«Я не скажу вам ничего…» Я не скажу вам ничего: И правда, что тут говорить? Игра такая – кто кого, Пока есть силы, буду жить. Увидел я, чего желал, Но не продался с молотка, Я миг несбыточный искал, И верил, не прозрел пока. Тут нет неправды, нет тут лжи, Здесь нет ни снега, ни дождей, И сколько поезд свой не жди, Ты все равно не будешь с ней. А карта ляжет на ребро, И ускользнет надежд ручей, Немного, впрочем, отлегло, Хоть твердо помню блеск очей. Закройте двери же за мной, Скажите, киньте мне «пока», Досада срок имеет свой, Но что-то горько не слегка. «В твоих глазах играют треки…» В твоих глазах играют треки, В них жизни реки, бирюза, Я целовал бы эти веки, Чтоб их не тронула слеза. А на плечах твоих накидкой То солнце сядет, то луна. Ну, забирай меня со скидкой С собой, целебная волна. Дрожь губ, басами сердце бьется — Пусть для тебя оно стучит, Ты мой дурман, и пусть порвется Струна, что не тебе звучит. «Засветилось небо пред рассветом…» Засветилось небо пред рассветом, Где-то в моей памяти умрет, Что искал всегда на свете этом, Мне не даст ни этот мир, ни тот. Вечен круг луны по горизонту, Тьмы полет неведомый гнетет, Жизнь моя подобна в дырах зонту: Дождь сквозь щели в душу льет и льет. Как слезами мне не захлебнуться? Словно губка, все в себя вбирал, Но теперь уж не к кому вернуться: Ложь, яд слов, предательство познал. Вот и все: сказала, я остался, Лишний стал – знакомый ход вещей, Хоть к тебе я с бурей прорывался, Все как есть: по-прежнему ничей. Ни тебе не нужен, ни себе я, Скорбный крест несу я, как и нес, Углядела ты во мне халдея, В сердце васильки вновь ветер снес. Просто я отдал себя без фальши Лишь тебе, частями, не за раз. Как черты по-прежнему пьянящи, Хороша, да хоть мне вырви глаз! Я простился навсегда с тревогой, Я плитой надгробной покорен, В этом мире доверять осталось Лишь тому, кто нам дарует сон. Так зачем же ты меня пленила? Так зачем же ты меня звала? Лишь по малодушью не убила, В пепел превратив, собой сожгла. «Не доверяю я себе во многом…»
Не доверяю я себе во многом: Запутавшись, вновь прямо не пройти. Я в небо гляну и останусь с Богом, Чтоб лишь ему тревоги донести. Все ж ошибаюсь часто, в полной мере, Из размышлений я сюртук надел. Тот, кто прозрел, себя ведет по вере, Я жизни, не поняв, и сути не задел. Слепит янтарь соборов куполами, Мне кажется, при ярком свете дня Заметен я со схожими грехами, И от сего закат хранит меня. И в темноте не виден я народу, И мне спокойно, мало что гнетет, Я пробираться пробую по броду, Но на стремнину, в гибель рок ведет. И свечи тонут в озере надежды, Когда под ночь слипаются глаза, Я воспеваю дни, что безмятежны, Да вспоминаю лики, образа. Сквозь ореол от солнечного нимба, Он, вездесущий, глянет из дворца, Нам предоставив землю вместо лимба, Поди простит ничтожного чтеца. «Я как кукла вуду для иголок…» Я как кукла вуду для иголок, Только их втыкаете одни Вы в меня, и юмор ваш так колок, Все больнее – кончились бы дни. То ли больше стал у них диаметр, То ли глубже проникают вновь, Но скорей же, милая, родная, Мне большую в сердце приготовь. Я устал, замучился от боли, Слишком скорбен сей порочный круг: Все качался по полу, уколы, А в итоге только лучший друг. «Мне нигде не рады и совсем не ждут…» Мне нигде не рады и совсем не ждут, Черные ограды из-под земли встают, Разорваться в клочья хочется порой, Лишь спасибо Богу, благо что живой. Никому не нужен, лишний сам себе. Может, я простужен и в большой беде? Нет, никто не вспомнит, пуст родной приют, Снизойти на землю или сгинуть тут. «Не говорите мне, что я пропал…» Не говорите мне, что я пропал, Не говорите мне, что все пропало, Быть может, я от горести устал И сердце от терзаний мне сковало. Что в жилах больше не трепещет кровь — Течет внутри отравленной рекою, Что не подняться, боль не превозмочь, Судьбы проклятье реет надо мною. Не говорите мне, что мне не смочь, Не дотянуться до небес рукою, Что от меня, что есть, уходит прочь, И жизнь вот-вот прощается со мною. Пусть тлеет жизнь, как уголь под золой, В дряхлеющей душе осталось пламя, Я полюбить успел давно покой, Пусть вверх взойдет обветренное знамя. И пусть тот путь, очерченный кривой, Ведет меня доселе и обратно, Я все равно останусь сам собой, Хотя, быть может, вижу, что превратно. |
