«Иной раз хочу умереть…» Иной раз хочу умереть, Проникнуть в мир истины вечной, Мне б в небе бескрайнем узреть Твой взор, опоясанный свечкой. Куда б ни отправился я, Я жду твоего в сердце гласа. Накрыта тобою земля, И к ночи спускается ряса. И этот испорченный мир Такой все ж маняще-прекрасный! У воронов близится пир — С того ли закат нынче красный? Стремлюсь иль, свод рук опустив, Решить Богу все дозволяю, Себя смиренным окрестив, Судьбой бесчинной вытрезвляю. Возникший свет отвергнет тьму, К нему стремлюсь, тебе внимаю, Прости, не знаю, что приму, От мыслей свыше умолкаю. А за окном – дожди навзрыд И листья доблестно спадают, А я никчемностью привит, Все в мире собственном страдают. Оставь мне тягостные дни, Соизмеримо дав терпенья, Чтоб не доставили они Неупокоенного тленья. Да, жизнь длиною с ноготок, Ей грош цена – и та мешает. Я незавязанный шнурок, Идти который досаждает. «Ты не знала, ничего не знала…» Ты не знала, ничего не знала, Как меня терзала жизни бредь, Что зима, кручинившись, застлала Свой ковер, чтоб дать в ней умереть. А хотела знать ли ты, что было И куда ведет засада дней? Неживое сонмами завыло, Гнать умеешь – выплесни, огрей. Не смутит меня твое признанье, Что с тобой мне не быть тождеством, Я терял и меру, осознанье, А ты жила жизни торжеством. Перенес я шторм, что гнет ракиты, Вездесущий невод грешных нужд, Оттого глаза всегда залиты, Я ж тебе противен, даже чужд. «Светило путеводное…» Светило путеводное, Поведай мой удел: Что долей предначертано, Где дней моих предел? Куда ведешь – неведомо, Жду снизу, под тобой, Тобой стезя изведана, И нет судьбы иной. И где уж мне последний миг Сведется коротать, Среди друзей иль недругов, Придется издыхать? Поглотит плоть могила ли, Иль поле, косогор, Иль примет плоть остывшую Густой сосновый бор? Гори же ярче прежнего В сияющей дали, Своим лучом сверкающим Дорогу озари. «Блажен, кто верует, когда уж веры нет…» Блажен, кто верует, когда уж веры нет, И свят, кто ведает и чтит святой завет, А я неправедный, прости меня, Господь. На жизни-мельнице мне кости размолоть? Зароки, каянья, а проку от всего? Крапива жгучая от слова твоего. Я неприкаянный, со мной ты или где? Прости, родимая, я чую: быть беде. «Ничего-ничего не нужно…» Ничего-ничего не нужно, Все, что есть, вы оставьте себе И живите, коль выйдет, дружно. Я ободранный кот нигде. Мои лапы чернеют часто, Но в ночи вижу лучше дня. Не гоните меня напрасно, Ведь обидно то для меня. Ноют раны, болят суставы, Развалиться боюсь совсем, Всех животных излечат травы — Благо жизней досталось семь. Вы погладьте меня, прижмите, От тепла я урчу всегда, А не нужен – так усыпите, Не такая то и беда. «Не стану я задумывать благ россыпь…» Не стану я задумывать благ россыпь, Не посягну тянуться до светил, Я целовал малиновые росы И никого словами в бок не бил. Не нужно мне ни ролей, ни признаний: Провозглашать свой статус смысла нет. Я только пыль под гнетом мирозданий, Всего лишь тень, попавшая на свет. Прости меня, любой, кого обидел, Настанет время камни собирать. Тетрадка в клетку – что я в жизни видел? И там тюрьма, решетка – что сказать? Но возмести немного, Всемогущий, Чтоб не досадно было умереть, Я полюблю твой сад, святых зовущий, — Дай хоть взглянуть на мир сквозь эту клеть. «С ежевичных озер и мельчающих рек…» С ежевичных озер и мельчающих рек Мне почудился перст и крестов оберег. Распеваются пташки и пьют с неба брют, Все живое повсюду, трещат и снуют. Оторвались деревни, пробрались в леса, Зазвенели вечерни во все голоса, Городские фонтаны льют с радугой пунш, Чуть целует губами лучей поздних плюш. Запрокину я голову в рапсовый круг, В пожелтевшее облако долгих разлук, Отлетела, умаялась дня полоса, Да бредет неприкаянно ветра коса. Полюбилось с беспечностью быть на земле, Разоряться да каяться в жизни котле, Попытаюсь быть искренним, сжечь корабли, С них останутся к вечеру бусы-угли. Я боюсь окунуться в светил мириад, Чужд злой вечности блеск и вселенский парад, Мое сердце припаяно, родина – флюс, И пусть крылья оставлены, в ней растворюсь. |
