Врач налил себе и Басти.

– Когда вскрыли голову твоего отца, чтобы сверить зубы с картой… Вот это было у него во рту.

– Во рту?!

– Да.

Знакомый положил на стеклянный столик перед Басти небольшой плоский обломок металла.

– Никто не знает, что это такое и как эта вещь оказалась во рту твоего отца. Эксперты утверждают, что таких элементов из чугуна не бывает в конструкции современных самолётов; этот старый, неровный, металлический кусок никак не мог попасть к твоему отцу при аварии! Челюсти были крепко сжаты, все его зубы к моменту опознания оставались целыми. Когда формальности по опознанию были закончены, этот неизвестный и никому не нужный обломок чугуна мой знакомый из Гамбурга передал мне. А я – тебе.

Басти поднялся, с рюмкой в руке подошёл к тёмному окну заведения.

Постоял, задумался.

– Мой отец… Это – не случайно!

Басти быстро вернулся, сел, схватил с блестящей поверхности стола тёмный металлический обломок, зажал его в кулаке.

– Он сознательно взял его в рот! Он знал, что через минуту может погибнуть, а самолёты взрываются и сильно горят при аварии! Это что-то важное. Отец не хотел, чтобы этот кусок чугуна потерялся в обломках! Он сам придумал свою последнюю историю… Я уверен, он знал, что может умереть и хотел, чтобы эту штуку обязательно нашли у него! И передали мне.

О главном было всё сказано.

Помолчали.

Врач по привычке вежливо поинтересовался здоровьем Басти.

Долго говорить о себе в эти минуты не хотелось, поэтому Басти просто ответил, что у него уже ничего не болит.

Знакомый не поверил.

– А лекарства?!

– Не принимаю.

– Это же совершенно неправильно, Басти! Конечно, по какой-то причине твои ужасные боли могут временно исчезнуть, но и в таком случае тебе нужно обязательно пройти полное обследование! Может случиться весьма неприятный рецидив.

– Как-нибудь потом, сейчас не до этого…

Наутро Басти поехал в дом отца.

Легко открыл своим ключом входную дверь…

Книги с полок были разбросаны на полу, бумаги, ежедневники, записные книжки и ящики письменного стола валялись на ковре.

Опрокинутый стул, репродукции и фотографии со стен сорваны, вырваны из рамок.

Компьютер исчез.

Тайник грабители не нашли.

Незаметная и плотно закрытая щель над дверью в коридор, напоминающая очень узкую антресоль, осталась нетронутой.

Басти мельком, выходя на улицу, посмотрел на неё, затем, сделав вид, что позабыл в доме что-то важное, снова поднялся по ступенькам на крыльцо.

Тщательно закрыл за собой дверь, опустил шторы в комнате, не включая свет встал на стул и только после этого осмотрел тайник.

Две большие записные книжки и несколько листков бумаги.

Ничего не рассматривал, даже не вытаскивал оттуда вещи отца.

Закрыл, убедился, что тайник снова незаметен для постороннего взгляда.

Позвонил, вызвал полицию.

Пока полицейские осматривали дом, составляли протоколы о взломе и фотографировали всё, что было разбросано на полу в комнате и на кухне, Басти сидел в кресле у окна, в том самом, в котором он слушал взволнованные напутствия отца перед своим недавним отлётом на острова.

Задумчиво вертел в руке маленький и тяжёлый, плоский кусочек металла.

О чём он должен ему сказать?

Тёмный чугун, колотый.

Одна сторона пластинки рельефная, кажется с фрагментом какого-то непонятного примитивного рисунка… На другой стороне только царапины.

Царапины?!

Правильные, глубокие, ровные… Не случайные. Несколько царапин прямых, длинных, и много мелких, бессмысленных, сливающихся в общую массу.

Басти незаметно посмотрел по сторонам.

Полицейские были заняты своими привычными делами, что-то весело говорили друг другу, старший приказывал им сделать ещё какое-то фото, два криминалиста ловко и молча снимали с полированных плоскостей стола отпечатки пальцев.

Не вставая Басти наклонился, словно поправляя развязавшийся шнурок, и потёр металлическую пластинку о край старого толстого ковра.

Ещё. И ещё.

Посмотрел.

Правильные длинные царапины на металле стали ещё правильнее, ярче, несколько мелких параллельных пересеклись под прямыми углами, а прочий, незначительный поначалу, хаос царапин превратился во вполне читаемые буквы.

БОГЪ

Русские буквы.

Басти немного знал русский язык.

Его учила в детстве русская бабушка, мама отца…

В начале ночи полицейские ушли.

И надпись на металлическом осколке на русском языке, и самолёт отца летел в Германию из России…

Искать разгадку тайны?

Он это не умеет.

Утром Басти позвонил в полицейское управление Гамбурга, уточнил, когда можно будет забрать вещи отца: одежду, багаж.

Ему предложили приехать в аэропорт через два дня.

В Висмаре Басти нашёл новую работу, играл вечерами на аккордеоне в маленьком концертном зале в Старом городе, аккомпанировал заезжим артистам.

Сразу же после смерти отца Басти перебрался в его дом, поэтому теперь в начале каждой ночи спешил к себе на окраину.

Дом и дерево.

Летом достаточно было просто открыть окно и протянуть руки в густую зелёную бездну. Листья высокого старого тополя существовали близко, изобильно и жадно, но в другие времена года дерево всё-таки казалось ему мёртвым, тихо стучась в стекла комнаты жёсткими чёрными ветками, опечаленными долгими холодами.

Прочный занавес зелёных листьев скрыл от Басти весь неинтересный мир, а его самого спрятал от остальных людей.

Он убеждал себя, что это и есть начало желанной свободы, что именно в тени такой густой листвы скрывалась его настоящая жизнь, а другой нет и не будет уже никогда.

По утрам, рано, насколько было возможно, Басти выходил из дома за газетами.

В морозной темноте, если длились зимние месяцы, или же в рассветном летнем тумане он всегда недолго шёл одним и тем же путём, вдоль канала, по окраине старого парка.

Далёкий трамвай свистел дырочками окон.

Утренние газеты были приятны и необходимы, но смыслом его ранних прогулок были отнюдь не они, а корабль, которым владел помощник аптекаря.

Всегда незамеченный, Басти останавливался в одном и том же месте, в тени аптечной вывески, у яркого окна. Каждый день, просыпаясь, он с предвкушением следующей тайны стремился к этому окну, чтобы сорок минут наблюдать, как в спокойствии безмятежного одиночества седой старик строит красивую и тщательную модель большого парусника.

Впервые он увидел «Золотую лань» примерно год назад, рассеянно отметив слишком уж ранний свет, без особых на то причин появившийся однажды в неурочное время в аптечном окне.

Тонкое лицо, чёрные брови, пронзительный взгляд – старик тогда ещё только расстилал широкие листы чертежей.

Пиратский галеон знаменитого Френсиса Дрейка…

С каждым днём подробностей прибавлялось.

Месяца через два на столе полностью вырос корпус, определилась чёткая линия пушечных портов, излишняя старинными замыслами седловатость палубы.

Басти жадно встречался каждое утро с кораблём, оставаясь незаметным для мастера, не желая смущать его, и стремясь до поры оставаться неузнанным.

В декабре старик, скорее всего, серьёзно болел, три недели не включая свет в аптечном окне на рассвете.

К марту на светлой бальсовой палубе уже стояли все три мачты, такие стройные в нежном переплетении вант.

Очарованный точными движениями рук старика Басти страдал.

И он ведь мог бы так же…

О такелаже и рангоуте он знал с детства многое, любой юферс способен был нарисовать в подробностях, но вот только старательный помощник аптекаря уже почти построил свою «Золотую лань», а он…

После дрожащего шквала таких мыслей Басти брёл домой, недопустимо небрежно шаркая башмаками по асфальту дорожек и, при совпадении некоторых обстоятельств, напомнил бы любому заинтересованному встречному прохожему человека с раскрытым зонтиком над головой, идущего ложиться под поезд.