Я принял его предложение с мрачным кивком, изо всех сил сдерживая улыбку. Я уже почти наяву ощущал поток серебра, льющийся на мою голову. Затем мой взгляд вновь упал на искажённое лицо Панурга, и я наконец осознал всю серьёзность своей задачи. В случае смерти раба в Риме редко кто пытается доискаться до истины. «Если я отыщу убийцу, – поклялся я про себя, – то не ради Росция и его денег, но дабы почтить тень артиста, убитого на самом пике величия».
– Хорошо, Росций. Но мне потребуются ответы на некоторые вопросы. Пожалуйста, проследите, чтобы никто из труппы не уходил, пока я не закончу. Прежде всего я хотел бы переговорить с вами наедине. Быть может, чаша вина подбодрит нас обоих…
***
Пару часов спустя я восседал в тени оливкового дерева на тихой улочке неподалеку от храма Юпитера. Рядом со мной расположился Экон, задумчиво изучая игру теней от листьев на булыжниках мостовой.
– Итак, Экон, что думаешь? Удалось ли нам выяснить хоть что-то полезное?
Он угрюмо покачал головой.
– Ты судишь с излишней поспешностью, – усмехнулся я. – Давай-ка подытожим: в последний раз мы видели Панурга живым в сцене со Статилием в конце первого акта. Когда они покинули сцену, флейтисты заиграли интерлюдию, и на подмостках появились ссорящиеся повара. Затем раздался крик. Должно быть, кричал Панург, когда его ударили кинжалом. Это вызвало переполох за скеной. Росций поспешил выяснить причину и обнаружил тело в уборной. Слух об этом быстро распространился по всей труппе. Росций надел маску мертвеца и жёлтый плащ – единственную вещь, которая могла хоть как-то сойти за костюм Панурга, ныне залитый кровью – и поспешил на подмостки, чтобы продолжить представление. Статилий тем временем облачился в костюм повара, чтобы покинуть орхестру и взмолиться о помощи. Таким образом, мы можем поручиться хотя бы за то, что актёры, игравшие поваров, невиновны, как и флейтисты, потому что они были на подмостках в момент убийства. – Экон скорчил гримасу, давая понять, что мои выкладки его не впечатлили. – Ну хорошо, всё это весьма примитивно, но, строя стену, мы должны начать с основания. Далее: кто из тех, что находились за скеной, ничем не может подтвердить своего местонахождения в то мгновение, когда раздался крик, и, возможно, жаждал смерти Панурга?
Экон вскочил со скамьи, готовый включиться в игру. Он изобразил пантомиму, судорожно двигая нижней челюстью и то и дело указывая на себя.
Я печально улыбнулся: передо мной был весьма нелестный портрет моего чересчур болтливого и эгоцентричного друга Статилия.
– Ну да, Статилий – наиболее вероятный подозреваемый, как мне ни жаль это признавать. Мы знаем, что у него был повод ненавидеть Панурга: пока тот был жив, человеку столь посредственных талантов никогда не получить лучшие роли. Также мы выяснили, опросив труппу, что никто не может подтвердить местонахождение Статилия в тот момент, когда раздался крик. Быть может, это обычное совпадение, учитывая, какая неразбериха творится за скеной во время представления. Сам Статилий утверждает, что отступил за угол, чтобы оправить костюм. В пользу его невиновности говорит то, что, похоже, он был искренне шокирован смертью раба – но это могло быть искусной игрой. Пусть я и считаю Статилия своим другом, но что я о нём на самом деле знаю? – Я задумался на мгновение. – Кто ещё, Экон?
Он послушно ссутулил плечи, нахмурил лоб и прищурился.
– Да, Росций также был за скеной, когда Панург закричал, и никто не припомнит, чтобы видел его в тот момент. Он обнаружил труп – или был тем, кто нанёс удар? Росций – жестокий человек, это подтвердит любой из его актёров. Мы слышали, как он орал на кого-то перед началом представления – помнишь? «Идиот! Бездарь! Только попробуй сказать, что ты не в состоянии запомнить роль!» Остальные подтвердили, что тогда он нападал на Панурга. Быть может, игра раба в первом акте настолько его прогневила, что он впал в неконтролируемую ярость и, потеряв голову, заколол Панурга? Вообще-то в это верится с трудом: мне показалось, что Панург играл весьма недурно. К тому же, Росция, как и Статилия, это убийство явно выбило из колеи. Но, опять же, не стоит забывать, что Росций – непревзойдённый актер.
Экон опустил руки на бёдра и, вздернув нос, принялся горделиво прохаживаться.
– Ах да, Херея – я как раз собирался перейти к нему. Он утверждает, что прибыл лишь по окончании представления, однако вид трупа вовсе его не удивил. Пожалуй, он был чересчур невозмутим. Опять же, он был изначальным хозяином раба. В награду за развитие талантов Панурга Росций заполучил право совладельца, однако Херею, похоже, эта сделка не слишком устраивала. Быть может, он решил, что за мёртвого раба получит больше, чем за живого? Он сразу обвинил Росция в смерти Панурга, вознамерившись содрать с него половину стоимости раба серебром, а в римском суде с умелым адвокатом Херея наверняка своего добьётся.
Я откинулся на ствол оливы, мучаясь неудовлетворенностью.
– И всё же я предпочел бы найти кого-нибудь другого из труппы, имевшего мотив и возможность совершения этого убийства. Но, похоже, никто больше не держал на Панурга зла, и все прочие имеют свидетелей на момент убийства. Разумеется, его мог совершить и посторонний: уборная, где закололи Панурга, доступна для любого прохожего. Однако Росций утверждал, и все прочие с ним согласны, что Панург не вёл практически никаких дел ни с кем вне труппы – не играл и не посещал лупанарии[12], не одалживал ни денег, ни чужих жён. Его занимало лишь искусство – так все говорят. И даже если бы он с кем-то не поладил, то тот скорее явился бы выяснять отношения не с самим Панургом, а с Росцием, поскольку по закону именно владелец раба несёт ответ за все его прегрешения. – Я испустил раздражённый вздох. – Кинжал, которым его закололи – совершенно обычный, без каких-либо характерных особенностей. Никаких следов рядом с телом. Ни пятнышка крови ни на одном из костюмов. Ни единого свидетеля – во всяком случае, известного нам. Увы! – Дождь серебра в моём воображении иссяк до скудной струйки: ничего не имея доложить Росцию, я мог надеяться лишь на то, что он соблаговолит заплатить мне за потраченное время. Но что ещё хуже, я словно воочию ощущал осуждающий взгляд тени Панурга: я поклялся найти его убийцу, но, как выяснилось, изрядно переоценил свои способности.
Тем вечером я ужинал в заросшем садике во внутреннем дворе своего дома. В тусклом свете ламп меж колонн перистиля кружили серебристые мотыльки. С улиц Субуры у подножия холма время от времени долетал шум потасовок.
– Вифезда[13], блюдо просто непревзойдённое, – привычно польстил я. Быть может, из меня тоже вышел бы неплохой актёр.
Но её было не так-то просто одурачить. Взглянув на меня из-под длинных ресниц, Вифезда лишь улыбнулась краешком губ.
Проведя пятерней по копне ничем не сдерживаемых блестящих черных волос, она грациозно пожала плечом и принялась убирать со стола.
Следя за ней взглядом, я наслаждался ритмичным колыханием бёдер под лёгкой тканью зелёного одеяния. Я приобрел Вифезду на александрийском рынке рабов много лет назад отнюдь не за её кулинарные способности, и с тех пор они так и не улучшились, но во всех остальных отношениях она была само совершенство. Заглядевшись на свисающие до пояса чёрные пряди, я представил себе, как в них теряются доверчивые мотыльки, словно звёзды, мерцающие на тёмно-синем небе. Прежде чем в мою жизнь вошёл Экон, мы с Вифездой почти каждую ночь проводили в нашем садике в полном одиночестве…
Он собственной персоной вырвал меня из мечтаний, дёрнув за край туники.
– Да, Экон, что такое?
Развалившись на ложе по соседству с моим, он соединил кулаки вместе, а затем развёл их, словно разворачивая свиток.
– А, твой урок чтения – ведь сегодня мы так до него и не добрались. Но мои глаза уже подустали, и твои, должно быть, тоже. Да и на уме у меня сейчас совсем другое…
Он хмурил брови в шутливом порицании, пока я не сдался.