- Но со слов твоей сестры я так понял, что Клодий был уже мёртв, когда Тедий нашёл его на дороге. И на суде она говорила то же самое: как ты видела, что Тедий и его дочь взяли Клодия в свои носилки; но ни слова не сказала о том, что тогда он был ещё жив. – Я умолк, пытаясь точно припомнить её слова.

- Он был ещё жив, - сказала вдова. - Должно быть, моя сестра неправильно меня поняла. И то сказать: я же была как в бреду.

- Да, похоже, вы с сестрой не до конца поняли друг друга. Но ведь и сенатор давал показания на суде. И тоже ни словом не обмолвился, что когда он нашёл Клодия, тот был ещё жив.

- Он был жив. Весь изранен и еле держался на ногах – им пришлось поддерживать его с двух сторон, чтобы он мог сесть в носилки – но жив. Если только мёртвые не способны ходить и разговаривать, Клодий был жив! А мой Марк лежал возле лестницы мёртвый! Зачем ты меня мучаешь?

Она разрыдалась, сорвалась с места и сбежала вниз.

Я остался у окна, уставившись на пустую дорогу, будто мой взгляд мог призвать лемуров погибших и заставить их заново повторить последние мгновения их жизни.

Но такой власти не дано смертному.

Глава 35

Солнце уже садилось, когда мы подъехали к вилле сенатора Тедия. Я зверски проголодался и к тому же здорово устал после нескольких часов езды верхом. Оставив мальчиков присматривать за лошадьми, я отправил Давуса вперёд постучать в дверь.

Пришлось долго ждать, пока нам откроют; потом ещё дольше, пока привратник доложит обо мне хозяину; но наконец он вернулся и сказал, что его господин приглашает меня войти.

Меня провели в ту же комнату, что и в прошлый раз. В распахнутые настежь окна можно было видеть приютившийся ниже по склону город Ариция, на чьи крыши падал последний отблеск уходящего дня. Сенатор сидел очень прямо на старомодном, без спинки стуле. Хотя вечер выдался довольно тёплый, на коленях у него лежало одеяло. Я вспомнил, как на суде он сильно хромал на левую ногу.

- Я помню тебя. – Сенатор провёл загорелой жилистой рукой по седым волосам. – Ты тот самый человек Помпея, который был здесь в феврале и расспрашивал меня.

- Видимо, я тогда не обо всём тебя расспросил.

- Ты опять «по поручению Великого», как, если мне не изменяет память, ты выразился в прошлый раз?

- Можно сказать да. Помпей нанял меня для выяснения всех обстоятельств случившегося на Аппиевой дороге, и я полагал, что полностью выполнил свою работу. Оказывается, я ошибался.

- Говори прямо.

- Именно для этого я здесь. Надеюсь, что и ты будешь говорить со мной прямо, Секст Тедий.

Он приподнял бровь, но ничего не сказал.

- Твоя дочь дома?

- Я совершенно не понимаю, почему тебя вдруг интересует, дома моя дочь или нет.

- Мне нужно поговорить с вами обоими.

Седые брови нахмурилась. Секст Тедий бросил на меня долгий изучающий взгляд.

- Тебе что-то известно, не так ли?

- Я знаю больше, чем час назад. Я хотел бы знать всё.

- Знать всё было бы для смертного проклятьем. Тедия! – Сенатор возвысил голос. – Тедия, иди сюда.

Его дочь шагнула в комнату. Она была одета в ту же самую столу, что и в прошлый раз. Ни косметики, ни украшений. Наброшенная на голову белая накидка была перехвачена голубой лентой.

- Тедия всегда подслушивает, когда я с кем-то разговариваю, - заметил сенатор. – Так гораздо удобнее. Если мне случается что-нибудь забыть, она всегда напомнит.

- У нас с отцом нет секретов друг от друга, - произнесла Тедия. Встав позади отца, она положила руки ему на плечи.

- Я видел, как твой отец давал показания на суде, - сказал я. – Повторял то же самое, что рассказал тогда мне. Помнится, ты собиралась сделать всё, от тебя зависящее, чтобы твоему отцу не пришлось свидетельствовать, не так ли?

- Мы поговорили и решили, что так будет лучше В конце концов, Клодия доставили в Рим в наших носилках. Наш отказ объяснить, как это случилось, вызвал бы… толки.

- Понимаю. К тому же, - обратился я к сенатору, - рассказ твой прозвучал на суде достаточно правдоподобно. Тем более, что сказал-то ты почти правду. Просто умолчал о некоторых деталях. Например, о том, что когда вы обнаружили Клодия у харчевни в Бовиллах, он был ещё жив.

- Как ты узнал? – резко спросила Тедия, нервно сжимая плечо своего отца. Я вспомнил, как она потирала ладони при прошлой нашей встрече. – Если кто-нибудь из наших рабов посмел проболтаться…

- Ваши рабы вас не выдали. Был свидетель.

- На суде его не было.

- Не было, верно. Свидетель находился в отъезде – в Регии, как мне сказали.

Секст Тедий чуть заметно поморщился. Наверно, дочь слишком сильно сжала ему плечо.

- Клодий заслуживал смерти, - заявила она.

- Возможно. И всё же ты плакала на суде, когда Фульвия давала показания.

- Женщина может пожалеть вдову, нисколько не сожалея при этом о смерти её мужа.

- Вот как. И как же умер Клодий?

Я затаил дыхание. Если она откажется отвечать, заставить её я не смогу. Тедий поднял руку и предостерегающе сжал запястье дочери, но она не обратила на это никакого внимания. На лице её застыло непреклонное выражение.

- Я убила его.

- Как? За что?

- Ты спрашиваешь, за что? – её голос возвысился почти до крика. – Да он самый худший из всех нечестивцев, каких когда-либо носила земля! Ты не мог не наслышаться о его кощунствах, пока досаждал всем тут своими расспросами. Он вырубил священную рощу Юпитера – просто потому, что ему понадобилась древесина, чтобы пристроить ещё несколько комнат к своей вилле. Подумать только: изгнал бога, чтобы освободить место для себя! А как он поступил с весталками – это же просто в голове не укладывается! Обманом выманил их из их дома, обхитрил, будто торгаш! Он что, надеялся, что такие преступления сойдут ему с рук?

- За много лет Клодий совершал и не такие преступления, - заметил я. – И все они сходили ему с рук.

- Тем более он заслуживал кары, - непреклонно сказала Тедия.

- Он был жив, когда вы обнаружили его у харчевни.

- Живёхонёк.

- Но, вероятно, находился при смерти.

- Тебе-то откуда знать? Кто ты такой, чтобы судить? Так вот, я расскажу тебе…

- Тедия! – предостерегающе сказал сенатор.

- Мне нечего стыдиться папа. И я не боюсь. Всё было так, как рассказывал мой отец: мы направлялись в Рим и возле святилища Доброй Богини встретили Милона с его бестолково суетящимися слугами и сгрудившимися вокруг него телохранителями с окровавленными мечами. Милон стал говорить, что на него напали разбойники. Я испугалась и стала уговаривать отца вернуться домой; но он и слышать об этом не захотел, и мы поехали дальше. Теперь я понимаю, что сама Веста направляла нас в тот день. Мы подъехали к бовилльской харчевне и увидели повсюду мёртвых. Я вся похолодела от страха, меня трясло; я думала, вот-вот лишусь сознания. Теперь я понимаю, что это Веста завладела мною, готовя меня к исполнению её воли.

- На дороге валялись убитые; всё было залито кровью. Странно было оказаться в давно знакомом в месте, которое проезжал столько раз, не обращая на него внимания, почти не замечая – в самом обычном, в таком привычном месте – и застать там такую жуткую картину. Это было как в страшном сне, как в бреду. Я помогла отцу выйти из носилок, и мы стали обходить лежащих. Но помочь было уже некому; они все были мертвы.

- Потом мы услышали, как в доме кто-то зовёт на помощь, и в дверях показался Клодий. Одежда его была вся изорвана; к плечу он прижимал окровавленную тряпку. Увидев нас, он сказал: «Спасите меня». Он едва мог говорить.

- Все кто был с ним, погибли, - вставил Секст Тедий. – Его люди верно служили ему; этого отрицать не приходится.

- Он, шатаясь, вышел из дома, - продолжала Тедия, - споткнулся, упал на колени и, застонав от боли, перевернулся на спину, так чтобы раненое плечо не касалось земли. Встать он даже не пытался. Мы с отцом подошли к нему. «Отвезите меня домой. – Он говорил с трудом; нам пришлось наклониться, чтобы разобрать слова. – Только не на виллу. Они станут искать меня там. Отвезите меня в Рим. В своих носилках. Спрячьте меня!» - «От разбойников?» - спросил мой отец. И Клодий засмеялся; и я увидела, какие ровные и красивые у него зубы. Страшно, зло засмеялся. «Здесь нет никаких разбойников, кроме Милона и его людей, - сказал он. – Они гнались за мной, хотели меня убить, но кто-то спугнул их. Скорее, спрячьте меня в своих носилках!»