– Это еще какого? – удивился Ветров.

– Что-то вроде гипноза, например.

– Хм… Ну, исключать, наверное, нельзя. Может, и такое он практиковал. Это ведь все тогда модно было.

– И последнее, – пообещал Корсаков. – Вы сказали, что документы могут оказаться у самых разных людей. А какая-нибудь связующая нить есть? Как бы можно их объединить?

– Объединяющая идея? Вряд ли, вряд ли…

Ветров потянулся к папиросе и недовольно заворчал:

– Вечно она не следит. Глеб, голубчик, позовите-ка эту бандитку.

Маслов поднялся, пересек комнату и выглянул за дверь.

За эти секунды Ветров успел произнести фамилию и номер телефона.

Вернувшийся Маслов внимательно посмотрел на обоих, но не сказал ни слова, а Ветров запричитал:

– Ну, задержал я вас, молодые люди! Вы уж меня, старика, извините. Нечасто интересные собеседники-то встречаются.

В прихожей, прощаясь, он задержал руку Корсакова, посмотрел на Маслова:

– Вы-то меня и так найдете, а для вас – вот.

И он протянул Корсакову небольшой кусочек плотной бумаги, который при наличии фантазии можно было бы называть визитной карточкой.

На том и расстались.

Телефон зазвонил в кабинете в половине шестого вечера.

Весь вид кабинета показывал и заверял, что бывать тут могут только очень серьезные люди. И хотя порой движимые карьерой некоторые из них тут не задерживаются надолго, серьезности кабинета это не нарушает.

Прозвучали три телефонных звонка, прежде чем нынешний хозяин кабинета поднял трубку, сказал «Алло» и услышал в ответ:

– Алло, это я.

Хозяин кабинета выдержал небольшую паузу и сказал:

– Да, я понял, кто это. Что случилось?

Ответ звучал немного встревоженно:

– Помните, я называл Ветрова?

– Этого «неприкасаемого»? – ответил хозяин кабинета. – Помню, и что?

Собеседник помолчал, видимо еще раз оценивая то, что намерен сказать, но все-таки сказал:

– Надо его потрошить всерьез. Он темнит.

Хозяин кабинета, выслушав, помолчал, потом напомнил:

– Вы же сами говорили, что…

Звонящий ответил с досадой:

– Говорил, говорил, что теперь поминать? Все мы много чего говорили, а практика эти слова отменяла. В общем, чем скорее, тем лучше.

Хозяин кабинета не возражал, скорее, просил уточнить:

– Думаете, заговорит?

Собеседник ответил после небольшой паузы:

– Не уверен.

– Тогда какой смысл? – настаивал хозяин кабинета.

Но собеседник не склонен был менять свою позицию:

– Зачем мне вас пугать? У него сегодня был этот… Помните, летом влез по следам «заговора Ягоды»? Тот, который Решетникову морду набил… – Он невольно всхохотнул.

Голос хозяина кабинета после паузы звучал тревожно:

– Корсаков?!

– Да! Корсаков!

– Ему-то там чего надо? – недоумевал хозяин кабинета.

– Сами не догадываетесь?

– Нашел источник?

– Еще какой! Такое впечатление, что он даже адреса и пароли знает…

И все-таки в голосе хозяина кабинета сохранялось сомнение.

– Достоверная информация?

– У меня там свой человек есть. – Собеседник отвечал тоном, в котором не звучало и нотки сомнения. – Информация точная и в проверке не нуждается.

– Ну, и вы уверены, что надо… решать? – уточнил хозяин кабинета. – А если…

– А если не с нами, то ни с кем.

– Так серьезно?

– Не то слово, поверьте! Если они от него узнают что-либо, то мы их уже никак не опередим.

– Ну, это мы еще посмотрим, – ответил хозяин кабинета, но вся бодрость его выражалась только в интонациях.

Собеседник молчал несколько секунд, потом сказал голосом ровным, уверенным, в чем-то даже обреченным:

– Если они успеют раньше, то у нас будет так много свободного времени, что мы с ума сойдем. Правда, в это время делать мы все будем только с разрешения конвоя. И это в лучшем случае! Вы меня поняли?

– А вы меня не пугайте, – пытался сохранять лицо хозяин кабинета.

– Не говорите глупостей… Я слишком умен, чтобы пугать… Вы меня поняли. Действуйте!

Проснулся Корсаков будто от толчка и быстро сел на кровати. Не сразу понял, где находится, осмотрелся. В темноте все было неразличимо и зыбко, но, ощутив под рукой упругий женский зад, он вспомнил, что рядом спит та самая Марина, с которой его вчера познакомил Маслов. Вспомнил, как вчера они «зажигали», но, не ощутив никаких признаков бодуна, успокоился. В конце концов, смена занятий – тоже отдых.

Потянувшись, подумал, что, конечно, пора вставать, и сразу же полезли неприятные мысли типа, чем заниматься весь день, да и вообще… Корсаков не любил ночевать в чужих постелях и редко делал исключения, а в Питере получилось именно так.

«Ладно, уймись», – посоветовал он самому себе и, натянув джинсы и рубашку, отправился на кухню курить. Не успел он сделать пару затяжек, как зазвонил мобильный, на дисплее высветилось «Маслов».

– Привет, – поздоровался Корсаков.

– Привет, ты как? – спросил Маслов каким-то напряженным голосом.

– Вроде живой, – попытался пошутить Корсаков и сам себе поставил двойку.

– Собирайся, я минут через двадцать буду возле дома, но во двор заезжать не стану, перезвоню – выйдешь прямо на улицу, – распорядился Маслов.

– Так сурово?

– Давай-давай, – окончательно аргументировал Маслов, и в трубке зазвучали короткие гудки.

В машине он молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Проехав несколько кварталов, припарковался, повернулся к Корсакову:

– У тебя все нормально?

– В каком смысле?

– Ну, вообще…

И тон, и вид Маслова, а особенно его поведение были настораживающими, и Корсаков не стал затягивать:

– Глеб, не тяни. Что случилось?

Видимо, Маслов только и ждал какого-то толчка, без которого и слова сказать не мог. А сейчас смог:

– Сегодня ночью убит Ветров.

– Что?! – не поверил своим ушам Корсаков.

– Говорят, просто истерзан, будто его пытали. – Голос у Маслова был все такой же тихий, даже боязливый. – Под вечер ему кто-то позвонил. Юля считает, знакомый.

– Какой знакомый, какая Юля?

Маслов удивленно посмотрел на него, потом сильно растер лицо ладонями, помолчал, закурил и пояснил:

– Утром мне позвонил мой старый товарищ, следователь городской прокуратуры. Его подняли еще раньше, почти ночью. Районка выехала на убийство, и ему руководство велело прибыть туда. Ну а там… Я уже там побывал. В квартиру, конечно, не пустили, но поговорить удалось.

– Почему он тебе-то позвонил? – не понимал Корсаков.

Маслов посмотрел на него все такими же невидящими глазами, помолчал, соображая. Потом продолжил:

– Ты спросил, кто такая Юля? Юля – это девушка, которую мы вчера у Ветрова видели, помнишь? Она у него вроде помощницы по хозяйству и по всем делам тоже. Так вот, она рассказала следователю, что перед самым ее уходом раздался звонок, и Ветров сам взял трубку, потому что Юля уже стояла в дверях. Кто звонил и о чем они говорили, она не знает: Ветров ее проводил и дверь за ней закрыл, но вроде речь шла о встрече, и встрече немедленной, понимаешь? Кто этот «знакомый», который позвонил Ветрову вечером, – неизвестно. Как его разыскать? Стали изучать на телефоне Ветрова все входящие и исходящие. Ну, этот товарищ, увидев мой номер, решил позвонить, так что после обеда ждет меня в прокуратуре.

Маслов передавал этот рассказ, а глаза его все время изучающе скользили по лицу Корсакова, будто Маслов обыскивал его, стараясь уловить реакции.

– Хочешь поехать со мной?

Корсаков подумал, что хорошего во всем этом мало.

Если Ветров был под такой опекой, как говорил Маслов, то все его «опекуны» будут контролировать расследование, а значит, расследование будет очень и очень тщательное, все, кто будет к нему привлечен, будут чрезвычайно внимательными, сосредоточиваясь на всяких там мелочах. Конечно, они навещали Ветрова вдвоем, конечно, Юля видела, как они уходили, и их показания следствие может счесть важными, подлежащими тщательному изучению, но тогда он, москвич Корсаков, вполне мог попасть под подписку о невыезде, а это ему никак не улыбалось. Значит, надо как-то аккуратно выпутываться из этой непонятной ситуации, и он, помолчав, заявил: