Так ей удалось уговорить мужа.

Столичный воевода Чжоу вручил своим приближенным слугам Чжан Шэну и Ли Аню два платка и два цяня серебра и послал их к старой Ван. Цзиньлянь, как они убедились, действительно красавица. Сваха встретила их сообщением, что по требованию хозяйки она уступит Цзиньлянь только за сто лянов. Чжан Шэн и Ли Ань долго торговались со старухой, предлагали восемьдесят лянов, но она ни в какую не соглашалась. Слуги по возвращении доложили хозяину. Тот согласился прибавить пять лянов и отправил слуг с серебром, но старуха, ссылаясь на Юэнян, продолжала упорно стоять на своем.

– Только сто лянов и ни гроша меньше, – твердила Ван. – Ну а мне за сватовство, будет добрая воля, дадите, а нет – не надо. Авось Небо не оставит меня с пустыми руками.

Пришлось Чжан Шэну и Ли Аню снова возвращаться ни с чем домой и доложить хозяину.

На переговоры ушло два дня.

Вечером заплаканная Чуньмэй опять стала просить мужа:

– Уж прибавил бы серебра. Возьми ее, будет мне подруга. Тогда можно и умереть спокойно.

Увидал воевода слезы Чуньмэй и послал вместе с Чжан Шэном и Ли Анем своего старшего управляющего Чжоу Чжуна. Из войлочного мешка они извлекли девяносто лянов и разложили перед старухой, но та заупрямилась пуще прежнего.

– Будь я согласна за девяносто отдать, ее давно бы здесь не было, – говорила Ван. – Судебный надзиратель господин Чжан забрал бы.

Чжоу Чжун был вне себя и велел слугам завернуть серебро.

– Трехлапую жабу не сыщешь, а тут обыкновенная баба, подумаешь, невидаль какая! – говорил он. – Старая потаскуха не ведает, с кем дело имеет. Что ты нам на Чжана-то киваешь? Наш хозяин и связываться-то с тобой не стал бы, если б не молодая жена. Она многократно упрашивала хозяина взять эту женщину в наложницы. И то сказать, с какой это стати выбрасывать такие деньги, на кой она нужна?!

– Нас заставила порог обивать, потаскуха проклятая! – поддержал его Ли Ань. – Больно много на себя берешь! – Он взял за руку Чжоу Чжуна и продолжал. – Пойдемте! Доложим батюшке. Пусть прикажет в острог ее отвести. Пальцы разок зажмут – узнает.

Старая Ван все еще надеялась поживиться за счет Чэнь Цзинцзи, поэтому молча сносила ругань и угрозы.

Слуги с управляющим ушли.

– И за девяносто не уступает, – доложили они хозяину.

– Ладно! – согласился воевода. – Завтра сто лянов дадите и доставите в паланкине.

– Батюшка! – обратился к хозяину Чжоу Чжун. – Старухе и ста мало. Она сверх того пять лянов за сватовство требует. Лучше обождать денек-другой. А будет упираться, в управу взять да пальцы в тиски. Поглядим, что она тогда скажет!

Да, дорогой читатель! Не подай такую мысль Чжоу Чжун, у Пань Цзиньлянь, как и у всех на свете, было бы не только место рождения, но и место погребения. А тут лихая судьба настигла ее, и:

А теперь обратимся к другой части рассказа.

Расскажем о том, кого зовут У Сун. После того как Симэнь Цин сослал У Суна в Мэнчжоу, ему там неожиданно посчастливилось. Сын начальника лагеря, Ши Энь, прослышав о могучем У Суне, стал оказывать ему всяческое содействие. Дело в том, что Ши Энь держал в Роще Веселья кабачок, который у него решил силой отобрать некто Цзян по прозвищу Дух Хранитель Врат.[1630] В схватке с насильником Ши Энь получил увечья и рассчитывал на богатыря У Суна. У Сун избил Цзяна, но у того была сестра Юйлань, оказавшаяся замужем за военным комендантом Чжаном. Комендант ложно обвинил У Суна в грабеже, богатыря избили и перевели в крепость Спокойствия и Мира. По дороге туда в местечке под названием Затон Плывущих Облаков У Сун прикончил обоих охранников и обрел свободу. Тогда он убил коменданта Чжана и Цзяна Духа Хранителя Врат вместе со всей его семьей, а сам укрылся у Ши Эня. Ши Энь вручил У Суну для передачи сундук с сотней лянов серебра и направил в крепость Спокойствия и Мира с письмом начальнику крепости Лю Гао, в котором просил относиться к его подателю как можно снисходительнее.

Однако по дороге в крепость У Сун узнал, что император объявил наследника престола и по сему случаю после жертвоприношений Небу даровал всеобщую амнистию.[1631] У Сун повернул домой. В уездной управе Цинхэ он подал бумагу и снова стал начальником местной охраны. Сосед Яо Второй отдал ему сильно повзрослевшую девятнадцатилетнюю Инъэр, и зажили они вместе. Прослышал У Сун, что Симэнь Цина уже нет в живых, а невестку его сватает старая Ван, у которой та пока и проживает, и прежний гнев закипел у него в сердце.

Да,

На другой же день У Сун приоделся и направился прямо к старухе. Стоявшая у дверной занавески Цзиньлянь, едва приметив его, опрометью бросилась к себе в комнату. У Сун отдернул занавеску и вошел в дом.

– Мамаша Ван дома? – спросил он.

Старуха просеивала на мельнице муку.

– Кто это там меня, старую, зовет? – поспешно выходя, бормотала она, а увидев У Суна, поклонилась.

– С благополучным возвращением домой, брат У Второй! Давно ли пожаловал? – спросила она.

– Высочайшее помилование получил, только вчера вернулся, – отвечал У Сун. – Задал я вам, мамаша, с домом хлопот. Ладно, в другой раз отблагодарю.

– А ты, брат, здорово возмужал, – продолжала Ван и захихикала. – И усами, и бородой оброс, а ростом-то вымахал! Хорош! И вежливости в чужих краях обучился.

Она предложила гостю присаживаться и подала свежезаваренного чаю.

– У меня к вам, мамаша, дело есть, – заговорил У Сун.

– Говори, брат, что у тебя такое.

– Симэнь Цин, мне говорили, умер, а невестку мою к тебе отправили, у тебя проживает. Может, она не думает замуж выходить, тогда другое дело. А если собирается, я бы взял ее. У меня племянница выросла. Посмотреть за ней надо да жениха подыскать. Одна семья – один кошелек. Спорее жить бы стало. Чем мы хуже людей!

Старуха замялась.

– Невестка твоя, верно, пока у меня, – наконец, проговорила она, когда он пообещал щедро ее отблагодарить.

– Обожди, я с ней поговорю, узнаю, что она думает.

Цзиньлянь за занавеской услыхала о намерении У Суна, и в ней вновь заговорила прежняя страсть. Тем более за это время У Сун еще больше возмужал, пополнел и стал куда разговорчивее, чем раньше. «Может, назначено мне вернуться в прежний дом, может, судьба нас свела», – подумала она и, не дожидаясь пока позовет старуха, вышла к У Суну и отвесила поклон.

– Раз вы, деверек, пожелали взять меня в дом для присмотра за Инъэр, я с удовольствием пойду, – сказала она. – Выдадим Инъэр замуж и заживем одной семьей.

– Вот тут дело-то какое! – вмешалась Ван. – Хозяйка требует за нее сто лянов серебра, не меньше.

– Отчего так много? – удивился У Сун.

– Столько, говорит, господин Симэнь в нее денег вбухал, что ее из серебра отлить хватило бы.

– Ну ладно! – согласился У Сун. – Раз я невестку в дом беру, можно и сотню выложить. А тебя, мамаша, я как сваху пятью лянами награжу.

Услыхав такое, старая Ван даже обмочилась от радости.

– Как ты, брат, разбираешься что к чему, а! – повторяла она. – Вот что значит повидать озера да реки! Настоящий мужчина!

Цзиньлянь удалилась к себе в комнату, заварила густого с орехами чаю и обеими руками поднесла чашку У Суну.

– Хозяйка меня торопит, – заметила старуха. – К ней ведь наперебой сватаются и все чиновные господа. Только в цене задержка. Кто раньше сварит, тот первым и съест. Для судьбы и дали нипочем – она веревкой привязана. Смотри, не досталась бы кому другому.