Вспыхнули прожектора, осветив почти пустую сцену. На ней стояла только широкая кровать, заправленная грубым одеялом. Из-за кулис показались актеры — совсем юная девушка, почти девочка, на которой из одежды были только белые трусики и такая же майка, и мужчина за сорок, чуть сутулый, одетый в пижамные штаны и белую майку. Они нырнули под одеяло.

Майдановский взял микрофон, начал читать текст:

— «Услышав ее первый утренний зевок, я изобразил спящего, красивым профилем обращенного к ней». Сергей, мне даже на первом ряду не виден твой красивый профиль… Так лучше. «Моя Лолиточка была резвой девчонкой, и, когда она издала тот сдавленный смешок, который я так любил, я понял, что она до этого созерцала меня играющими глазами». Аля! Созерцай! Играй глазами! Тебе же интересно! Ты впервые в жизни проснулась в одной постели со взрослым мужчиной! «Она скатилась на мою сторону, и ее теплые русые кудри пришлись на мою правую ключицу». Сергей! Сними свою майку! Ты со своей женой тоже в майке спишь? Ты же не почувствуешь тепла ее волос сквозь майку! Так. «Я довольно бездарно имитировал пробуждение. Сперва мы лежали тихо! Я тихо гладил ее по волосам, и мы тихо целовались». Аля, у Набокова Лолита совращает в этой сцене Гумбольта, а не наоборот… Поняла? Тебе нравятся его прикосновения к волосам, тебе хочется его губ. Да, это не кино, и нет крупного плана, но не фальшивь, целуй его, в конце концов! Где страсть, это же не первый твой мужчина в самом деле!.. Не слышу, ты что сказала?

— Да противен мне Хромов! Вот вас я хочу целовать, а от него меня тошнит! — возмутилась юная актриса.

— Аля! Я сыграю только премьерные спектакли, а потом тебе так или иначе придется быть с Хромовым! Не дури! Ты профессионал, работай! Сейчас апогей всей сцены…

Актриса встала на колени перед лежащим на спине актером. Стащила с себя майку, оставаясь спиной к зрителям. Наклонившись к партнеру, она что-то прошептала ему на ухо.

— Ты никогда не делал этого, когда был мальчиком? — спросила актриса.

— Никогда… — приглушенно отвечал партнер.

Девушка откинула одеяло, засунув руки в пижаму партнера. Оба начали мерно покачиваться под тихую мелодию.

— Стоп! Хватит на сегодня! Одевайтесь. Плохо. Страсти не вижу. Ты не на манекене лежишь, не на резиновой кукле! Он о тебе мечтает несколько месяцев, он жаждет тебя. Тебе самой интересно! Вспомни Набокова: ты орудуешь жезлом его жизни! А ты играешь так, будто в руках ядовитая змея… — досадливо махнул рукой Майдановский.

Аля, как звали актрису, его реплику слушала, вполоборота повернувшись к режиссеру. Мне отчетливо были видны ее еще по-детски неразвитые груди. «Ну и нравы в театральных коллективах», — подумала я. Девушка между тем соскочила с кровати и, уже совсем нагло повернувшись к режиссеру всеми своими прелестями, нехотя стала напяливать майку.

— Кирилл Львович, может, с вами пройдем эту сцену? — спросила она, подойдя к краю сцены.

— Нет, завтра! Завтра, Алечка, завтра! Сейчас я занят, — отказался Майдановский.

В это время осветители врубили полный свет во всем зале, потушив прожектора, освещавшие сцену. Актеры увидели меня, притаившуюся в правом углу первого ряда.

— По-нят-но! — по слогам произнесла артистка, обиженно вильнула худосочным задом и скрылась за кулисами.

— Сергей! — режиссер обратился к актеру, продолжавшему сидеть на кровати. — Ты что, Альку завести не можешь? Мужик ты или не мужик? Я требую не фальшивить, а жить на сцене…

— Вам хорошо! Через месяц после премьеры в Москву укатите, а я с Алькой взаправду должен по постели кататься?! Моя ж на каждый спектакль ходить будет, а потом дома скандалы устраивать… — сокрушенно махнул рукой Хромов.

— Ладно, свободен, — отпустил актера Майдановский и повернулся в мою сторону. — Садитесь ближе, я на вас наконец-то при свете погляжу.

Я подошла и опустилась в кресло рядом с мэтром. Несколько секунд мы с любопытством разглядывали друг друга. Рядом со мной сидел уставший мужчина лет пятидесяти в черном свитере, белой рубашке без галстука, ворот которой выглядывал из разреза свитера, таких же черных джинсах. Лицо его, тронутое морщинками, улыбалось знакомым по фильмам выражением. Седые волосы не портили красоту лица, а лишь добавляли своеобразный шарм в его облик. Крупные выразительные губы чуть дрожали в улыбке. Руки с длинными пальцами лежали на коленях. Взгляд его удивительно глубоких зеленых глаз, казалось, обволакивал собеседника.

Почему он смотрел на меня так внимательно? Просто изучал! А может, я ему понравилась?

— Вы определенно похожи на Сашу, — наконец нарушил молчание мэтр. — Значит, должны быть счастливы.

— Вы тоже похожи и на отца, и на деда. Только счастливы ли? — в упор посмотрела я на Майдановского.

— Это уже интервью? — уточнил артист.

— Это не интервью. И вообще я не журналистка, Кирилл Львович! — честно призналась я.

— Не понял… — изумился Майдановский. — А кто же вы тогда?

— Киллер, нанятый вашей супругой за сто тысяч долларов, чтобы убить вас… — вполголоса произнесла я.

— И вы не дочь Саши Фролова?! — разочарование явно сквозило в голосе Майдановского.

— Все остальное — абсолютное правда. Я действительно дочка Александра Фролова. Этим я не могу шутить, — очень серьезно прошептала я.

— Тогда рассказывайте все по порядку! — потребовал Кирилл.

По порядку, от стука в дверь моего соседа до вчерашней передачи мне аванса за убийство, я выложила Майдановскому все.

— Вы можете мне не поверить, выгнать — ваше право. Операция сорвется, и тогда уберут нас обоих. Сначала меня — я слишком много знаю, потом, через неделю, месяц, год, но рано или поздно уничтожат и вас. — Я не жалела мрачных красок.

— У вашего отца были особые приметы? — вдруг спросил Кирилл.

— Шрам на левой ноге, чуть ниже бедра, он в детстве, в пионерском лагере, падал, рассек, пришлось зашивать. Родимое пятно размером с советский пятак под правой мышкой…

— Хватит! — прервал меня Майдановский. — Что вы предлагаете?

— Вы актер от Бога. Я не актриса. Сыщик. Обыкновенный частный сыщик. Юрист по образованию. Но я предлагаю вам сыграть пьесу, поставленную вашей супругой, уже в нашей редакции. Я выполняю все ее желания. На неделю становлюсь вашей тенью. Сегодня же вечером соблазняю вас. Выясняю все, что она хочет, вплоть до координат вашей нынешней пассии. Все будем делать по-настоящему, на полном серьезе. Только «убивать» в итоге, разумеется, чисто по-киношному. Лишь тогда мы возьмем Тамару с поличным… — я выдержала паузу. — Рискованно? Безусловно. Но кто не рискует…

— Тот не пьет шампанского! — закончил за меня артист, ударив своей неожиданно крепкой ладонью правой руки мою. Девочка, а ты сумеешь сыграть вот так, сразу, без дублей и дублерш, все чувства?

— Вы же мне подыграете, Кирилл Львович?! — вопросительно-утвердительным тоном спросила я мастера.

— С такой молоденькой партнершей я давненько не играл, — засмеялся Майдановский. — Кровь взыграет и…

— Мастер, — я начала входить в роль, — не люблю, когда меня пытаются обмануть. Аля разве старше меня? — я кивнула в сторону пустой кровати на сцене.

— Аля еще совсем ребенок. Ей только тринадцать лет, она учится в седьмом классе. Хотя внутренне я понимаю Гумберта, но в жизни его принципам не следую. Просто мое режиссерское кредо: любых персонажей должны играть их ровесники. Джульетте должно быть четырнадцать, а не сорок, а Лолите — двенадцать-тринадцать, как в книге, — пояснил Майдановский.

— Позвольте, но мне уже просто как… (я чуть было не сказала «юристу», но вовремя осеклась) журналисту любопытно: ее родители не возражали против участия дочери в столь откровенных сценах? На Западе актриса должна быть не моложе восемнадцати или в откровенных сценах заменяться совершеннолетней дублершей.

— Разумеется, мы взяли письменное согласие ее родителей на участие ребенка в подобных сценах, — подтвердил режиссер.

— Кирилл Львович, вы мне сейчас, пока нас не видит и не слышит Тамара, расскажите о ней, — попросила я Майдановского.