– Граждане, свои, чужие! И соседи, и пришельцы! – выкрикнул он, поправляя маску. Спрыгнув с подмостков, он кинулся прямиком в проход:

– Дайте место, где бежать мне! Улицы освободите!

В первый раз попал к вакханкам поваром для вакханалий[8]!

Мальчики и сам я, бедный, сильно палками избиты!

Всюду боль, совсем конец мой! Так по мне старик работал!

Протиснувшись к нашему ряду, он остановился рядом со мной, склонился и шепнул так, чтобы только я мог различить:

– Гордиан! Ступай за скену, быстро!

Я вздрогнул – сквозь вырезы в маске на меня уставились полные ужаса глаза Статилия.

– За скену! – прошипел он. – Живее! Там кинжал… кровь повсюду… Панург… убийство!

***

Пробираясь в лабиринте навесов и платформ скены, я улавливал звуки флейт, голоса актёров, взлетающие в ожесточённых спорах, и приглушённые раскаты смеха. Актёры труппы Квинта Росция носились взад-вперед, меняя костюмы, прилаживая маски, повторяя под нос реплики, огрызаясь друг на дружку или, напротив, подбадривая товарищей – в общем, делали всё возможное, чтобы внушить себе, что это не более чем очередное представление и лежащее по соседству мёртвое тело не имеет к ним никакого отношения.

Тело, принадлежавшее рабу Панургу. Он лежал на спине в нише переулка за храмом Юпитера. Это место использовалось как публичная уборная – одна из тех, что были оборудованы в укромных уголках по периметру Форума. Две стены отграничивали угол, наклонный пол которого спускался к дыре, опорожнявшейся в Большую Клоаку[9]. Панург явно зашел сюда облегчиться между актами, да так тут и остался с торчащим из груди кинжалом. По ярко-жёлтому костюму над сердцем расплылось огромное пятно крови. Вязкий красный ручеёк сочился прямиком в сток.

Он оказался старше, чем мне думалось – почти ровесник своего господина, судя по седым прядям, обрамлявшим изборождённый морщинами лоб. Его рот застыл в немом крике, распахнутые зелёные глаза глядели в пустоту – их тусклый блеск напоминал негранёные изумруды.

Не отрывая глаз от тела, Экон потянулся к моей ладони. К нам подбежал мертвенно-бледный Статилий – он вновь переоделся в голубое и сжимал в руках маску Мегадора.

– Безумие, – шепнул он. – Это какое-то безумие…

– Почему представление не остановят?

– Росций против. Только не ради раба, говорит. И не отважится сообщить зрителям. Ты только представь: убийство за скеной, посреди представления, на празднестве, посвященном самому Юпитеру, да ещё в тени его храма – что за предзнаменование! Какой же магистрат после этого отважится нанять труппу Росция? Нет, представление должно продолжаться – даже если ради этого нам придётся измыслить, как распределить девять ролей между пятью актерами вместо шести. Ох, милый мой, а ведь я знать не знаю реплик племянника…

– Статилий! – возопил вернувшийся с подмостков Росций. Он сорвал маску Эвклиона, но его лицо, перекошенное от ярости, было почти столь же гротескно. – Чем ты тут, изволь спросить, занят? Раз я играю Эвклиона, тебе придется взять на себя роль племянника! – Он потёр прищуренные веки, затем хлопнул себя по лбу: – Нет, и так не пойдет – ведь Мегадор и племянник появляются вместе. Это просто катастрофа! О, Юпитер, за что мне всё это?

Актеры толклись вокруг, словно взбудораженные пчёлы. Прислужники-костюмеры слонялись рядом, бесполезные, словно трутни. В труппе Квинта Росция воцарился хаос.

Я вновь опустил глаза на обескровленное лицо Панурга, которому больше не было дела до этой суеты. Все люди в смерти одинаковы – граждане и рабы, римляне и греки, гении и бездари.

***

Наконец представление подошло к концу. Старый холостяк Мегадор избег силков Гименея; скряга Эвклион утратил, а затем вновь обрёл свой горшок золота; честный раб, возвративший ему клад, отпущен на свободу; рассорившиеся повара ушли восвояси, получив свою долю от Мегадора, а юные любовники благополучно воссоединились[10]. Понятия не имею, как актеры умудрились со всем этим управиться, учитывая обстоятельства – видимо, не обошлось без магии театра, благодаря которой все прошло без сучка без задоринки. Актёры выстроились на подмостках под гром заслуженных аплодисментов, а затем возвратились за скену, и оживление на их лицах тотчас сменилось мрачным осознанием близости смерти.

– Безумие, – вновь бросил Статилий, склоняясь над трупом. Зная его чувства по отношению к сопернику, я гадал, не злорадствует ли он в глубине души. Его шок казался неподдельным, но, в конце концов, он ведь был актёром.

– А это ещё кто? – гаркнул Росций, срывая жёлтый плащ, позаимствованный им для роли скряги.

– Моё имя Гордиан. Люди зовут меня сыщиком.

Росций приподнял бровь и кивнул.

– Ах, да, я слыхал о тебе прошлой весной. Дело Секста Росция – по счастью, не состою с ним в родстве, разве что в очень отдалённом. Ты заполучил определённую известность в обеих партиях.

Зная, что актёр близок к диктатору Сулле, которому я умудрился нанести оскорбление, я лишь кивнул.

– И что ты тут делаешь? – потребовал Росций.

– Это я ему сказал, – робко признался Статилий. – И позвал его за скену. Это было первое, о чём я подумал.

– Пригласил чужака поучаствовать в нашей трагедии, Статилий? Болван! И что теперь помешает ему встать посреди Форума, сообщая эту новость каждому встречному-поперечному? Подобный скандал нас уничтожит!

– Уверяю вас, я могу быть весьма скрытным – в интересах клиента, разумеется, – встрял я.

– Кто бы сомневался. – Росций устремил на меня свой подозрительный прищур. – Впрочем, может, это не такая уж плохая идея, если от него и впрямь будет какой-то толк.

– Думаю, что будет, – скромно отозвался я, уже подсчитывая выручку. В конце концов, Росций – самый высокооплачиваемый актер во всем цивилизованном мире. Хотят слухи, что он зашибает не менее полумиллиона сестерциев каждый божий год, так что ему не к лицу скупердяйничать.

Взглянув на тело, он горестно покачал головой.

– Один из самых талантливых моих выучеников. Не только одаренный актёр, но и ценная собственность. Но зачем кому-либо понадобилось убивать раба? У Панурга не было ни недоброжелателей, ни врагов – ведь он не занимался политикой, и никакого имущества у него отродясь не бывало…

– Редок тот человек, что не нажил себе врагов, – отозвался я, невольно бросив взгляд на Статилия – тот поспешно отвёл глаза.

Среди актёров и подручных наметилось какое-то движение, и они расступились, чтобы дать дорогу высокому мертвенно-бледному человеку с пышной гривой рыжих волос.

– Херея! Ты где был? – рыкнул на него Росций.

Новоприбывший опустил длинный нос, чтобы бросить взгляд сперва на труп, затем на Росция.

– Ехал со своей виллы в Фиденах[11], – сухо ответствовал он. – Сломалась ось колесницы. И, насколько я могу судить, пропустил не только представление.

– Гай Фанний Херея, – шепнул мне на ухо Статилий. – Изначальный владелец Панурга. Прознав, что тот одарён комедийным талантом, Херея передал его на обучение Росцию в качестве совладельца.

– Что-то они не слишком похожи на добрых товарищей, – шепнул я в ответ.

– Они давно ссорятся из-за прибыли от представлений с участием Панурга…

– Выходит, Квинт Росций, – хмыкнул Херея, вздергивая нос ещё выше, – так-то ты заботишься о нашей общей собственности. Я бы назвал это дурным обращением. Теперь-то от раба никакого проку. Я пришлю тебе счёт за свою долю.

– Что? Ты думаешь, я за это в ответе? – Росций устремил на него яростный прищур.

– Раб был на твоём попечении, и теперь он мёртв. Ох уж эти актёры! Полнейшая безответственность. – Проведя костлявыми пальцами по огненной шевелюре, Херея высокомерно пожал плечами, прежде чем отвернуться. – Жди счёт завтра, – отрезал он, минуя актёров, чтобы присоединиться к ожидающей его в проулке свите. – Или увидимся в суде.

– Возмутительно! – выплюнул Росций. – Ты! – Он уставил на меня мясистый палец. – Это твоя работа! Найди того, кто это сделал, и выясни, почему. Если это раб или бродяга, я его в клочки разорву. А если это богач, то предъявлю ему счёт за свою собственность. Я скорее дойду до самого Гадеса, чем дам Херее удовлетворение, признав, что это – моя вина!