— Мы с тобой загнаны в западню, ведь так, любовь моя? — прошептал он, не замечая толпы, окружавшей их со всех сторон, ибо видел перед собой лишь её, Ценис.

Она взяла его руки в свои.

— Да, Веспасиан. Если только я не откажусь от детей, которых жаждет подарить тебе моё тело, или же ты — от карьеры, которой требует от тебя твоя честь гражданина Рима.

— Что же нам делать?

Ценис печально улыбнулась и потупила взор.

— Пока могу предложить лишь одно: пойдём на жертвоприношение.

Площадь перед храмом Аполлона была запружена до отказа — таких толп здесь не было с пресловутого дня падения Сеяна, почти четыре года назад. Впрочем, сенаторская тога Веспасиана позволяла им без особых усилий прокладывать путь в людской массе. Они довольно легко прошли вперёд, невольно вспоминая роль, которую каждый сыграл в тех бурных событиях. Правда, оба старались не давать волю чувствам. Со стороны могло показаться, будто они просто вышли вместе прогуляться. Нет, они прекрасно понимали, что это лишь временное затишье. Отсрочка. Вскоре им предстоит принять важное для себя решение, но пока оба были счастливы и наслаждались обществом друг друга.

Наконец они достигли ступеней храма. Веспасиан посмотрел на Ценис: никогда ещё он не любил её так сильно, как в эти минуты. Поймав на себе его взгляд, она незаметно сжала его руку. По его телу тотчас пробежала дрожь.

— Мы помним про Аполлона, что шлёт свои стрелы издалека, — прозвучал мелодичный голос жреца, разрушив их уединённый мирок.

Позади жреца, под портиком перед закрытыми дверями храма, украшенные золотыми лентами, покорно стояли три белых быка. Лица сопровождавших их юношей были выкрашены золотой краской. Ещё два жреца стояли по обеим сторонам от первого, накинув на головы складки тоги. На верхней ступени на равном расстоянии друг от друга были расставлены три медных чана. И наконец, по бокам с обеих сторон расположились музыканты.

— Отец Аполлон, наш всевидящий покровитель, мы возносим тебе молитвы. Будь милостив к Риму, храни и защищай его. Будь бдителен и предупреди императора, если вдруг его подданные или же чужеземцы станут устраивать против него заговор. Какими бы коварными ни были их намерения, пусть он всегда будет готов дать им отпор. Оберегай и защищай нас.

Под звон литавр двери храма распахнулись, открыв взору украшенную гирляндами цветов статую бога. Казалось, что в свете факелов, что отражался в отполированных до блеска бронзовых дисках, от статуй исходило золотое сияние.

Ценис тотчас склонила голову и зашептала молитву. Между тем быков вывели вперёд и поставили каждого рядом со своим чаном. Из храма вышли три аколита[7]. Первый нёс золотую урну, второй — золотое блюдо, третий — поднос с ножами для жертвоприношения. С пояса каждого свисал тяжёлый молот.

Главный жрец взял с блюда три небольших комка соли и раскрошил их над головами животных. Второй жрец совершил над крошками возлияния. Третий взял с подноса ножи и раздал их остальным жрецам. Аколиты, встав каждый рядом со своим быком, сняли с пояса молотки и приготовились.

— Поверни к нам свой лик, о Великий Лучник, мы молим тебя об этом, Аполлон! Приди к нам на помощь, Отец! Раскрой свои длани над нами и над императором. Если ты одобряешь то, что мы делаем, наполни силой нас и его, важнее которого нет для процветания нашего города. Отец Аполлон, снизойди до нас и прими наш дар.

По широким бычьим лбам, оглушив животных, одновременно ударили три молота. Вслед за молотами, перерезая быкам горло, на солнце сверкнули три острых лезвия. Брызнула алая кровь. Ножи погрузились в мягкую плоть, перерезая животным артерии и дыхательное горло.

Бычьи сердца продолжали биться, качая кровь. Вскоре брызги превратились в струи, которые побежали вниз, в чаны. Впрочем, те быстро переполнились, и вскоре ручейки крови уже стекали вниз по ступеням. Ещё через несколько мгновений они слились в один поток, который побежал по стёсанному сандалиями посетителей мрамору, прямо под ноги Веспасиану и Ценис. Ручей крови достиг их в тот момент, когда на каменный пол рухнул первый бык. Затем поток раздвоился, огибая их по желобку между неровными камнями, которыми была вымощена площадь. Потом оба красных рукава соединились снова. Веспасиан и Ценис оказались пойманы на небольшом каменном островке посреди реки бычьей крови.

Ценис посмотрела на Веспасиана.

— Я молила Аполлона, чтобы он дал мне знак и помог принять решение. И он его дал, — она указала на землю. — Жертвенная кровь окружила нас, а это значит, что мы всегда должны быть вместе. Ты не можешь спорить с волей Аполлона. Поступай так, как велит тебе твой долг. Я же всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Веспасиану страстно хотелось поцеловать её, однако правила приличия не позволили сенатору прилюдно это сделать. Как будто угадав его желание, Ценис шепнула ему на ухо:

— Моя хозяйка отпустила меня до утра. Можешь взять меня к себе в постель, любовь моя.

ГЛАВА 11

а следующее утро Веспасиан проснулся задолго до рассвета — вернее, был разбужен настойчивым стуком в дверь.

— Кто там? — сонно откликнулся он.

— Пора, хозяин, — ответил юный мужской голос с густым германским акцентом.

Веспасиан обнял тёплое тело Ценис и легонько прикоснулся губами к её шее.

— Уже утро, любовь моя? — спросила она, поворачиваясь к нему.

— Боюсь, что да.

Нежно поцеловав, он прижал её к себе с такой силой, как будто хотел раствориться в ней.

Принятое Ценис решение помогло ему сбросить с плеч тяжёлую ношу. До этого он с ужасом думал о том, как же ему жить без неё. С не меньшим ужасом осознал он и то, что не может требовать от неё жить в соответствии с его планами. Это открытие потрясло его. Но ещё больше — осознание своих собственных приоритетов.

Случись ему выбирать между любовью к Ценис и долгом перед Римом, не говоря уже о продолжении рода — а последнее было долгом, который любой уважающий себя римлянин был обязан исполнить, — он был бы вынужден отказаться от неё, каких бы страданий это ни стоило им обоим. Он лежал, глядя в темноту, и крепко прижимая её к себе, благодарил Аполлона за то, что тот помог им сделать выбор. Как только он сделает то, что должен сегодня сделать, он непременно сходит в храм и совершит жертвоприношение в благодарность богу.

Наконец они оторвались друг от друга и заставили себя встать с постели. Одевшись, они вдвоём вышли в атрий. Здесь, о чём-то беседуя с Гаем, их уже ждал Магн. Юный Зири застыл возле двери и разинув рот рассматривал диковинные скульптуры, которые в доме Гая стояли буквально на каждом шагу.

— Доброе утро, мой мальчик, доброе утро, Ценис, — прогудел Гай. — Надеюсь, вы оба выспались.

Веспасиан глупо улыбнулся, Ценис покраснела.

— Спасибо, дядя. Доброе утро, Магн.

— Доброе утро, господин, и тебе, Ценис. Если мы хотим успеть к Антонии, нам нужно поторопиться.

Их разговор прервал стук в дверь. На пороге дома вырос Сабин.

— Дядя, мне нужна твоя помощь, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Я хотел бы срочно увидеть Антонию и прошу тебя пойти вместе со мной.

— Это ещё зачем?

— Потому что есть нечто такое, что я от тебя утаил.

— Продолжай.

Сабин нервно покосился на Ценис.

— Я не произнесу вслух ничего из того, что слышала в этом доме, Сабин. Можешь мне доверять.

Сабин сел и потянулся за кубком вина.

— Антония вчера пригласила меня к себе и велела сегодня встретиться с ней и Иродом Агриппой. Я должен пригрозить Агриппе арестом его египетского зерна. Разумеется, я не мог ей отказать.

— Мне казалось, ты был бы только рад свести с Иродом счёты, — заметил Веспасиан, а сам подумал: с чего это Сабин так расстроен?

— Это ты вложил ей в уши эту идею?

— Да, мне показалось, что это куда безопасней, чем писать алабарху.