Привык орать на своих подчиненных, солдафон! А у меня от страха колени трясутся, но тем не менее я еще пытаюсь стоять.

– Что ты здесь устроила?!

От его крика меня будто ветром сдувает. Причем не в ту сторону, в какую нужно.

Я опасно шагаю вбок. То есть в пустоту. Высота небольшая, конечно же. Но я настолько неудачливая, что могу сломать ногу не ровном месте! Запросто!

Я верещу от страха и зажмуриваю глаза. Точно шмякнусь! Заработаю сотрясение головного мозга.

Мое падение растягивается на несколько секунд…

Я падаю так долго, потому что не падаю.

Но вишу в воздухе и даже могу бултыхнуть ногой, попав во что-то твердое. В каменный пресс солдафона.

Он успел среагировать и подхватить меня. Сейчас его пальцы впиваются в мою талию. Он держит меня на вытянутых руках, как будто я совсем ничего не вешу. Пылинка!

– С-с-спасибо! П-п-п-поставьте меня землю. Прошу.

Он еще секунду сверлит меня темным, полыхающим взглядом, и лишь потом опускает. Но отойти в сторону не спешит. Теперь мой взгляд находится на уровне его груди. Не грудь, а какие-то громадные холмы, быстро вздымающиеся и опадающие от частого, тяжелого дыхания.

Мне приходится задрать голову высоко вверх, чтобы посмотреть на его лицо.

Он пригвождает меня к земле, просто впечатывает в нее. Я как будто становлюсь еще меньше, чем есть. Хотя во мне и так всего метр шестьдесят!

Разглядываю его квадратную челюсть, решительный нос и нахмурившиеся брови.

– Что вы здесь делаете? – блею я.

– Приехал по просьбе твоего отца. За мной!

Друг отца шагает в сторону дома. Я семеню за ним, как послушная собачонка, едва поспеваю за его широким размашистым шагом.

Мой отец ничего не говорил мне о приезде своего друга. Папа тяжело болел в последние полгода, но не предупредил, что его старый армейский друг будет распоряжаться всем, как у себя дома. А ведь именно это грубый здоровяк и делает, входя в просторный холл нашего особняка хозяином положения.

Оправившись от первоначального шока, я начинаю злиться на незваного гостя.

Он – гость, я – хозяйка! Именно так все и должно быть.

Вообще, все так и есть.

Нужно всего лишь напомнить ему, кто есть, кто! Потом ласково указать на дверь, поблагодарив за заботу, разумеется!

Я забегаю следом за другом отца и торможу прямиком на пороге холла.

– Ты устроила в доме своего отца, глубокоуважаемого мной человека, бардак. Ты и будешь его ликвидировать!

Верзила тыкает пальцем вверх, на огромную хрустальную люстру. На ней покачивается чей-то красный лифчик. Понятия не имею, как он туда попал!

Я буду ликвидировать бардак?! Да я и тряпку в руках держать не умею.

– Все по дому делает прислуга! – робко возражаю.

– Теперь все по дому будешь делать ты! – заявляет солдафон, разваливаясь в кресле.

Но тут же подскакивает, вытаскивая из-под своего зада раздавленную алюминиевую баночку кока-колы.

Штаны друга отца безнадежно испорчены, как и светло-бежевое кресло, обтянутое дорогой тканью.

– Ну, все. Ты допрыгалась! – зловеще говорит друг отца, расстегивая ремень на штанах цвета хаки. – Я хотел быть с тобой мягким… Но ты сама напросилась.

Я икаю от страха.

Он расстрелял мой музыкальный центр, прогнал всех гостей в ряд, как узников концлагеря в кремационную печь! В конце концов, он просто орет на меня.

Это называется «быть мягким»?! Как же тогда он будет выглядеть «злым и жестоким»?!

Боюсь, мне не стоит даже думать об этом. В голове как будто начинает выть сирена, окрашивая все в красным. Она сигнализирует, что самоуправство и даже простое промедление смертельно опасно для жизни. Но больше всего меня поражает другое…

Зачем он стягивает с себя штаны?!

Я вижу волосатые ноги, спортивные икры… У друга отца очень широкие, тренированные бедра мужчины, на одном из них красуется пасть медведя.

Вот уж точно… медведь-гризли! Или нет… не медведь. Кинг-Конг! Злобный, перекачанный, огромный Кинг-Конг, надвигающийся в мою сторону, как смертоносный ураган.

Я замираю на месте. Нужно бежать… Прятаться. Он же запросто меня убьет! Но сдвинуться с места не могу. Мои ноги от страха вросли в пол.

– Выстираешь это. Вручную! Высушишь. Прогладишь! – чеканит мужлан, всовывая мне в руки свои штаны.

Я не знаю, как на это реагировать. Осторожно сгружаю штаны на стол, даже не представляя, как мои крохотные кулачки смогут выстирать эти два метра штанов из грубейшей ткани цвета хаки.

Надо что-то делать. Какого черта он тут раскомандовался?!

Обращаюсь к нему по имени.

– Темирхан…

Черт! Как же дальше звучит его отчество?! Забыла, что следует за его именем.

Не помню, хоть убей! Что-то там такое очень сложное!

Отец говорил, что его друг – кавказец лишь наполовину, мать у него была русская. Но фамилия ему досталась от отца, и отчество у Темирхана очень сложное.

– Абдулхамидович, – подсказывает здоровяк.

– Темирхан Абдуллаевич…

– Абдулхамидович!

– Тимурлан Ахмедхамидович… – окончательно запутываюсь во всем.

– Третья попытка. Последняя! – зловеще произносит бугай, застыв надо мной, как Пизанская башня, готовая рухнуть в любой момент.

– Темирхан… Аб… дул…

Что же там было дальше?! Вспоминай, Диана. Не хочешь же ты умирать, когда тебе едва исполнилось девятнадцать!

– Абдул… хамидович, – выдаю едва слышным писком.

– Верно, – благодушно усмехается здоровяк.

Его усмешка напоминает улыбку головореза, радующегося легкой добыче.

Мамочки, почему отец дружил с таким жутким типом?! В детстве Темирхан казался мне не то великаном, не то людоедом.

Я выросла. Но ничего не изменилось. Я до сих пор боюсь друга моего отца до дрожи во всем теле.

– Зачем вы сюда приехали?!

– Твой отец меня попросил приглядеть за тобой, – с гордостью ответил солдафон.

– Почему именно тебя? Что, других кандидатов не нашлось?

Я внезапно перехожу на «ты». Очевидно, от злости на папу, который не соизволил мне при последнем разговоре поведать о том, что приставит ко мне этого Кинг-Конга.

– Я – лучший!

– Такой бугай, и будешь нянчиться со мной? – презрительно фыркаю. – Быстро надоест!

– Не нянчиться, – возражает. – Воспитывать. Я посмотрел…

Темирхан красноречиво обводит рукой загаженный холл моего дома.

Я краснею от стыда. Не я тут все перевернула и заплевала, но я – хозяйка, так что мне стыдно за устроенный здесь срачельник!

– У тебя есть пробелы в воспитании. Я их устраню.

Устранит?! Пробелы в воспитании?! У меня? Однако сам… сам разгуливает передо мной в одних трусах, демонстрируя упругий зад.

Воспитывать он меня собрался. Поезд уже уехал. Давным-давно!

Обычно я не возмущаюсь рьяно, но отца часто не было дома, моим воспитанием занимались няньки. Когда папа появлялся, он предпочитал проводить со мной время весело, а не шпынять меня по пустякам. Не было нужды…

Да я и сама не хотела устраивать папе проблемы. Но если дело пошло так, как сейчас, то я могу и показать характер!

Я устрою этому громиле сладкую жизнь! Могу поспорить, что он сдастся уже через неделю.

– Итак… Первое. Уборка. Чтобы к завтрашнему утру весь дом блестел, как у кота… – начинает Темирхан командным басом.

– А как же твои солдаты? – нагло перебиваю я. – Папа говорил, что у тебя рота или взвод… Группа солдат. Какие-то подчиненные, за которыми нужно следить и раздавать приказы.

Лицо Темирхана приобретает жестокое, непроницаемое выражение.

– Я давно оставил военную службу. Теперь буду заниматься только тобой.

Что-что? С какой такой великой радости… он будет заниматься мной?!

– Я против!

– Пережуй и проглоти свое «против»! Отныне в этом доме я устанавливаю правила.

Ну и заявление! Я роняю челюсть на пол от таких слов. Пребываю в шоке от услышанного.