужими руками, не испачкавшись кровью ненавистной ему Черной моли. Он извинился перед революционером, заверив, что желал помочь другу осуществить фантазии — не более того.

— Но ведь мечты они для того и рождаются в нашей голове, чтобы к чему-то стремиться! Они — как луч света, дающий надежду. И порой оправдывают наши темные поступки… и трусость! — размышлял Михаил, говоря при этом скорее о себе, чем о собеседнике. Он робко приобнял приятеля напоследок и пожелал ему всего хорошего, ругая себя мысленно за то, что затеял все это. Он еще некоторое время стоял во дворе, наблюдая, как исчезает ссутуленная спина Владимира в переулочке между мрачными домами. Вздохнув, организатор несостоявшегося покушения принял решение вернуться домой и прогреть озябшее тело с помощью алкоголя и таза горячей воды, понимая, что не чувствует пальцев на ногах. Вдруг он услышал два выстрела и чьи-то крики, и торопливо направился в сторону источника тревоги. Что-то ему подсказывало, что Владимир имеет прямое отношение к этой суете. Когда он выбежал из-за угла, то увидел, что у крыльца суетится народ, а на снегу лежит дама в черном одеянии, лицо которой скрыто вуалью. Владимир же убегал прочь вниз по улице, за ним мчались несколько человек из свиты Мадам, среди удаляющихся фигур был и неказистый карлик Великан, он перебирал по снегу своими маленькими ножками, желая отомстить убийце. Все увлеклись поимкой стрелявшего человека и позабыли о Черной моли, оставшейся в одиночестве. Михаил стремительно подошел к ее телу, на мгновение он замешкался и с опаской огляделся: вокруг ни души, лишь пустая машина с открытой дверцей, из которой, по-видимому, она вышла навстречу своему наказанию в лице подоспевшего Владимира. Это было удачное стечение обстоятельств, и Михаил с трудом сдерживался, чтобы не выкрикнуть что-нибудь эдакое — прославить Бога, в которого он готов был поверить, или просто радостно рассмеяться и проорать «ура». Молодой человек склонился над женщиной и потянулся к вуали, но некоторое время не решался ее приоткрыть, боясь увидеть под ней что-то ужасное.

— Мишенька, — простонала она, как только вуаль откинулась. — Помоги мне, мой мальчик.

— Мама? — с волнением воскликнул он.

Лидия Андреевна на кровати Михаила под бдительным присмотром королевы покушений Фани Каплан — это было весьма странное зрелище. Женщина лежала недвижимо, в лице, казалось, не было красок, оно было очень бледным, и она все время стонала от боли. Этот звук раздражал Михаила — задевал струнки внутри, которые неприятно отзывались во всем его теле, ему стало совестливо. Соседка и хозяйка комнаты любезно согласилась помочь ухаживать за раненой незнакомкой, круглолицая женщина в этот раз не смеялась и не задавала лишних вопросов. Бесцеремонно выставив Михаила из комнаты, она занялась продырявленным плечом Лидии Андреевны. Спустя час молодой мужчина смог снова увидеть свою мать, ее перебинтовали и переодели в просторную чистую рубаху. Теперь дама напоминала тряпичную куклу, которую бросил заскучавший ребенок, разочаровавшись в том, что она не так красива, как прежде.

— Подойди ко мне, не бойся! — тихо произнесла Лидия Андреевна, после того как соседка вышла из комнаты и слабо стукнула рукой по краю кровати, приглашая сына присесть рядом.

— Не переживай, мой мальчик, все будет хорошо! Пуля прошла на вылет. За что ты хотел ее убить?

— Кого? — удивился Михаил, вдруг почувствовав прилив жара. На мгновение ему показалось, что мать бредит, но взор ее был ясен, в огромных черных глазах блестел недобрый огонек, который почему-то вызывал беспокойство в душе молодого человека. Он резко отошел к печке-буржуйке, которую приобрел совсем недавно, и кочергой расшевелил догорающие доски, украденные у зазевавшегося лавочника с соседней улицы.

— Черную моль. Тот человек, который стрелял… Мне показалось, он крикнул: «Мишка, я убил ее!».

— Я не понимаю, о чем вы говорите…

— Не важно, — произнесла женщина, прикрыв на мгновение глаза, между бровей появилась четкая полоса и она застонала, чувствуя сильную боль.

— Вы правы, я желал ей смерти, — признался Михаил. Он некоторое время стоял в стороне возле печки, затем приблизился к ней, встал на колени рядом с кроватью и, взяв ее холодную руку в свои ладони, прошептал:

— Но объясните мне одну вещь: почему вы оказались под вуалью этого чудовища? Неужели вы и есть… она?

Михаил был такой же бледный, как и его мать. Он окончательно запутался в происходящем. Всю дорогу, пока они добирались в пролетке к его дому, молодой человек размышлял об этом странном обстоятельстве. Мужчина никогда не видел лица Черной моли, но слышал ее голос, он был низким, хрипловатым — отличался от мягкой, приятной манеры говорить самой Лидии Андреевны. Хотя во время разговора в комнате пыток, перед тем как он потерял сознание, женщина в вуали назвала его по имени голосом матери. Но со временем он убедил себя, что это была иллюзия или какая-то странная игра, смысл, который возможно когда-нибудь ему станет понятен.