Это началось сравнительно недавно. Сначала недомогания были едва заметными. Легкие головокружения быстро проходили, но затем сменились моментами полной прострации, когда Марижа будто выпадала из этого мира. Она переставала слышать и видеть, чувствовать время. Мысли растворялись в пустоте, что расцветала там, где прежде было ее сознание. Невесомые похлопывания по щекам, которые делала ей Руни, обычно помогали прийти Мариже в норму. Вскоре молодой женщине стало еще хуже. На нее словно падала тень, заставляя клониться к земле. Тень стремилась повалить Марижу, повалить и растоптать. Сила тени росла с каждым днем, сгибая голову и плечи несчастной все ниже, и сгущая воздух, которым та дышала. Во время приступов она не могла поднять глаз к небу, каждое движение влекло за собой мощный толчок боли. Мариже становилось трудно идти: ее ноги подгибались от нахлынувшей тяжести, а легкие горели от нехватки живительного воздуха. В такие минуты они с дочерью останавливались, и Руни не знала, чем облегчить страдания матери.

Так не могло долго продолжаться. Марижа чувствовала, что близится миг, когда она не сможет оправиться от очередного приступа. И что тогда будет? Где это случится? И чем это обернется для Руни?..

Решение зрело недолго, ведь времени у Марижи оставалось все меньше и меньше. И она не могла взять Руни с собой – путешествие грозило стать опасным. Единственное, чего женщина не сумела предугадать, это столь быстрого ухудшения ее болезни. Новый приступ обрушился на нее словно удар с небес. Боль склонила ее, выбив землю из-под ног, и заставила корчится в тщетных попытках сделать вдох. После недолгого сопротивления ее сознание угасло, оставив бесчувственное, скрюченное тело в придорожной канаве.

Грязные лохмотья женщины слились с комьями влажной земли, она была неотличима от трупа, что пролежал здесь уже не один день. Ничьего внимания Марижа, слава Торпу, не привлекла.

Теперь она продолжила путь к цели. Найти его! Как же он был нужен ей все эти годы. Особенно, когда не стало Ларика. Как им была необходима его защита и поддержка на всех дорогах, что они прошли вместе с Руни… Тогда он отказал. Но теперь у него не будет выбора.

Марижа всхлипнула. Ее фигура осталась наполовину скорченной – тело так и не оправилось после приступа, хотя боль и удушье отступили. Это было подобно волнам во время шторма – они наплывали последовательно и неодолимо. Едва справишься с одной, следом жди другую. Уже сейчас Марижа чувствовала слабое приближение нового припадка, и у нее не было уверенности, что ей будет дано пережить его.

Тени сгущались. Мир постепенно терял устойчивость и начинал потихоньку кружиться. Мариже стало чудиться движение на границе видимости. Это был верный признак нового приступа. Так быстро! Слишком быстро! Молодая женщина постаралась успокоиться, и сохранить драгоценное дыхание, пока оно было еще подвластно ей. Она должна была двигаться вперед и оказаться как можно ближе к нему.

Марижа продолжила идти. Взор постепенно затуманивался, погружаясь в кружащиеся тени, а больной разум искал в этих тенях ответы. Ее жизнь кончена… Все ли она сделала правильно? Яркими бликами, сменяясь одна другой, в ее мыслях вспыхивали картины: вот она еще совсем девчонка, босоногая бежит по берегу Ручьянки, и коса тяжелой, гибкой плетью мягко бьет ее по спине; вот Ларий в серебряном свете Скорогода называет ее своей нареченной, и они целуются, укрывшись тенями летних яблонь; вот Ларий – уже солдат – учит ее обращению с мечом, а она смеется весело и беззаботно, не понимая, когда бы это ей пригодилось такое умение… А потом мир словно надломился, и их жизни покатились дальше под совершенно другим углом. Войны с ведьмами. Первая война, и Марижа вместе с совсем маленькой Руни прячется в королевской школе для одаренных детей среди таких же, как она запуганных молодых матерей. А потом кровь, кровь, кровь и смерть, и разруха. И безумие, накатывающее вместе с волнами страха. И единственное, что было важно тогда – это удержать в руке крохотную ладошку, судорожно цепляющуюся за нее. И вторая война – точнее жалкое ее подобие, на которую Ларий уже не пошел… А потом темнота и бесконечное бегство, бегство. И как прежде самое важное – это не отпустить маленькую ручку дочери. Защитить ее от подступающей со всех сторон тьмы. Тьмы, которую не смогла одолеть даже соединенная армия нескольких королевств.

Главное – не отпустить ее руку.

Отпустить руку…

– Отпусти мою руку, – волнообразно прогудел кто-то над головой женщины. – Теперь ты можешь отпустить мою руку.

Слабый толчок стряхнул воспоминания, заполонившие разум Марижи. Она поняла, что лежит на земле, когда влажный запах прелой листвы пробился сквозь заслон ее забытья. Усилие с которым она приоткрыла глаза, оказалось колоссальным. Еще находясь между миром болезненных грез и реальностью, молодая женщина ощутила движение во мраке наступившей ночи. Некто был рядом с ней, но были и те, что растворялись в окружающей темноте и шорох их шагов постепенно скрадывался подобно шороху тысяч тараканьих лапок.

– Марижа, – прошелестело совсем рядом.

Она дернулась, словно очнувшись, и призрачный мир, что почти затянул ее в свои сети, отступил, явив костер, лес, тонущий в ночи, и человека, которого она так долго искала.

– Ты совсем ослабла, – сказал он, пока в ее груди теплой волной разливалось облегчение. – Когда ты в последний раз ела?

– Я не помню, – ответила она голосом весьма отдаленно напоминающим ее. Это не имело особого значения, к тому же едва ли из-за припадков она могла бы точно сказать, сколько прошло времени.

– Тебе надо поесть, – он протянул в миске жидкую баланду, которая с очень большим натягом походила на еду.

Марижа не стала противиться и взяла предложенное. Ее руки с трудом держали миску, и ему пришлось помочь ей поесть. На какое-то время она опять отключилась. Но на этот раз это было больше похоже на сон, нежели на нездоровое беспамятство, в котором она пребывала до сих пор.

Когда Марижа проснулась, ее голова была на удивление свежа. Начинался рассвет. Отдохнув, молодая женщина смогла как следует осмотреться. Их приютила небольшая лощинка, усеянная ковром из прошлогодних листьев. Последние угли костра слабо тлели под слоем пепла. Над головой нависали голые темные ветви деревьев. Тот, кого она искала, лежал неподалеку. Он будто спал, но Марижа поостереглась бы подкрадываться к нему.

Она всмотрелась в черты спящего мужчины, стараясь соотнести его нынешний облик с тем молодым рыцарем в серебристых доспехах, каким ей всегда хотелось его запомнить. Он выглядел крепким, как прежде рослым, с широкими плечами. В темные волосы пробилась седина. Его суровое, даже угрюмое лицо, казалось, не расслабилось даже во сне. И все же благородные черты, присущие ему с рождения, так и не стерлись за годы испытаний. Это было лицо настоящего рыцаря, волею судеб превратившегося в бродягу. Как и прежде Мариже захотелось взлохматить его непослушные волосы, чтобы согнать с лица въевшееся в него жесткое выражение.

Как и прежде Марижа подавила в себе это желание.

Она пошевелилась, привлекая его внимание, ведь времени совсем не было. Как она и предполагала, если он и спал, то весьма чутко.

– Отдохнула? – не открывая глаз, спросил он.

– Ты нужен нам, Мей, – ответила она.

– Зачем?

– Я умираю.

Он сел и внимательно посмотрел на нее. В его глазах не было страха или сочувствия. Только цепкая внимательность, которая по крупицам отбирала нужные детали из ее облика.

– Мне жаль, – сказал Мей, глядя ей в глаза, и Марижа поняла, что он говорит правду.

– Ты должен исполнить свой долг.

***

Чахлый лесок, в котором она обосновалась, настороженно замер. Руни не знала, сколько еще ей придется ждать. Единственное, что радовало ее сегодня, это то, что ветер оказался не таким настырным, как обычно. Он не пытался сорвать девушку с ветки престарелого вяза, к которой она приникла и будто срослась с ней, а только прикасался к ее коже холодными влажными веяниями и старался забраться под одежду подобно отвергнутому, нежеланному любовнику.