– Верно ли я понимаю, что дома вы воздвигаете для весьма влиятельных людей? – спросил Никита Ильич, внимательно выслушав сообщение о том, для кого именно были построены сохранившиеся особняки, а также о назначении зданий, погибших в огне. – Правительственные здания, также особняки сенаторов, ну и прочее подобное представляют власть политическую, в свою очередь, усадьбы самых богатых людей можно прямо соотнести с властью экономической. Так?

– Совершенно точно, мистер Болотин! – радостно и гордо подтвердил Великий мастер ложи, лично сопровождавший русских братьев в прогулке по городу. – Вы уловили самую суть!

Не упустив случая польстить гостю, Моллисон добавил:

– Вам буквально написано на роду стать главой ложи!

Болотин игнорировал льстивое замечание, спросил:

– А владеет ли ложа собственной недвижимостью?

– Безусловно! – кратко подтвердил Моллисон.

– Разрушения, причинённые англичанами, навели нас на одну конструктивную идею, – заметил глава Ложи истинных вольных каменщиков, однако развивать мысль не стал.

Вскоре американцы, переглянувшись, стали прощаться и назначили встречу на следующий день. Анатолий Львович на встречу приглашён не был. Никита Ильич, ощутив твёрдость намерения хозяев, защищать интересы товарища не стал, однако, едва оставшись наедине с Пьяновым, опрометчиво пообещал в скором времени рассказать о том, что увидит и услышит.

На следующий день Болотина ждал Моллисон с подробной картой штата Колумбия, на которую был нанесён проект новой застройки. Вот теперь-то гостю из России предстояло услышать нечто совершенно неожиданное.

Оказывается, между всеми постройками, к которым приложили руку мастера ложи, существует магнетическая связь, или, как стало здесь модно выражаться с недавних пор, вибрация. В результате весь столичный штат пронизан незримыми вибрациями. Предполагается, что они должны распространиться на весь Северо-Американский континент.

– Какой же цели служит сей магнетический резонанс?

– Цель триедина – объединение, распространение и процветание.

– Объединение нескольких лож?

– Берите выше! Штаты у нас очень разные: и хозяйство ведут каждый на свой манер, и даже политические предпочтения различаются, – доверительно сообщил Моллисон. – Что касается лож… В каждом штате по Великой ложе, да не по одной, – пожаловался он задумчиво и заключил: – Словом, потребность в объединяющей силе очень велика.

Болотину припомнилось, что в недавней войне Северо-Американские Соединённые Штаты стремились отбить себе Канаду и кое-что ещё из английских колоний. На правах теперь уже своего он лукаво усмехнулся и с фамильярностью, которая здесь считалась, как он успел заметить, в порядке вещей, поинтересовался:

– Полагаю, замахнулись на большее, чем нынешние Соединённые Штаты, однако мне уж не доложите?

Моллисон отозвался тонкой улыбкой.

– Я откровенно назвал вам вторую цель: распространение ложи, её идей и жизненных порядков, ею учреждаемых. Извольте взглянуть!

Производитель работ указал на карту.

– Мы решили усилить вибрации… Или магнетизм – как вам привычнее называть. Мы усилим магнетическое влияние нашего зодчества, нанеся символ прямо на карту города. Смотрите! Вот тут пока что пустырь, однако он уже определён как место под застройку. Тут можно творить по нашему усмотрению. Вот здесь, здесь, здесь – отмечено крестиками – мы выкупили нужные участки в собственность ложи. На них поставим здания, разумеется, с самым строгим соблюдением всех правил. Видите фигуру?

– Внешние точки складываются в равносторонний пятиугольник… А внутренние… Постойте! Получается пятиконечная звезда? – догадался Болотин.

– Совершенно верно! Великолепный символ, не так ли? Уравновешенность и развитие, стабильность и движение. Защита и распространение себя, всеохватность.

Болотина заинтересовало, для чего же такая расточительность.

– Целая территория внутри города оказалась за незримой чертой. Что это значит? Зачем это? Крепость? Нечто сродни магическому кругу?

– О! Вовсе не имеет значения, что располагается внутри фигуры, – улыбнулся Моллисон. – Главное – создать нужные вибрации.

– Да, грандиозный у вас замысел, – произнёс Никита Ильич индифферентным тоном, подавив насмешливую интонацию.

Показалось ему преглупым, что взрослые, влиятельные и даже, по его мнению, весьма ушлые господа затеяли игру, при этом весьма дорогостоящую.

Дальше, впрочем, ему стало уже не до смеха, поскольку дело подошло к патенту на открытие Ложи истинных вольных каменщиков в России и к сопутствующим получению патента ритуалам и наставлениям.

Тут Болотин затеял порядочную рубку и вышел из неё победителем.

Никита Ильич потому ухватился за возможность перейти в североамериканскую ложу, что это давало возможность создать новое братство без опеки «Великой Астреи» или же «Великой Провинциальной ложи», а исключительно по собственному усмотрению. Пустая болтовня большинства знакомых масонов, игры иных в нешуточные политические интриги, а других – в мистические таинства надоели ему.

Болотин много потрудился и, несомненно, превзошёл самого себя как дипломат, убеждая заокеанских братьев предоставить ему полную свободу при установлении иерархических отношений в его будущей ложе, а также определении ритуалов, правил, внутреннего распорядка жизни ложи.

Напирал всё больше на своеобразие русской души, к которому непременно необходимо адаптировать древнеанглийскую систему – а истинные вольные каменщики именно к ней принадлежали. Вы, мол, драгоценные братья, головы изломаете, ежели попытаетесь разобраться, так что лучше предоставьте решать вопросы организации жизни ложи мне самому. Ведь главное что? Чтоб мы с вами общее дело делали, верно?

Североамериканцы отчаянно сопротивлялись такой невиданной свободе, но Болотин ясно дал понять, что в отношениях, построенных по-иному, он не заинтересован нимало. Хозяева принуждены были сдаться. Взамен обещал отправлять регулярные отчёты о деятельности дочерней ложи.

Дальше пошло как по маслу. Болотин узнал, какими методами достигается магнетизм каждого строения в отдельности и осуществляется резонанс вибраций всей их обширной сети. Сетовать на недостаток свежих знаний более не приходилось, хотя ценность этих знаний оставалась для него под большим сомнением.

В последнее время Николай жил так, будто оказался в одном из самых радостных детских снов: когда то бродишь по необычному миру, ничем не сходному с окружающей тебя повседневностью, то побеждаешь врагов одним неуловимым движением и чувствуешь у плеча дыхание невидимых, но надёжных друзей. Он представить не мог прежде, что не во сне и не в младенчестве, а наяву и взрослому может быть так увлекательно. В нетерпении просыпаться утром, так как день сулит новые поиски и открытия…

– Поднимайся! Скорее ко мне!

Голос Алексея доносился сверху, из-за каких-то перегородок, и звучал глухо. Не разобрать: кричит он радостно, или испуганно, или просто напрягает голос, чтобы дозваться своего помощника. Николай помчался по лестнице, перескакивая ступеньки, подстёгиваемый всё же больше любопытством, нежели тревогой. Ну, разве, в самом деле, могло что-нибудь нехорошее приключиться с человеком в пыльном мезонине необитаемого особняка?

Чёрт! Николай преодолел ещё пару ступенек, но остановился, не дотянув и до пролёта.

Лестница была выстроена затейливо: с первого этажа до промежуточной площадки она степенно поднималась широкими и пологими ступенями, обрамлёнными массивной ковкой. Кованые перила витиеватого узора несли на себе широкий, массивный дубовый поручень. С площадки две двери, не самого парадного вида, вели на антресоль. Этот фактически второй этаж существовал только со двора, куда и выходил окнами. На фасаде же кирпичного послепожарного старожила красовались высокие окна парадного зала и полукруглое окно мезонина над треугольным фронтоном. Лестница в мезонин уходила от промежуточной площадки вбок и поднималась с поворотом. Узкая, без украшений, а ступеньки очень крутые.