Не чувствуя ног, она спустилась по гранитным ступеням крыльца и медленно двинулась прочь от бизнес-центра. Внутри была какая-то пустота, словно из неё разом выкачали все жизненные соки, и осталась только тонкая оболочка. Даже плакать не хотелось, потому что слёз тоже не осталось. И никаких чувств, только холодная чёрная пустота.

Артём стоял в холле в ожидании лифта и судорожно обдумывал сложившееся положение. Тысячи мыслей проносились у него в голове, одна запутанней другой, и все вместе они скручивались в невообразимый клубок, размотать который представлялось совершенно невозможным.

– С кем это ты так мило беседовал?

Артём вздрогнул и обернулся. Виолетта глядела на него своим обычным прищуром и загадочно улыбалась.

– Что? – пробормотал Артём.

– Я говорю, с кем ты там беседовал, у входа?

– А, это… это моя сестра. Троюродная.

– Сестра?

– Да, приехала…

– Приехала?

– Из… Лысьвы.

– Ого! Ты не говорил, что у тебя в Лысьве есть родственники.

– Дальние.

Звякнул колокольчик, и двери лифта открылись. Они вошли. Вместе с ними вошли ещё несколько человек.

– С тобой всё в порядке? – спросила Виолетта.

– Да. А что? – пробормотал Артём.

– Ты какой-то чудной сегодня.

– Нет. Так…

Снова звякнул колокольчик, и часть пассажиров вышла из лифта. Они остались вдвоём.

– Это тебя троюродная сестра чем-то загрузила, да? – продолжала расспрашивать Виолетта.

– А?

– Да что с тобой? Ну-ка признавайся! Кто это был?

– Так… я же сказал – сестра. Т-троюродная.

– И что она от тебя хотела?

– Ничего.

– А почему ты ей деньги дал?

– Деньги?

– Да, деньги. Я всё видела.

– Просто… просто у неё мать.

– У всех мать. Ну и что?

– Болеет. Заболела. И она попросила. На лечение. Вот я и дал.

– Ну, так бы сразу и сказал.

Артём облегчённо выдохнул. Дзынь! Двери лифта распахнулись, и они вышли в ярко освещённый холл со стойкой, за которой сидели две кукольного вида девушки, блондинка и брюнетка. У них над головой, на белоснежной стене огромными синими буквами было написано: «Адрэм-банк».

– Здравствуйте! – хором поздоровались девушки.

– Доброе утро, – сказала Виолетта.

– Привет! – бросил Артём.

Настроение у него заметно улучшилось. Шагая с Виолеттой по коридору, он легонько шлёпнул её по попе.

– Так! Это что ещё? – изображая возмущение, воскликнула Виолетта.

– Знак внимания, – игриво ответил Артём.

– А если кто увидит?

– Ну и пусть.

– И вообще-то знаки внимания выглядят несколько по-иному, – сказала Виолетта, остановившись возле двери с табличкой «Отдел аналитики».

– По-какому же?

– А вот по-какому!

Она схватила Артёма за лацканы пиджака и резким движением притянула к себе. Виолетта была одного с ним роста, но носила высокие каблуки, поэтому сейчас смотрела на Артёма сверху вниз. Он скользнул масленым взглядом по глубокому вырезу её блузки, втянул носом исходящий от неё аромат и, обхватив Виолетту за талию, прильнул к её губам. И сразу почувствовал, как острый язычок проник к нему в рот и пощекотал нёбо.

Внезапно Виолетта оттолкнула его, прыснула в кулачок и, распахнув в дверь, юркнула в кабинет. Артём растерянно посмотрел ей вслед, потом оглянулся и похолодел. В конце коридора стоял президент банка Геннадий Андреевич Барсуков, отец Виолетты.

– Здравствуйте, – пробормотал Артём севшим голосом, хотя понимал, что с такого расстояния начальник всё равно его не услышит.

Поэтому для верности он ещё кивнул, правда, кивок этот выглядел скорее как поклон. Барсуков ничего не ответил и скрылся в своём кабинете. Артём почувствовал, как по горячей спине сбегают холодные струйки пота – надетая под рубашку майка не успевает впитывать его – и затекают под резинку трусов. Он провёл тыльной стороной ладони по влажному лбу и тряхнул рукой. Мелкие брызги упали на серый ковролин, которым был покрыт пол в офисе. Артём огляделся – в коридоре больше никого не было, но со стороны приёмной, где за стойкой сидели блондинка и брюнетка, уже доносились оживлённые голоса. Он бросился в противоположный конец, где находился мужской туалет. Скинув пиджак и сняв рубашку, Артём стащил с себя майку, которую уже впору было выжимать, и засунул её в мусорное ведро. Затем, ополоснув под краном торс, подмышки и, насколько это было возможно, спину, принялся вытираться бумажными полотенцами, яростно выдёргивая их из держателя на стене.

Дверь распахнулась, и в туалетную комнату вбежал Иван.

– З-здорово!

На мгновение он замер, удивлённо взглянув на полуголого коллегу, но потом вспомнил о причине своего прихода сюда и бросился к писсуару. А уже через секунду раздалось характерное журчание.

– О-о-о! – простонал Иван.

Артём, так и не поздоровавшись с ним, осмотрел свою рубашку, на спине которой предательски выделялось мокрое пятно, и поднёс её к сушилке для рук. Сушилка загудела.

– Ты чего это тут стриптиз устроил, – облегчённо выдохнув, спросил Иван. – Или у тебя дома воду отключили?

Покрутив бедрами, он застегнул ширинку и, подойдя к Артёму, протянул ему руку.

– Или ты не дома ночевал? – ехидно улыбаясь, хрюкнул Иван.

– Руки помой, – бросил Артём.

Он понюхал рубашку и, убедившись, что никаких неприятных запахов она не источает, принялся одеваться.

– Ну, не хочешь, не говори, – сказал Иван и вышел из туалета, проигнорировав совет коллеги.

– Пап, я не понимаю, что в этом такого!

Виолетта сидела за столом для совещаний в кабинете Барсукова, закинув ногу на ногу и сердито поджав подкрашенные бордовой помадой губки.

– А я тебе в сто двадцать первый раз повторяю: не пара он тебе!

– С чего это ты взялся решать, кто мне пара, а кто нет?

– Потому что я твой отец! – рявкнул Барсуков, хлопнув ладонью по столу.

– И что? – стрельнув в него взглядом из-под своего фирменного прищура, спросила Виолетта.

– То есть как это что?

– Я уже взрослая девочка и могу сама решать, с кем мне встречаться, а с кем нет.

– Нет уж, позволь…

– Не позволю! И хватит уже меня опекать. Ты так доопекаешься, что я останусь старой девой. Что бы на это сказала мама?

– А мама тут при чём?

– А при том. Ты же на ней женился, когда ей было восемнадцать, а мне уже двадцать три, между прочим.

– Ты маму, пожалуйста, не трогай. Она была… Она была…

Барсуков судорожно сглотнул.

– Ладно, пап, давай не будем об этом. Всё уже решено.

– Как это, решено?

– Я выйду за него замуж.

– Только попробуй!

– Поздно, папа. Поздно.

– Что значит – поздно?

– Я жду от него ребёнка.

– Как?

Барсуков побледнел.

– Успокойся и прими это как должное, – уверенным голосом произнесла Виолетта. – Артём хороший парень. Да, он – деревня, но он быстро учится, сам же знаешь. И всем этим городским лузерам до него, как до… не знаю чего. Он их всех за пояс заткнёт и, вот увидишь, будет самым успешным. Потому что ему не от кого ждать помощи, потому что сам себе путь прогрызает и чертовски настырный. И умный. У кого из трейдеров самые большие обороты, кто самую большую прибыль приносит? Правильно! Я бы его вообще начальником над всем отделом поставила. А через пару лет в корпоративное финансирование перевела – вот где он сможет подняться! И банк наш поднять. А? Что думаешь?

– Не знаю, – задумчиво глядя на дочь, произнёс Барсуков. – Я подумаю.

– Ну, вот и подумай. И кстати, подними ему лимиты, о’кей?

Виолетта подскочила, подошла к отцу и чмокнула его в лысую макушку.

– О’кей, – проворчал Барсуков.

Рита стояла перед зданием поликлиники, не решаясь войти. Мысли в голове путались. Она была страшно обижена на Артёма, но не могла ему противиться. Рита просто не представляла себе будущего без этого так горячо любимого ею человека и понимала, что в конечном счёте сделает всё, чтобы ему было хорошо с ней. Даже если это глубоко противоречит её убеждениям, даже если ей от этого будет очень-очень плохо и больно, она всё стерпит, лишь бы он был с ней. Любимый, родной и единственный на всём белом свете!