Сегодня я был у Гиля, и он мне понравился без всяких оговорок. Это энергичный, насмешливый, очень тактичный и действительно очень умный человек (я описываю здесь только его внешние качества, а внутренние знакомы Вам много больше, чем мне). Со мной он был крайне приветлив с каким-то особенным оттенком дружеской фамильярности, что сразу сделало нашу беседу непринужденной. Вообще, я был совершенно не прав, когда боялся к нему идти, и теперь знаю, что французские знаменитости много общежительнее русских (Вы знаете, о ком я говорю).

За последнее время по еженедельному количеству производимых стихотворений я начинаю приближаться к Виктору Гюго. Кажется, попадаются недурные (для меня, конечно). Я посылаю Вам два.

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

* * *

Царица иль, может быть, только печальный ребенок,

Она наклонялась над сонно вздыхающим морем,

И стан, перехваченный шалью, казался так тонок.

Он тайно стремился навстречу сверкающим зорям.

Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица.

И вот перед ней замелькали на влаге дельфины,

Чтоб ехать к серебряным замкам влюбленного принца.

Они предлагали свои изумрудные спины.

Но голос хрустальный казался особенно тонок,

Когда он упрямо сказал роковое «не надо».

Царица иль, может быть, просто капризный ребенок,

Усталый ребенок с тяжелою мукою взгляда!

* * *

Я вижу, сегодня особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв,

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его испещряет волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его строен, как радостный птичий полет.

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран,

Про черную деву, про страсть молодого вождя...

Но ты слишком много вдыхала тяжелый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...

Ты плачешь?.. Послушай: далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Н. Гумилев.

Копия письма Н. П. Рябушинского

М<илостивый> г<осударь>

Простите, что не знаю Вашего имени, отчества, но с благодарностью пишу Вам. Ваша поэзия уже знакома мне из «Весов» и вызывает общее внимание. Хотел писать Вам, но Вы предупредили меня любезной присылкой стихотворений. Надо быть искренним и честным: в Вашем стихотворении прелестные образы, в нем есть нечто родственное нашим стремлениям. Поэтому я с радостью помещаю Ваше имя в числе сотрудников «Золотого руна». Стихотворения Ваши будут напечатаны в следующем номере журнала и уже набраны к печати.

На днях буду в Париже, очень интересно было бы повидаться с Вами лично и поговорить о Вашем дальнейшем сотрудничестве. Может быть, Вы пришлете нам еще другие беллетристические произведения.

В ожидании Вашего ответа остаюсь Вас искренне уважающий Николай Рябушинский.

21. В. Я. Брюсову

<Париж. Середина октября (н. ст.) 1907 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич!

Очень Вас благодарю за письмо и за высказанное Вами мнение. Я думаю поступить следующим образом: из нелюбви к кляузам, я не думаю требовать у г-на Рябушинского приостановки номера или исключения из него моих стихов. Но не буду также и посылать что-нибудь новое или вступать в переписку с этой редакцией, так что, как видите, фактически я не буду его сотрудником. В общем, мне не повезло, когда я появился со своими стихами на книжный рынок. «Нива», «Правда» и «Русь» вовсе не ответили мне на мои вопросы о принятии моих стихов. Относительно «Перевала» я не знаю ничего. Вы, наверное, его читаете и, может быть, сообщите мне, когда там появятся мои стихи. Очень благодарю Вас за любезное предложение устроить меня в «Столичное утро» и «Голос Москвы». Я посылаю Вам для них стихи, которые, во-первых, безусловно свободны, а во-вторых, которые я не думаю переделывать и считаю поконченными (далеко не то же, что законченными).

Быть может, также для какого-нибудь из этих изданий понадобятся рассказы (отвлеченного характера, без русских фамилий), у меня есть кое-что в этом роде.

Я посылаю Вам сейчас четыре новых стихотворения, кажется, Вам еще неизвестных. Они свободны. Свободны также из находящихся у Вас следующие: 1) Гиена, 2) Святой Георгий, 3) Я смотрю на закат и снега..., 4) Усмехнулась и вздохнула..., 5) Безумье (с лошадиной мордой), 6) Под землей есть тайная пещера, 7) Царица или ребенок и многие другие, но я надеюсь, что это более чем довольно. Может быть, напишете, что Вы оставляете за собой.

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

* * *

Следом за Синдбадом-Мореходом

В дальних странах я сбирал червонцы

И блуждал по незнакомым водам,

Где, дробясь, пылали блики солнца.

Сколько раз я думал о Синдбаде

И в душе лелеял мысли те же...

Было сладко грезить о Багдаде,

Проходя у чуждых побережий.

Но орел, чьи перья — красный пламень,

Что носил богатого Синдбада,

Поднял и швырнул меня на камень,

Где морская веяла прохлада.

Пусть халат мой залит свежей кровью, —

В сердце гибель загорелась снами,

Я — как мальчик, схваченный любовью

К девушке, закутанной шелками.

Тишина над дальним кругозором,

В мыслях праздник светлого бессилья,