Оторвавшись от записей, которые он старательно выводил, Крот поднял глаза на настойчивого посетителя. Неприязнь скользнула по его необъятному лицу и сменилась усталостью.

– Что же, – изрек он, предлагая сесть напротив. Воесил с готовностью принял предложение. – Из нас двоих это ты потратил добрую половину приданого какой-то княгини, чтобы попасть сюда. Так что говори. Я слушаю.

– Пару недель назад… – начал Воесил, покосившись на ворох бумаг на столе. Даже в свете тусклых огарков он смог заметить на некоторых красные печати высокородных особ. – …мы смогли пробраться в одно поместье. И взяли богатую добычу.

Крот понимающе посмотрел на новенький топор. Стража, до этого незримо кружившая в темноте за спиной Воесила, по знаку хозяина отступила. Странное чувство, сродни, наверное, забившемуся в нору лису, что инстинктивно чует присутствие натравленных гончих неподалеку. Возможно, уже оглушительно лающих у самого входа норы в попытках привлечь внимание охотника. Раз – и это мерзкое ощущение скорой смерти вдруг пропало. Как ослабевшая на шее петля. Очевидно, что Крот заинтересовался легкой наживой, пусть ради нее и придется потерпеть наглого инородца.

– Только без подробностей. – Толстяк строго ткнул в него пальцем. – Без имен, усек? Значит, там были?..

– Кубки, – выпалил он. – Каменья. Украшения. Даже книги, на вид древние.

– И теперь вы хотите обменять свои тяжелые и неудобные, к тому же краденые богатства на монеты? Что же, это похвальное решение. В наши дни лучше не иметь ничего, что не поместится в переметной суме, да? И сколько у вас добра весом?

– Сколько могут унести десять крепких мужчин. Крепких и очень жадных.

Крот облизнул опухшие губы и со скрипом подался вперед.

– И где же вы храните свои богатства? – как бы ненароком спросил он, складывая руки на объемном животе.

– Неподалеку. А где вы храните свои?

Широко раскинувшееся поле укрывал плотный туман. Одеяло из сырости вперемешку с гарью от кострищ, он кутал окружение пеленой. Очертания брошенных телег, редких обвалившихся хибар, рваных шалашей… Отовсюду слышались стоны. Воесил осторожно переступал через ворочающиеся тела, стараясь не тревожить падших латрыг и пьяниц.

С трудом найдя нужное тело, он легонько пнул храпящего мертвеца.

– А-ы? – прохрипел Ратибор, повернувшись на спину. – А?

Затуманенные глаза сначала изучили смутно знакомое лицо. Затем он увидел в руках приятеля чашу и с мольбой потянулся за желанным.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Ратибор, жадными глотками осушив содержимое. – Колодезная или речная? А, плевать. Дай отдышаться немного.

Воесил присел чуть поодаль, у самой границы вчерашней гулянки. Трава была вытоптана задолго до их прихода. Обугленная земля, везде куриные кости и всякий хлам. Забытый кем-то стяг, стертый и изорванный до неузнаваемости, мокрой тряпкой висел на древке. Солнца не было видно вовсе, все заволокло серым, даже свет Ирия не продирался сквозь мглу. Действительно, это место походило на поле брани. И Ратибор, с распухшей мордой, оторванным рукавом рубахи, с трудом подымающийся на ноги, едва бухтящий что-то отекшим языком, был на этом кладбище ожившим упырем.

– Спасибо, – повторил он, виновато оглядываясь. Куда-то девшиеся собутыльники, судя по тому, как он похлопывал по карманам, оказались не такими уж и друзьями. – Ты хороший человек. Ну, как все прошло?

– Вполне. Он согласился. Как и всегда с ему подобными. Осталось малое – обменять добычу на монеты и отправиться дальше в путь. И выжить, очень уж он недобро щурился, когда дело дошло до подсчетов. Так что трезвей.

– Хорошо, – кивнул Ратибор с готовностью. – Я всегда за тебя, брат, помни об этом. Все у нас получится. Даже если остальные будут против, то я…

– Кстати об этом. Где все?

Ратибор открыл было рот, но осекся и немного замялся. Действительно, в последний раз Воесил оставлял всю компанию вместе у этого самого костра. Перед тем как отправиться за товаром, они договорились встретиться на этом же месте ранним утром. Вариант, что они расползлись по округе, был смехотворен. Услужливые лоточники целыми ночами ходили от одного костра к другому, предлагая мясо и брагу тем, кто с виду может за них заплатить. Знай сиди, ешь, пей. И жди.

– Так, ну, кажется, вот такое дело, – затянул Ратибор. – Все собирались пойти к мельнице, когда я уже, ну… Короче, спать решил лечь. А вот Рун нет.

– А с ним что?

– Слушай, брат, ты только не злись. Он весь вечер шушукался с каким-то сбродом, те подсели сами. Ну ты знаешь, босяки такие, что по ним веревка плачет.

Воесил поджал губы. Усталость обрушилась вдруг на него ушатом воды. Рун уже давно путешествовал вместе с ними, доказал свою полезность и преданность. Все свыклись с его обществом, и даже Яролик со временем потеплел к заклейменному и порочному чужаку. Но вместе с тем Рун был и тяжелой обузой. Надежда, что хотя бы в этот раз он не ввязался в дурное, таяла с каждым словом.

– И? – Воесил уже знал ответ, но хотел услышать подробности.

– Они шушукались о всяком. Что скоро по тракту с востока придет груз, как раз через местный лесок. И что охраны почти и нет. – Воесил почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Кулаки сами собой сжались, а на виске заплясала жилка. А ведь почти получилось! – И пили мало, больше говорили. А потом ушли. Слушай, ты полегче, а? Даже лицом почернел. Может, оно и к лучшему? Ушел, и хрен с ним, по мне так пусть хоть сдохнет там. Эй, Воесил! Ты слышишь? Ты куда пошел? Эй, Воес! Откуда у тебя топор?! ЭЙ!

– Да, твоя правда, легкое дельце, – сказал Рун, натягивая тетиву.

– Ага. Не светись главное, как наш атаман даст отмашку, так налегаем. Запомни: свистнет – и сразу бьем.

– Да-да-да, свистнет. Помню.

Рун закончил последние приготовления и под неодобрительные вздохи отполз чуть подальше в лес, прильнул к дереву потолще. Да, его позвали для подстраховки, у ватаги были шансы взять добычу и без Руна. Но с опытным лучником все же спокойнее. Тем более он случайно подслушал разговор татей с атаманом, и тут уж отказать было нельзя.

Одна мысль не давала Руну покоя. Откуда у таких оборванцев, пропащих повольников, вооруженных в лучшем случае длинными ножами, есть сведения о богатом караване нахально безоружных купцов? Да и тати, державшие слово с главарем ублюдков, больше походили на способных взять силой чужое добро. Что-то странное, таинственное, а значит, невероятно прибыльное затевалось на этом повороте лесной дороги. И Рун не собирался это упустить.

Он подошел к делу со всей серьезностью. Заточил старые зарубки на ноже, забил тугой колчан, из-за накрапывающей измороси до последнего не натягивал тетиву. В сорном бурьяне отчетливо виднелись серые рубахи нетерпеливо суетящихся, чешущихся, блохастых бедолаг. Рун прикинул, скольких незаметно сможет убрать, когда начнется веселье, чтобы увеличить собственную долю.

Часы тянулись мучительно долго. Рун успел зачехлить оружие и теперь, легонько насвистывая, резал ножом мягкую от вечной сырости кору. Ребятам в траве было гораздо хуже. Кажется, они уже пожалели, что ввязались в это дело, и поминутно вставали на ноги, с хрустом на всю округу распрямляя кости.

Судя по далеким крикам, ярмарочный городок уже отошел от ночных гуляний и постепенно возвращался к жизни. Свет Ирия поднялся над горизонтом и теперь бил в спину. Время шло к полудню, и с каждой минутой его отсутствие становилось все более явным. Наверняка Ратибор уже очнулся и, проблевавшись, стал рыскать по округе. Надо было спешить.

– Едут! – неожиданно звонкий голос прорезал тишину.

Часовой, совсем юнец, нырнул в бурьян. Остальные подтянули поближе копья, изогнули спины и напряглись, как кошки перед прыжком. Действительно, едва отзвенело эхо крика, на дороге показалась повозка. За ней, покачиваясь от тяжелого добра, еще одна и еще. Сонные извозчики клевали носом, тягловые лошади брели, почти не разбирая дороги. Рун встал во весь рост и натянул тетиву.