— Хорошо. — ответил я и вышел из автомобиля, — Так необычно, что никто не обращает на меня особого внимания.

— Как я уже сказала, все уже давно знают про вас и никого вами не удивишь, но если честно, то вы находитесь под защитой закона одаренной чести, и никто не осмеливается относиться к вам как к чужаку, — Ман Ти Фат снова погрустнела.

— Закон одаренной чести?! — удивился я,

— Да, это довольно старый закон, а точнее — один из самых старых, ему больше шести с половиной тысяч лет. Он настолько непреложен, что случаи, когда он был нарушен, попали в учебники истории. Им уже очень давно не пользовались, с момента войны Табулаков, порядка шестидесяти циклов назад. И тем не менее наш народ чтит этот закон и уважает каждого, кто воспользуется его правом, — последние слова Ман Ти Фат произнесла совсем тихо.

— Я вижу, тема вам неприятна, но могу ли я полюбопытствовать, в чём суть закон одаренной чети? — проявил настойчивость я,

— Ах да, я совсем заговорилась, — приободрилась Ман Ти Фат и смахнула слезу с щеки, — суть его сводится к тому, что в момент когда интересы общества идут вразрез с интересами индивида, последний может отдать свою жизнь в защиту своих взглядов, и всякий кто нарушит этот закон, берёт на себя бремя смерти индивида, отдавшего свою жизнь и честь.

— То есть, кто-то отдал свою жизнь за меня? — поперхнулся я,

— Тафу Ил! — совсем раскисла Ман Ти Фат, — Его последнее желание — было считать тебя им самим, и относится к тебе, как если бы это был он сам. Закон работает и на шести континентах, честь и почёт, что он имел, по праву принадлежат тебе.

— Но зачем вообще это потребовалось? — я старался обнять плачущую Ман Ти Фат,

— Затем, что уже с первых дней после твоего появления было ясно, что тебе не покинуть лаборатории, Тафу понимал это, но боролся с администрацией как мог. Полтора года борьбы привели его к нашему правителю, но и там опьянённые страхом руководители были уверены, что место тебе в клетке. - Ман Ти Фат взяла небольшую паузу, — Ты пойми, мы не враждебны по натуре, но мы были очень напуганы, да и не только тогда, даже сейчас, но виду никто не покажет.

— Я даже не могу представить, чем так напугал вас, — чувство вины начало давить, и голос начинал дрожать, — я за свою жизнь и мухи не обидел, а мои технологии менее развиты, чем ваши.

— Да, в чём-то ты прав, но далеко не во всём, — сказала Ман Ти Фат, — ты, может, и не обидел, но вот твой народ показался всем нам весьма враждующим. Но вот с технологиями всё гораздо сложнее, твоя технология искривления пространства на три порядка лучше и проработанней, чем наша, вы шагнули далеко вперёд в понимании устройства физического мира.

— Минуточку, — перебил я, — на момент моего исхода с моей планеты, никто и близко не овладел этой технологией, даже до самого начального уровня, и в ближайшие сотни лет едва ли достигнет.

— Очень самоуверенно, но вы можете говорить только за себя, но не за представителей вашей цивилизации, — Ман Ти Фат что-то понажимала в своём мобильном устройстве, — Тафу Ил понимал всё это, он знал, что вы представитель группы мыслителей, нежели завоевателей. Но его попытки, убедить во всём этом общественность, которая очень часто бывает слепа и глуха, не привели ни к чему. И не нашёл иного пути, как стать мучеником.

— Я искренне соболезную, спроси тогда вы меня, я бы не позволил так поступить, — промямлил я, — безусловно, я люблю свою жизнь, но никогда не ставил её выше чьей-либо другой.

— Значит, Тафу не ошибся в вас. — Она посмотрела в мои глаза, и в них я увидел печаль и бездонную пустоту, — Но это бремя нести всем нам и вам, как я вижу, тоже.

— Безусловно.

На подходе к школе автомобильная дорога заканчивалась тупиком. Дети садились в автомобили, и те уезжали. Был и автобус, небольшой по меркам автобусов, всего на десять пятнадцать учеников. Возле входа в школу, посреди зелёной аллеи, стоял небольшой памятник, на нём взрослый Глизианин карабкался в гору, тянув за руку Глизианина помоложе, а тот, в свою очередь, тянул за руку совсем молодого.

Входная группа была выполнена в виде большого тамбура, внутри которого были высоченные колонны с нанесёнными на них надписями, — что это такое? — поинтересовался я,

— Это наша история, — шагая в довольно быстром темпе, сказала Ман Ти Фат,

— Вся?

— Ну нет, конечно! — она улыбнулась, — у нас есть обычай, когда строят новую школу, то предусматривают в ней зал истории. Он может быть где угодно, необязательно как здесь сразу на входе, иногда это отдельная аудитория. Но выглядеть она должна монументально, и все письмена, а это история за последние пятьдесят циклов, должны быть вытесаны в твёрдой породе.

— Любопытно. — мы вошли в коридор, — Могу я попросить вас показать мне школу?

— Безусловно. У нас есть немного времени, прежде чем закончатся занятия, я думаю, этого вполне должно хватить для небольшого экскурса. - Ман Ти Фат указала на дверь справа, и мы вошли внутрь ещё одного коридора.

Длинный коридор имел небольшой плавный изгиб вправо, слева была стена с маленькими окошками на улицу, а справа были стены сплошь из стекла, с такими же стеклянными дверьми. Этот коридор соединял крошечные аудитории, в каждой из которых, в самом центре, стоял стол и два стула, несколько стульев располагались у стены напротив стола, а позади стола стоял стеллаж, заполненный различными мелкими предметами.

Почти в каждой аудитории находилось по два ученика, и только в одной из аудиторий их было трое. Пройдя этот коридор до самого конца, без малого пятьдесят метров, мы вышли в небольшой, овальный холл, в котором располагалась лестница наверх и небольшой сад посредине.

Поднявшись на второй этаж, нас ожидал точно такой же коридор, но с обратной стороны которого была столовая. Ман Ти Фат купила два горячих напитка и угостила меня. На вкус он напоминал горячий вишнёвый компот. И мы вышли в коридор снова.

— Так, с чего бы начать, — начала свой монолог Ман Ти Фат, — в наших школах так устроено, что все занятия индивидуальные, за крайне редким исключением, когда обстоятельства складываются определённым образом, и нет возможности вести урок индивидуально. Весь учебный процесс делится на две фазы, в первой фазе ты учишься, а во второй учишь. Помимо этого, есть экзаменационные дни, когда ученики проходят проверку на полученные знания, это происходит каждые двенадцать суток.

— А сколько всего учится сейчас в этой школе учеников? — полюбопытствовал я,

— Семьсот, плюс-минус, — ответила Ман Ти Фат,

— И у каждого ученика свой учитель? — удивлённо проговорил я и заглянул в одну из аудиторий,

— Абсолютно верно. — Ман Ти Фат указала на пару ребят в аудитории, — Видите эту пару ребят? Сейчас у одного из них первая фаза — он учится, а у другого вторая фаза — он обучает. Весь учебный день ребят — это череда фаз, когда они сначала учатся у тех, кто классом выше, а потом обучают тех, кто классом ниже.

— Забавная концепция, но насколько она эффективная? — Не спуская глаз с учеников, сказал я, — Но кто учит старших, и что делать, когда кто-то заболел?

— Концепция очень эффективная, мы практикуем Педагогику Ша Су Эм, так звали учёного, разработавшего и внедрившего эту систему в образовательный процесс, более шести сотен циклов назад. За это время система претерпела незначительные изменения, но в общем сохранила свой первоначальный вид и по сей день. Эффективность настолько высока, что за четырнадцать циклов, ученик превращается из ребёнка в толкового специалиста со знанием дела. А по поводу старшеклассников, здесь всё просто, в каждой школе есть штат педагогов, они непосредственно занимаются учениками последнего класса. Ну а если кто-то заболел, его всегда заменят кто-то из параллели, и возьмёт себе на обучение ещё один из учеников или свободный учитель. Редко бывает такое, что болеет кто-то один, всегда есть отсутствующие и из младших, и из старших классов. У педагогов есть и другие функции, например, они занимаются распределением учеников по психотипам. Одно из немногочисленных изменений в методике Ша Су Эм, заключалось именно в том, что учеников не просто распределяют между собой, а ещё и учитывают их психологические портреты, чтобы процесс обучения был максимально комфортным и эффективным, как для ученика в первой фазе, так и для того, кто в фазе номер два.