— Сенатор Веспасиан, — раздался голос с дальнего конца атрия, — как я рад тебя видеть! Я слышал о твоём прибытии, однако не ожидал, что ты так скоро почтишь меня своим визитом.

С этими словами, из-за фонтана в виде изливающей изо рта воду статуи Посейдона, — небольшой копии той, что венчала Фарос, правда, всего в два человеческих роста, — показался Феликс.

— Но ведь ты сам сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне вдруг понадобится помощь, — ответил Веспасиан, делая шаг навстречу хозяину дома. — И боюсь, она действительно мне понадобилась.

— Я не говорил, что это невозможно, — тихо напомнил Веспасиану и Магну Феликс. — Я лишь сказал, что это будет крайне трудно.

— Лично мне это кажется невозможным, — буркнул Магн.

— В любом случае сделать это придётся, — заявил Веспасиан, теряясь в догадках, что конкретно предложил Феликс.

Они стояли в полумраке погребальной камеры в мавзолее Александра, в самом сердце сомы — замкнутого пространства, где покоились останки его египетских наследников, Птолемеев. В десяти футах перед ними, на гранитной плите, положенной на две других, стоял саркофаг из прозрачного хрусталя, вставленный в ещё один, решетчатый бронзовый. В свете трёх факелов в дальнем конце плиты древняя бронза отливала золотом, как будто подсвеченная изнутри.

Внутри хрустального саркофага Веспасиан различил очертания мумифицированного тела величайшего полководца этого мира, Александра Македонского.

Обычно на саркофаг можно было взглянуть сверху, из храма, через отверстие в полу. Сама же погребальная камера была закрыта для простых смертных. Однако храмовые жрецы сделали для высокопоставленных гостей исключение: Веспасиан стал первым сенатором, посетившим Александрию за последние четыре года. Неудивительно, что жрецы столь охотно откликнулись на его просьбу. Внутрь не пустили только Зири, поскольку он был раб, так что юный мармарид ждал Веспасиана и Магна в храме Александра в тридцати футах над их головами.

Несмотря на практическую причину визита, Веспасиан ощутил нечто вроде благоговейного трепета, воочию убедившись, что Александр — не вымысел, не герой мифа. В своё время он однажды соприкоснулся с ним через века во дворце царицы Трифены во Фракии. Тогда он стоял рядом со столом, за которым когда-то сидел великий полководец, глядя в окно на тот же самый пейзаж, какой представал взору Александра, когда тот прибыл во Фракию набрать наёмников для своего дерзкого похода на Восток. Но разве сравнится это с тем трепетом, который Веспасиан испытывал сейчас, глядя на бренные останки величайшего героя былых времён?

Веспасиан шагнул вперёд, чтобы лучше рассмотреть тело, а заодно понять, как открывается саркофаг.

— Можешь подойти ближе, но только не прикасайся. Трогать саркофаг запрещено! — предупредил стоявший за их спинами жрец.

Посмотрев сквозь хрусталь, Веспасиан увидел перед собой лицо, одновременно древнее и молодое. Коричневая кожа, явно потемневшая от времени, была гладкой и полупрозрачной, натянутая на череп без единой морщинки, словно тончайший пергамент, отчего под ней легко можно было различить кости, что создавало впечатление ещё большей древности.

Тонкие губы сжаты и слегка искривлены в улыбке; глаза, видевшие больше богатств и чудес, чем кто-либо из живших на этой земле, закрыты, словно во сне.

Длинные, светлые волосы, по-прежнему густые и пышные, закрывали уши и аккуратно лежали на подушке, обрамляя, словно золотистая рама, лицо. Всё это вместе взятое создавало впечатление мирно спящего молодого человека.

Веспасиан присмотрелся и обнаружил лишь единственный недостаток: на затенённой стороне лица отсутствовала, отвалившись, ноздря.

— Её случайно задел великий Август, когда по его просьбе крышку саркофага открыли, чтобы он мог прикоснуться к останкам Александра, — пояснил жрец, поняв, на что обращён взгляд Веспасиана.

— Тогда крышку вскрывали в последний раз?

— Нет. Германик привозил сюда своих сыновей. Мы также открываем её раз в год, чтобы заменить благовония, предохраняющие тело Александра от разложения.

Веспасиан обошёл саркофаг, надеясь обнаружить печать, скрепляющую верхнюю и нижнюю его половины, и к своему удивлению обнаружил, что вместе их держит лишь тяжесть крышки.

— Как вы думаете, вдвоём её можно поднять? — спросил он у Феликса и Магна, обойдя гробницу.

Магн пожал плечами.

— В конце концов, её можно не снимать, а лишь приподнять один край.

Веспасиан взглядом скользнул к кирасе, украсть которую Калигула и прислал его сюда. Увы, она оказалась совсем не такой, какой он ожидал её увидеть: ни золота, ни причудливых украшений, ни драгоценных камней. Судя по всему, в ней Александр действительно разил в бою врагов. Как и меч Марка Антония, это была кираса воина: сделанная из толстой, грубой кожи, она была призвана защитить того, кто носил её на своей мускулистой груди. Единственным её украшением была инкрустация золотом в виде пары вздыбленных друг напротив друга коней и бронзовая окантовка горловины, плеч и талии для придания доспехам прочности.

— Ты запомнил узор инкрустации? — шепнул Веспасиан на ухо Феликсу.

— В этом нет необходимости. Почти каждая статуя Александра в этом городе изображает его в этой кирасе.

— В таком случае на сегодня мы своё дело сделали. — Веспасиан выпрямился и повернулся к жрецу. — Благодарю тебя за ту великую честь, которую ты оказал мне, разрешив вблизи лицезреть величайшего из смертных, — с искренним чувством произнёс он.

— Спасибо. Я задержусь на пару минут. Я должен совершить ритуал очищения, обязательный после каждого посещения, — ответил жрец, кивком головы принимая благодарность, и отступил в сторону, пропуская гостей на каменную лестницу, ведущую из гробницы наверх, в храм.

Шагнув с тёмной лестницы мимо вооружённого стражника в македонской форме на солнечный свет, Веспасиан невольно прищурился и, как только глаза привыкли к яркому свету, обвёл взглядом огромное, круглое помещение, которое не успел рассмотреть по пути к гробнице, ибо их сразу провели сквозь главный вход вниз.

В алтаре высилась гигантская конная статуя Александра. Восседая верхом на мощном Буцефале, великий полководец был без шлема, с развевающимися волосами. Под мышкой у него было копьё, как будто он приготовился сразить им врага. Рядом с ним — совершенно не к месту — стояла обязательная статуя Калигулы.

В самом центре зала располагалась круглая балюстрада высотой в половину человеческого роста, окружавшая узкую щель, сквозь которую широкая публика имела возможность взглянуть на тело великого полководца. Прямо над ней, на высоте пятидесяти футов, в потолке было сделано такое же отверстие.

— В полдень, десятого июля по римскому календарю, в годовщину смерти Александра, — сообщил жрец, поднявшись к ним из гробницы после того, как завершил свой ритуал, — солнце стоит так, что его лучи падают Александру на лицо. Боюсь, вы опоздали на целый месяц.

— Как жаль! — вздохнул Веспасиан, глядя на отверстие в потолке. — А что бывает, если идёт дождь?

— Дождь в наших краях — великая редкость. Но если такое случается, мы закрываем отверстие крышкой.

Веспасиан задумчиво кивнул.

— Ещё раз спасибо тебе за то, что принял нас, — произнёс он и уже повернулся, чтобы уйти, но в следующий момент поскользнулся и наверняка бы упал, не поддержи его Магн за руку. Посмотрев на пол, он увидел какую-то зелёную слизь.

— О, прими мои глубочайшие извинения, сенатор, — поспешно произнёс жрец. — Я велю наказать рабов за то, что они не вытерли как следует пол.

— Что это?

— Мы держим при храме гусей и по ночам выпускаем их гулять. Если кому-то взбредёт в голову напасть на стражу, гуси своим гоготаньем поднимут тревогу. Боюсь, ты наступил на следы их ночного пребывания.