Толпа медлила расходиться. Вокруг наперебой рассказывали о случившемся. Слухи были самые противоречивые. Клодия убили на Аппиевой дороге, на самом выезде из Рима – нет, за двенадцать миль от Рима, возле Бовилл - нет, южнее. Клодий ехал верхом и был один – нет, его сопровождали несколько телохранителей – нет, он ехал в носилках с женой, в сопровождении обычной свиты телохранителей и слуг. Они попали в засаду – нет, убийца был один – нет, среди людей Клодия был предатель, он-то и убил. Слухам не было конца, и лишь в одном все сходились: Клодия убили.

Тем временем тучи разошлись, и в чёрном небе стали видны поблёскивающие, как льдинки, звёзды. С самого начала я разогрелся от быстрой ходьбы, потом, в толпе, меня согревало тепло от множества тел и факелов; но теперь ночь стала холоднее, и я начал мёрзнуть не на шутку. Потопав ногами и потерев ладони друг о друга в тщетной попытке согреться, я не выдержал и обратился к Эко.

- Это без толку. Мне холодно. Надо было одеться потеплее. – Эко, казалось, совершенно не замечал холода, хотя плащ на нём был не теплее моего. Впрочем, в пятьдесят восемь лет кровь стынет быстрее, чем у того, кто на двадцать лет моложе. – Что толку здесь торчать? Мы узнали, в чём дело. Клодия убили.

- Да, но кто его убил?

Я сдержал улыбку. Мой приёмный сын пошёл по моим стопам, а для людей нашей профессии привычка докапываться до истины становится второй натурой, даже когда за эту истину нам никто не заплатит.

- От этой толпы всё равно ничего не узнаешь.

- Похоже, что нет.

- Тогда пойдём.

Эко всё ещё колебался.

- По идее, они должны выслать кого-то, кто объявит… Рано или поздно кто-то наверняка выйдет… - тут он заметил, что я весь дрожу. – Ладно, идём.

- Тебе незачем уходить. Оставайся, если хочешь.

- Одного я тебя не отпущу. Не в такое время.

- Пошли со мной телохранителей.

- И остаться здесь одному? Я не дурак.

- Тогда пошли со мной двоих, а двое пусть остаются с тобой.

- Нет, не хочу рисковать. Я провожу тебя домой, а потом вернусь, если до той поры не найду чего-нибудь получше.

Мы могли бы спорить ещё долго, но тут Эко резко вскинул голову, глядя на что-то позади меня. Его рабы враз насторожились.

- Кто из вас Гордиан? - пробасил голос за моей спиной. Я обернулся и едва не уткнулся лицом в чью-то широченную грудь. Пришлось задрать голову, чтобы увидеть грубое, обветренное лицо и огненно-рыжую шевелюру.

- Я Гордиан.

- Пойдём со мной. – Акцент у него был ужасный.

- Куда?

Верзила чуть склонил голову.

- В дом, конечно же.

- И кто же меня приглашает? – Но я уже знал ответ.

- Тебя зовёт госпожа Клавдия.

Значит, она меня всё-таки заметила.

Глава 2

Мне совсем не улыбалось протискиваться сквозь толпу к воротам, хотя бы и в сопровождении великана-гладиатора; но он повёл нас совсем в другую сторону, дальше по улице. Мы обогнули толпу и очутились далеко от колоннад, у подножия узкой лестницы, усаженной двумя рядами фиговых деревьев, чьи густые ветви сплетались, образуя над ступенями сплошной навес.

- Это что, дорога к дому? – недоверчиво спросил Эко.

- Идите за мной, - отвечал верзила, указывая вперёд, где маячил крошечный огонёк светильника.

Мы стали осторожно подниматься. Ступеньки тонули в тени, а факелов у нас не было. Наконец мы добрались до верхней площадки и очутились перед деревянной дверью, возле которой дежурил ещё один гладиатор. Он заявил, что мы должны оставить охрану и оружие снаружи. Эко отдал свой кинжал одному из наших рабов. У меня не было оружия, но гладиатор не поверил мне на слово и обыскал. Лишь тогда он открыл дверь и впустил нас.

Пройдя по длинному, скупо освещённому коридору, мы спустились по лестнице и очутились в узкой передней, сразу же за парадными бронзовыми дверями, заложенными тяжёлым деревянным засовом. Сюда доносился шум толпы с улицы.

- Ждите здесь, - коротко сказал наш провожатый и исчез за тяжёлой занавесью.

Я огляделся. Передняя освещалась свисающим с потолка светильником, свет которого отражался в гладко отполированных мраморных стенах, таком же полу и даже в занавесях.

- Видал? – кивнул я Эко. - Это знаменитые пергамские занавеси. Говорят, они из дворца самого Аттала. В них вплетены нити из чистого золота. Посмотришь на них – так можно подумать, что они сотканы из пламени!

У этого дома, как и у его убранства, была хоть и короткая, но весьма примечательная история. Он был выстроен шесть лет назад Марком Скавром. В тот год Скавра избрали на должность эдила, а это значило, что он обязан за свой счёт устраивать театральные зрелища и представления для римских граждан во время осенних праздников. Следуя давней традиции, он построил на Марсовом поле временный театр. Двумя годами позднее Помпей соорудил первый за всю историю Рима постоянный театр – ни один уроженец Рима не додумался бы до такого проявления греческого упадничества[1]; но Скавр построил свой театр лишь на один сезон.

На своём веку мне довелось побывать во многих городах и повидать много замечательных зданий, но ни одно из них не могло сравниться с театром Скавра. Он вмещал восемьдесят тысяч зрителей; трёхъярусная сцена опиралась на триста шестьдесят мраморных колонн. По всему зданию в нишах и между колоннами были установлены три тысячи бронзовых статуй, свезённых из разных стран. О невиданных статуях говорили по всему Риму; на них указывали друг другу во время представлений, если интерес зрителей к происходящему на сцене угасал; и впустую старались актёры, чью игру затмевало великолепие убранства.

Нижний ярус сцены был сооружён из мрамора, верхний – из позолоченного дерева, средний же представлял собой удивительную конструкцию из стекла. Не просто окна – стены целиком были сделаны из стекла. То была невиданная доселе роскошь. Декорации рисовали лучшие художники, а занавесы были из драгоценной ткани – красной и оранжевой, с вплетением золотых нитей, как плащ легендарного царя Аттала. При луне они казались сотканными из света.

Когда праздники закончились, театр закрылся. Роскошную обстановку Скавр частично распродал, частично раздарил; но большую часть использовал для обустройства своего нового роскошного дома на Палатинском холме. Колонны были использованы для веранд и портиков, стеклянные панели – для крыш, а многочисленным статуям, картинам и занавесам нашлось место в доме. Для атриума Скавр захотел использовать самые высокие колонны, из чёрного лукуллова мрамора[2], высотой в восемь человеческих ростов. Колонны эти были так тяжелы, что перед тем, как везти их по улицам на Палатин, Скавру пришлось выплатить надзирателю за городской канализацией залог на случай повреждения канализационных стоков.

Выстроенный дом возбудил не меньше слухов, чем театр, и собирал не меньшие толпы зевак. Менее экстравагантные – и менее состоятельные – соседи единодушно провозгласили его кричащей безвкусицей и попранием всего истинно римского. Им следовало помнить поговорку троянцев: не бывает так плохо, чтобы не могло стать ещё хуже. Несколько лет спустя Марк Скавр продал дом Публию Клодию. Клодию, подстрекателю толпы и вожаку отребья; Клодию, бичу «лучших людей»; Клодию, отпрыску знатного патрицианского рода, отрёкшемуся от патрицианства ради того, чтобы занять должность трибуна. Покупка обошлась Клодию в пятнадцать миллионов сестерций без малого.

Если Клодия и вправду убили, то недолго же довелось ему пожить в своём новом роскошном доме. Он даже не успел увидеть, как выглядят веранды и портики в цветущих розах.

Раздвинув занавес, я просунул голову, и глазам моим предстал высоченный атриум.

- Гляди! – тихонько сказал я Эко, шагнув вперёд и делая ему знак следовать за мной. – Те самые колонны, из лукуллова мрамора. – И мы оба задрали головы, разглядывая уходящие ввысь чёрные колонны и потолок, который, казалось, парил на высоте сорока футов.

В центре атриума находился неглубокий бассейн, дно которого было выложено мозаикой с изображением ночного звёздного неба. Точно над ним в потолок была вделана панель из прозрачного стекла такого же размера, как бассейн; так что если долго смотреть, начинало казаться, что это звезды со дна бассейна отражаются в небе.