В ближайшие выходные вся семья Лены торжественно отправилась на рынок и, пока папа дул пиво в местной пивной, мама лично мерила с дочкой новую одежду. В то воскресенье она заполучила не только лифчик, но ещё несколько футболок, нарядный сарафан, джинсы, а увлёкшаяся покупками мама, на радостях отвела её к знакомой женщине, которая проколола девочке уши.

– Серёжки тебе купим золотые, на день рождения. Не зря деньги копила! – клятвенно пообещала ей мама.

– А лифчик, мне каждый день носить?

– Этот пока, на пробу, а в следующие выходные купим ещё. У хорошей женщины их должно быть несколько. Купальник видела, кстати? С пальмой? Жёлтенький?

– Видела. Он детский.

– Ничего он не детский. Очень хороший, за такую цену. Обязательно в следующий раз померяем.

Возвращаясь с рынка, семья Лены увидела Асю в сопровождении бабушки. Ася несла траурный венок, а бабушка – букет искусственных цветов. Мама Лены зашипела и потребовала немедленно свернуть, чтобы не встречаться с соседями.

– На кладбище пошли, – оглядываясь, пробормотал им вслед Ленин папа.

– Зачем? Вернее, к кому? – спросила Лена. – Я не слышала, чтобы у них кто-то умер.

– Они не к родне. Грехи пошли замаливать, – проворчал папа, а мама шикнула на него, но тот неожиданно рассердился.

– А что? Пусть она знает, мать! Чё ты мне рот затыкаешь! Пусть знает, с кем дружбу водит.

И пока они шли, папа рассказывал. Оказывается, родители Аси купили дачу за городом и хотели переехать туда жить. Ну и пусть бы себе жили, как говорится, но им захотелось покрыть крышу. Договорились с соседом, он взялся за дело. Хороший мужик, двое сыновей, один год до пенсии оставался. На даче были Асина мать и бабка. А про них и раньше говорили, что они немного помешанные. Два дня он работал, а на третий сорвался с крыши и повис на страховке. Так ни одна из этих дур не вышла и не помогла. Когда его увидели, было уже поздно. Задохнулся в самодельной петле. Они сказали, что не слышали его криков. А деньги Аськин грёбаный папаша заплатил вперёд. Хочешь, не хочешь, а работу доделывай. Взялись сыновья и снова такая же ситуация: старший сын срывается с крыши, падает и спиной в крюк, который из стены там торчал. Насмерть пацана, наглухо. Скорая приехала, а уже всё. Ну, не бывает так, чтобы на одной крыше два одинаковых случая. Не всё так просто с этой семейкой, все же знают, все про это говорят.

– А я про дачу и не знала, – призналась Лена.

– Да чё про неё знать. Сожгли эту дачу недавно. А эти, вон ходят, цветочки носят, – папа в сердцах сплюнул и дальше до дома они шли в полном молчании.

Разумеется, в их следующую встречу, Лена спросила Асю про тот случай и дачу. Ася заплакала. Раньше, она никогда не плакала, а потом рассказала, что это всё из-за мамы. И что если бы не она, то этого бы не случилось. Они специально хотели переехать на дачу, чтобы жить подальше от людей. И это мама вбила тот крюк в стену. Мама думала, что крюк поможет не слышать голоса чужих людей. Она хотела защититься от голосов.

– А как же бабушка? – испуганно спросила Лена, а Ася ответила, что бабушке с каждым днём всё хуже и хуже. Бабушка разговаривает с фотографиями, а вчера, на кладбище, она до поздна разговаривала с портретом на совершенно чужой могиле и утверждала, что ей сделали предложение и её скоро повенчают с покойником.

– Это же ужасно! – воскликнула Лена.

– Ты просто ничего не знаешь, – вздохнула Ася. – Нам лучше больше не дружить. Я должна приглядывать за бабушкой. Скоро приедет папа и мы навсегда увезём бабушку в больницу. Ей уже давно нельзя находится среди нормальных людей. А потом я буду приглядывать за мамой.

Они действительно больше не виделись. Никогда. Вживую, больше никогда, потому что всего неделю спустя произошла трагедия. Римма Ивановна раздобыла где-то свадебное платье, подожгла себя и выпрыгнула с балкона. Весь двор это видел. Они жили на четвёртом этаже. Все видели, даже маленькие дети, игравшие на детской площадке. Лена тоже это видела, а из Асиной квартиры никто не вышел. Тело обгоревшей пенсионерки кто-то из соседей укрыл розовым шерстяным одеялом, а потом приехали скорая, пожарные и милиция. Лена стояла в толпе и видела, как из подъезда, где жила Ася, вынесли на носилках чьё-то тело, покрытое простынёй. Соседи ахали, и кто-то говорил, что это Асина мама. Но сама Ася так и не появилась. Её никто не выводил. Лена простояла на улице до самого вечера, а позже, несколько дней спустя, она узнала от старушек, сидевших на лавочке, что Асю забрал отец и они вместе уехали. Но когда они уехали? Это оставалось для неё загадкой. Она иногда заходила в подъезд и стояла перед закрытой железной дверью. Больше в этой квартире никто не жил. Говорили, что она всё ещё принадлежит Асиному отцу и тот регулярно платит за неё, а мама Лены утверждала, что квартира скорее всего держится для Аськи. Ну вот не дал Бог нормальному мужику хорошей жены, дал психованную. Там все женщины, не от мира сего. Что эта Римма со своей дочерью сотворила? Убила? Зарезала? Никто же толком не знает, только слухи одни. А Аська всё это видела, бедняжка, с этими шизиками жила, до смертной икоты. Как только рассудок-то сохранила, как справилась? Ну, хорошо хоть увёз он её от этого ужаса, может чего и к лучшему.

Лена ждала, что Ася вернётся. Очень ждала, но та всё не ехала. Так прошёл год, затем другой. Лена перешла в восьмой класс. Потом был девятый, а дальше техникум и вот она уже в академии физической культуры. Многое забылось. Старые соседи умирали или уезжали, появлялись новые. Только Асина квартира пустовала. Среди знакомых ходило множество слухов, кто-то говорил, что иногда Асин отец приезжал сюда, а кто-то с ним даже разговаривал лично. Говорили, что Ася долго лечилась в больнице, а потом доучивалась в коррекционной школе. Многие искренне жалели, что девочке досталась такая непростая судьба. Мама Лены однажды рассказала, что её знакомая лично общалась с Асиным отцом и тот говорил, что его дочь получает высшее художественное образование в самой Москве. Получив такое известие, Лена очень обрадовалась – она очень надеялась, что у её бывшей лучшей подруги всё хорошо. У неё самой всё в жизни складывалось хорошо. Повзрослев, она расцвела и превратилась в настоящую красавицу. И молодой человек появился. Очень хороший. Вадик. С соседней улицы. С девятого класса ухлёстывал за высокой баскетболисткой. Родителям он тоже понравился. Ленина мама начала недвусмысленно намекать на свадьбу.

– Завела бы деток, да и продолжала учиться, а мы с отцом ещё в силе, присмотрим. Рожать-то надо, пока молодая, – заводила она разговор на кухне по вечерам. Лена, учившаяся очно, только вздыхала. Какая свадьба, какие дети? Дайте доучиться спокойно.

– Нет, ты на этих, других, не смотри. Выдумали тоже моду: после тридцати рожать. Сначала учёба, потом карьера, потом дети. Мы этого всего раньше не знали, нам и так хорошо было. И ведь ничего? Вырастили тебя, справились, а там глядишь и внучка или внучку поднимем. Ты же доучишься и сбежишь, а нам, старикам какая радость? Ты дочка подумай: они ведь мужики все такие несерьёзные, пока детей нет. А как дети, проблемы, сразу за голову берутся и вкалывать начинают. Вадика твоего, надо покрепче к себе привязать.

– Мама! Ну, что ты такое говоришь?!! Нам лишний раз уединиться негде, а ты такое говоришь. Дети. Накопим на квартиру, тогда поженимся.

– А чего? Я тебе, дочка, только добра желаю. Ты не подумай, а жильё отдельное мы вам найдём. Поднатужимся, в долги влезем, а без угла своего не оставим.

Такие разговоры мама Лены затевала всё чаще и чаще. Стоило только прийти Вадику, как и ему начинали намекать на порядок. Мол, дружишь с нашей дочкой, любовь у вас, так имей совесть жениться как порядочный мужчина. А то ведь, Ленка долго ждать не будет. Женихов за забором – вагон.

Возвращаясь вечером из института, она услышала чей-то незнакомый мужской голос. Кто-то бежал следом и звал её по имени. Было темно. До ближайшего светлого места, которое выдавал уличный фонарь, было около двадцати метров. Она испуганно обернулась и на всякий случай приготовилась дать отпор незнакомцу. Но незнакомец оказался тщедушным подростком в старой милицейской шинели.