Вчера послал Вам «Скрипку Страдивариуса» (исправленную) и, увы, только два стихотворенья. Но я дал их шесть Галичу для «Акрополя» еще до Вашего письма и до сих пор не получил ответа. Теперь, с Вашего согласья, я возобновлю прежний ход вещей. Все, чем я останусь доволен, я буду посылать в «Весы», и Вы время от времени будете сообщать мне, что взято Вами.

Завтра или послезавтра я посылаю Вам статью страницы в 4 или 5 печатных. Она должна пойти не позже январского номера, потому что об этом же предмете, только в области живописи, будет говорить в «Образованье» Мст<ислав> Фармаковский. Так как совпаденье главной мысли изумительно, то мы решили печатать обе статьи одновременно, чтобы не приходилось прибегать к оговоркам в примечаньях. Поэтому, если статья не подойдет для «Весов», я очень бы просил Вас сообщить мне об этом возможно скорее, чтобы я мог отдать ее в другое место.

В конце этого месяца я думаю быть в Москве, главным образом, чтобы повидаться с Вами. Если бы Вы могли назначить мне число приезда, наиболее удобное для Вас, я был бы Вам бесконечно благодарен. А то я очень боюсь помешать Вам внезапным приездом!

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

57. И. Ф. Анненскому

<Царское село. Около 15 декабря 1908 г.>

Многоуважаемый Иннокентий Федорович!

Я уже много раз просил Валентина Иннокентьевича передать Вам мою искреннюю благодарность за Вашу чудную статью о моей книге, но теперь уступаю желанью поблагодарить Вас самому.

Я не буду говорить о той снисходительности и внимательности, с какой Вы отнеслись к моим стихам, я хочу особенно поблагодарить Вас за лестный отзыв об «Озере Чад», моем любимом стихотворении. Из всех людей, которых я знаю, только Вы увидели в нем самую суть, ту иронию, которая составляет сущность романтизма и, в значительной степени, обусловила название всей книги. С главной мыслью Вашей статьи — с влиянием Парижа — я еще не могу вполне согласиться, но во всяком <случае> она дает мне возможность взглянуть на себя под совершенно новым углом зренья. Надо ли говорить, как это ценно.

Еще раз бесконечно благодарю Вас за те усилья, которые Вы сделали, чтобы помочь мне осознать мое творчество и подвигнуть меня так намного «по тернистому пути славы».

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

58. В. Я. Брюсову

<Царское село. 15 декабря 1908 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич,

спешу Вас известить, что я раздумал печатать ту статью, о которой я Вам писал, и вместо нее готовлю цикл стихотворений. Но у меня намечено несколько статей, которые я хотел бы напечатать в «Весах» в теченье этого года. Не взяли бы Вы также повесть листа в 4,5 печатных. Она из современной жизни, но с фантастическим элементом. Написана, скорее всего, в стиле «Дориана Грея», фантастический элемент в стиле Уэллса. Называется «Белый Единорог». Кстати, нельзя ли поместить в каталоге «Скорпиона» заметку, что готовится к печати моя книга стихов под названьем «Золотая магия». Это вместо «Жемчугов».

Посылаю Вам рецензию обо мне И. Ф. Анненского. Она только что вышла.

Так как я до сих пор не получил от Вас уведомления, то думаю быть в Москве числа 22-го. Надеясь скоро увидеться, не продолжаю письма.

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

59. В. Я. Брюсову

<Царское село. 19 декабря 1908 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич,

разумеется, я не приеду в Москву, пока Вы сколько-нибудь не освободитесь. И я верю, что когда это случится, Вы мне напишете. «Скрипка Страдивариуса» послана Вам 9-го декабря заказным письмом, и квитанция хранится у меня. Если Вы уверены, что она не дошла до редакции «Весов», то, пожалуйста, черкните мне маленькую открытку или поручите кому-нибудь сделать это — я тотчас взыскиваю с почты 10 руб<лей> штрафу и посылаю Вам новый список этого рассказа. Если не получу этой открытки, буду думать, что она нашлась и пойдет в «Весах». Присылать ли также еще стихов, и пойдут ли два уже посланные.

Я много работаю, и все больше над стихами. Стараюсь, по Вашему совету, отыскивать новые размеры, пользоваться аллитерацией и внутренними рифмами. Хочу, чтобы «Золотая магия» уже не была «ученической книгой», как «Ром<антические> цветы». Посылаю одно такое стихотворение. Может быть, возьмете для «Весов».

Я безумно заинтересован «Основами поэзии».

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

P. S. В Ваших словах о рецензии Анненского есть много правды.

Охота

Князь вынул бич и кинул клич, —

Грозу охотничьих добыч,

И белый конь, душа погонь,

Ворвался в стынущую сонь.

Удар копыт в снегу шуршит

И зверь встает, и зверь бежит,

Но не спастись ни в глубь, ни в высь,

Как змеи, стрелы понеслись.

Их легкий взмах наводит страх

На неуклюжих россомах,

Грызет их медь седой медведь,

Но все же должен умереть,

И легче птиц, склоняясь ниц,

Князь ищет четкий след лисиц.

Но вечер ал, и князь устал,

Прилег на мох и задремал.

Не дремлет конь — его не тронь —

Огонь в очах его, огонь.

И волк равнин, крадется финн

Туда, где дремлет властелин,

А ночь светла, земля бела,

Господь, спаси его от зла!

Н. Гумилев.

60. А. М. Ремизову

<Царское село. 9 февраля (?) 1909 г.>

Многоуважаемый и дорогой Алексей Михайлович.

Ваше письмо застало меня совсем больным. Я довольно сильно распростудился и не выхожу из дому, а поэтому и лишен возможности служить Вам, как обещал. Но я посоветовал бы Вам направить Толстого к Глаголину — благодаря Божерянову там почва налажена.

Я в периоде полного унынья. Ничего не пишу и не собираюсь. Если можно, я не дам Глаголину обещанной статьи о Кузмине.

Очень благодарю Вас за приглашение участвовать в Кощеевском вечере, но мне придется отказаться от него. Тот рассеянный образ жизни, который я вел за эту зиму, сводит на нет мои небольшие литературные способности.

Целую ручки Серафимы Павловны и жму Вашу.

Искренне Ваш Н. Гумилев.

P. S. Поклон нашим общим знакомым. Кажется, Толстой собирается серьезно приняться за наш альманах; если да, я перешлю ему рукопись Кузмина, которая сейчас у меня.

61. В. Я. Брюсову

<Царское село.> 26.11.<19>09 <г.>

Дорогой Валерий Яковлевич,

я не писал Вам целую вечность и две вечности не получаю от Вас писем. Что послужило причиной последнего, не знаю и никакой вины за собой не чувствую. Я три раза виделся с «Царицей Савской» (так Вы назвали однажды Вячеслава Ивановича), но в дионисианскую ересь не совратился. Ни на каких редакционных или иных собраньях, относительно которых Вы меня предостерегали, не бывал. Творчество мое идет без больших скачков, и я прилагаю все старанья, чтобы каждая вещь тем или иным была выше предыдущей. И то, что я очень редко получаю за него похвалы, служит, как мне кажется, лучшей гарантией того, что я не изменяю сам себе. Это в теории, а на практике я очень обескуражен и пишу по одному, по два стихотворенья в месяц. Три лучших, на мой взгляд, стихотворенья я уже послал Вам и предложил их для «Весов». На всякий случай напоминаю их начальные строчки («Князь вынул бич и кинул клич», «Давно вода в мехах иссякла», «В муках и пытках рождается слово»). Через полторы недели истекает ровно три месяца с тех пор, как они посланы, и, согласно объявленью «Весов», я буду считать их непринятыми, если не получу до тех пор известия о их принятьи. Я не знаю, как мне быть относительно «Скрипки Страдивариуса», про которую Толстой передавал мне Ваши слова, что принятие ее еще не решено, а Ликиардопуло на мой запрос не отвечал ни слова. Ведь она тоже лежит в редакции около трех месяцев. Но я хочу верить, что так или иначе инцидент с ней уладится и поэтому готовлю для «Весов» новый рассказ. Новых стихов я сейчас не посылаю, потому что большая часть их появится в альманахе «Акрополь», и я не хочу затруднять Вас чтеньем рукописи.