— Дамская комната, Джаред? О, верно, это твоё любимое место, для получения кое-чего. Но не от меня, всё равно спасибо.

— Конечно, нет, — отвечает он, бросая взгляд на кокаинщика, который с интересом наблюдает за нами. — В миссионерской позе, чертовски скучно, Эддисон, займёмся этим в уборной?

— Пошёл ты, Джаред, — говорю я, обходя его, но он хватает меня за запястье, и я отдёргиваю его.

— Я пришёл сюда поговорить с тобой, Эддисон.

— Мне нечего тебе сказать.

Джаред поворачивается к девушке, которая молча стоит у раковины:

— Обычно я бы позволил тебе отсосать у меня, милая, но ты можешь убираться отсюда к чёрту, — она тупо смотрит на него, и он говорит громче: — Проваливай.

— Придурок, — бормочет она, пьяно спотыкаясь, выходя из уборной.

— Я тоже не останусь, Джаред, — говорю я, но он оказывается передо мной, в моём пространстве, его рука всё ещё на моём запястье, и он медленно двигается вперёд, прижимая меня спиной к стене. Моё сердце подскакивает к горлу.

— Убирайся. Вон. Сейчас же, — Хендрикс открывает дверь, хватает Джареда сзади за рубашку. Он прижимает его к стене.

— Хендрикс! Не надо! Пожалуйста!

Лицо Хендрикса искажено гневом.

— Мне казалось, я сказал тебе убираться к чёрту из этого клуба, — произносит он.

— Убирайся, Джаред, — говорю я. Я в ужасе и хочу, чтобы Джаред ушёл, но не из сочувствия к нему. Я беспокоюсь о Хендриксе. Я беспокоюсь, что Хендрикс сделает что-нибудь, из-за чего у него будут неприятности, и на этом всё.

— Хороший у тебя телохранитель, Эддисон, — говорит он, поднимая руки в притворной капитуляции. — Мы просто немного поболтали о том, как ей заниматься сексом в общественных туалетах.

Хендрикс бьёт его в челюсть, удар внезапный и жестокий, и Джаред сползает по стене на пол, опустив голову.

— Хендрикс! — кричу я. — Ты только что убил его? Пожалуйста, скажи мне, что ты не просто убил его. Нам нужно проверить его пульс или что-то в этом роде, — но Хендрикс кладёт руку мне на плечо и уводит меня, безмолвно выводя за дверь уборной.

Сапфир находится за пределами уборной, и Хендрикс кричит на неё.

— Твой друг лежит там на полу без сознания, — говорит он. — Ты должна пойти и забрать его.

— Эдди, — кричит она мне вслед, но Хендрикс уже ведёт меня к заднему выходу из клуба.

— Ты идёшь слишком быстро, — я едва поспеваю на своих высоких каблуках и спотыкаюсь.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, Хендрикс хватает меня и перекидывает через плечо:

— Теперь тебе не обязательно идти пешком.

— Хендрикс, перестань быть таким мудаком. Опусти меня. Моя задница болтается на виду.

Он прикрывает мою задницу рукой:

— Вот. Теперь это не так.

— Я серьёзно, Хендрикс, — кричу я, хлопая его по спине. — Если ты меня не опустишь, я закричу.

Он ничего не говорит, просто возвращается к машине и с силой опускает меня на землю.

— Ну вот, — говорит он. — Теперь ты счастлива?

— Мне там не нужна была твоя помощь, — говорю я. — Мне не нужно, чтобы ты строил из себя грёбанного… я не знаю кого…

— Морпеха? — спрашивает он, скрещивая руки на груди. Он ухмыляется мне, и мне хочется ударить его по лицу. Его очень сексуальному, очень точёному лицу.

— Да, — говорю я, взволнованная тем фактом, что его глаза сверлят меня, но я не хочу, чтобы он переставал смотреть на меня так, как он это делает. Я убираю волосы с лица. — Мне не нужно было, чтобы ты изображал из себя гребного морского пехотинца. Мне не нужно, чтобы ты меня спасал.

— Кого ты дурачишь, — отвечает он. — Выглядело так, будто тебя нужно было спасать в ту минуту, когда ты вышла за дверь в этом платье сегодня вечером.

— Что в этом плохого? — спрашиваю я. — Я надену всё, что, чёрт возьми, захочу.

— С таким же успехом ты могла бы быть голой, — говорит Хендрикс, точно так же, как делал это раньше. Он наклоняется вперёд, положив руки на крышу машины надо мной, и я резко вдыхаю от того, как близко он ко мне. И то, как он говорит «голой», как будто это именно то, чего он хочет. Я не могу отвести глаз от его губ. Я хочу почувствовать их на себе. — Я бы предпочёл, чтобы ты была голой.

Я поднимаю брови, моё сердце громко стучит в груди:

— Я думала, ты не одобряешь это платье.

Хендрикс наклоняется вперёд, его рот приближается к моему уху. Он медленно проводит рукой вверх по моему бедру.

— Я сказал, что предпочёл бы, чтобы ты была обнажённой. Но я одобряю это платье, — говорит он. — Только потому, что я знаю, что ты надела его, чтобы вывести меня из себя.

— Я надела его для себя, — вру я. — Ты бредишь.

Он не сводит с меня глаз, когда протягивает руку мне между ног. И я не останавливаю его.

— На тебе трусики, что прискорбно, — замечает он, — но ты мокрая. Просто признай, что сегодняшняя ночь была посвящена тому, чтобы добиться от меня реакции, Эддисон.

Я пожимаю плечами, стараясь быть беспечной, когда моё сердце вот-вот выскочит из моей чёртовой груди.

— Ладно, будь по-твоему. Садись в машину, — приказывает он хриплым голосом. Мгновение я тупо стою там, охваченная горячей смесью желания и нужды, которая лишает меня способности даже мыслить рационально, а затем Хендрикс отстраняется от меня и открывает дверцу машины, приглашая меня внутрь.

По дороге домой он молчит, и на мгновение я задаюсь вопросом, действительно ли то, что произошло между нами, произошло снова, или это просто плод моего воображения, какой-то ночной бред. Но как только мы входим в квартиру, Хендрикс хватает меня за руки и прижимает к стене, его рука скользит вверх по моему бедру.

— Признай это, — мягко говорит Хендрикс.

— Это всё из-за тебя, Хендрикс, — отвечаю я саркастически. Но на самом деле это правда. Это всё из-за него, не так ли?

— Это всё из-за меня, девочка Эдди, — говорит он. — Это всё из-за нас с тобой. Так было всегда.

Глава 21

Хендрикс

Три года назад

Если я думал, что смогу уйти от Эдди, что семи тысяч миль океана будет достаточно, чтобы установить эмоциональную дистанцию между нами — я был более чем чертовски неправ.

— Ты такой придурок, Хендрикс Коул, — блондинка кричит на меня пронзительным голосом, засовывая сначала одну ногу, а затем и другую обратно в штаны.

— Ты знала это, когда встретила меня, — я открываю рот, чтобы произнести её имя, и понимаю, что не помню его. Она вызывает у меня отвращение: в свете раннего утра она больше не похожа на человека, с которым, как мне показалось, она была более чем поразительно похожа прошлой ночью в баре, с её длинными светлыми волосами и голубыми глазами.

— О, и спасибо ни за что! — кричит она. — Легендарный Кэннон Коул, блядь, даже не смог его поднять!

Когда она уходит, громко хлопнув за собой входной дверью, я переворачиваюсь на другой бок в постели, думая об Эдди. Всегда об Эдди. Я на другом конце света, и всё, о чём я могу думать, это об Эдди. Её лицо выжжено в моём мозгу. Вот почему я не смог сделать это для блондинки, которая только что сбежала из моего дома. Блондинка не была Эдди.

Когда я не могу снова заснуть, то сажусь в постели с блокнотом, пишу письмо Эдди, которое никогда не отправлю, то, в котором рассказываю ей, как я не могу выбросить её из головы, в котором рассказываю ей, как я не могу продолжать жить без неё.

Я пишу это и подумываю о том, чтобы отправить по почте. Но я слишком большой трус. Я морской пехотинец Соединённых Штатов. Я прошёл Суровое испытание, пятьдесят четыре часа одной из самых сложных тренировок на земле. И чёртова Эдди Стоун — это то, что ставит меня на колени.

***

Наши дни

Я ухожу от неё, потому что не могу трезво мыслить, когда нахожусь так близко к ней. Я только что был опасно близок к тому, чтобы сказать ей, что её гневный бунтарский поступок — это просто… поступок. Я был близок к тому, чтобы сказать ей, что я знаю, что она чувствует то же самое, что и я к ней.