На миг перестаю слышать Евгения. Вспоминаю Николая, нашего земляка. Высокий и крепкий парень был. Заядлый охотник и рыбак. Зимним днем сидели на притоке замершей реки и ловили окуней, то клев окуня у этого рыбака всегда был отменный. И мы все старались просверлить лунке поближе. Он собирался, отходил немного в сторону от нас, сверлил новую лунку и опять клевал окунь. А у нас был полный штиль. Не раз мы с ним ходили пешком к деревне Бережцы на ловлю окуня. А вот охотились редко. Но ладно. Опять слушаю.
А Евгений разошелся не на шутку.
– Когда мы разобрались с ночной вылазкой стада кабанов, то стало все понятно, – сказал земляк. – Вечером надо ехать на охоту. Поехали каждый на своем мотоцикле. Только сгустились сумерки, мы были на месте. Ветерок на ночь тоже решил уснуть. Стояла мертвая тишина. Любой хруст ветки под ногой раскатывался по округе, пугая зайцев, вышедших на ночную жировку… Николай, продираясь сквозь лозовый куст, зацепился за лозину, зацепил и фару и разбил ее в пух. Мы остались без света. «Ну все, финита ля комедия», – вырвалось у Николая. «Что, уток испугался?» – поддел я его. «Ты бы тоже испугался, когда у тебя из-под ног сорвалась с травы кряква, – тихо шепнул он. – Не балуй! Тихо, как будем охотиться?» Я сказал: «Останусь у озера». – «Тогда ладно, а сам почешу к лесу». И Николай скрылся в темноте. Ночь накрыла нас своим покрывалом. Луну на небе спрятали тучи. «Да, хоть глаз выколи, – подумал про себя я. – Мне-то у озера в засаде еще кое-как. А вот как Николай?» Сам сижу один, сам «ворон считаю». Минута бежала за минутой, и я вспомнил свой корабль и сразу же, словно наяву, услышал плеск волн океана, увидел строящуюся электростанцию на берегу Парагвая, которую возводили русские атомщики. Перед глазами поплыли контейнеры, один за другим, это шла погрузка мясных туш, которыми правительство рассчиталось за строительство атомной станции. Вспомнил, как мне нравились длинные переходы, долгие рейсы, длительные стоянки. Как гуляли на берегу с друзьями – моряками, особенно если порт интересный… Это сонное состояние охотника «в дробадан» выбил резкий стрел. Я тут же вскочил с кочки, на которой сидел.
Кабаны ко мне не подошли, даже носа не показали. А вот на Николая кабаны вышли в ноги. Охотник выстрелил картечью по свинье. Один раз, потом второй, патроны кончились. Стадо сигануло в разные стороны. Только свинья захрипела и, как показалось Николаю в полной темноте, стала приближаться к его ногам, – рассказывал мне земляк. – В то время я сам, – сказал он, – рванул в сторону выстрела, подсвечивая себе под ноги маленьким фонариком, разве что годным время на часах посмотреть. Вдруг раздался крик! Ну точно с ума сошедшего человека, такой хрип, ого-го! «Женя, неси патроны, свинья кидается, спасай меня!»
Прибежал и спрашиваю Колю: «Так ты попал?» – «Да попал, да видно, ружьишко сплоховало, живит», – пытается он оправдаться за несмертельный выстрел. А сам дрожит, руки ходуном ходят, патроны никак не может вставить в ствол. «Непростительно тебе, Коля, после двух выстрелов не положить дичь на месте». – «Да тихо ты, Женя…» И Коля стал жаловаться на старый порох и слабый заряд. «Внимательно! Слышишь, какой-то шорох». Женя посветил чуть светящим фонариком. И точно! Свинья стоит за небольшой долинкой. И нас, охотников, разделяет только слабо бегущий из леса в реку ручей. Тут хавронья влезла в долину, в грязь и тихо стала приближаться. И нас уже обоих схватил «трасун». Ночь, тишина, и какое-то «булькание» и «чвакание», все ближе и ближе.
Коля говорит: «Выключи, Женя, свой «лихтарик», а то на свет идет». – «Нет, не буду, так хоть силуэт вижу», – ответил ему. «Вон свинья уже через долинку перешла, не шурши травой, а то точно на шорох идет», – сказал охотник. «Стреляй, Коля», – шепнул я. А сам держу силуэт зверя на световой дорожке.
Тут свинья выходит что гора из лужи: вся в грязи и кажется еще больше, чем есть на самом деле. Бабах – выстрел разорвал на миг ночную темноту. Охотник стрелял дымным порохом. А после выстрела всегда большое облако дыма. Так было и сейчас. Кинул тогда я, брат, ружье, схватил в руку нож, готовый биться врукопашную, – сказал мне Евгений. – Вдруг из облака дыма после выстрела вижу голову, какой-то немыслимый круг окровавленной пены. Я даже забыл, что у меня тоже есть ружье в руках. Застыл что истукан. Полный ступор. Фонарик полетел на землю.
И у меня случился полный провал сознания на какой-то миг. Потом Николай про эти секунды мне рассказал. «Ты так кричал, я-то думал, все, свинья тебя точно резанула. И вытянулся в струнку во весь рост так, словно уж на кряква, но взлететь собирался», – смеялся Коля надо мной. «Да не может такого быть, не помню, – ответил ему, – ты меня, наверное, понимаешь? А этого крика не помню!» Постепенно шок прошел, свиньи нигде не слышно. Стоим! Я пошел к ручью промыть лицо. Сам был горячий что раскаленные жернова в кузнице. Посмотрел, оторопь взяла меня, когда я увидел пену на «штанах» – окровавленную, и дрожь пошла по всему телу. Сантиметр был от ноги…
Еще Леонид Павлович Сабанеев, рыбак, охотник и ученый, которому в этом году 10 декабря исполняется 174 года, в своем «Охотничьем календаре» писал: «Никогда не следует стрелять кабана, ежели он выбегает прямо на охотника (т. е. на штык). Нужно стараться, отскочив в сторону, пропустить его». Но наука одно, а практика – другое, не всегда получается следовать прописной истине. Так и сейчас поступили охотники, времени выждать удобного момента для выстрела не было.
Евгений продолжал:
– Мы с Николаем немного успокоились. И стали слушать ночные шорохи. К нам вернулась смелость, да и охотничий опыт не пропьешь! «Что же, бывают неудачи, и кого как не охотников, их больше всего», – начали утешать один другого. «Это не беда, что свинья убежала, думаю, что далеко она не уйдет. С кровью кабан теряет силы, не найдем сейчас, то утром точно, – с неожиданной уверенностью сказал Коля. – Видел, пена на голове: это пробиты легкие. Да и третий раз стрелял, видно, что точно попал. Ночь ее не спасет. Хотя шанс есть».
Темные облака в подсвете лунного ожерелья мешали нам, луна никак не могла их пробить. Только ближе к полуночи задул восточный тихий ветерок, лаская наши лица. Я взял за плечо напарника: «Слышишь, какой-то гул, или стон, словно с подземелья». Приложили ухо к земле. Где это? Мы стояли возле ольхового куста, а перед нами дорога от колеи тракторов, что ездили на поля, возили органику. Разбили дорогу так, что колеи были на некоторых участках дороги до метра. Широкие и глубокие. Вдруг опять раздался звук, словно из-под земли. Какой-то ужас опять охватил нас. А патронов-то больше нет. Сломали толстый сук ольхи, в руках Коли нож… и метров тридцать тихонько двинулись на звук. Подойдем, постоим, послушаем. «Опять, слышишь?» – «Давай, вперед идем!» И, подбадривая один другого, идем на звук. Стало на минуту тихо, и опять слышим: какой-то протяжный звук «у-у-у» прямо у ног. «Женя, да включи свой «никудышный» фонарик хоть на секунду!» Прямо у наших ног, в глубокой колее, лежал наш трофей. Хавронья упала в глубокую колею от трактора, и тут ее силы покинули. Осенний дождь монотонно мелкой и густой, словно мокрой, пеленой продолжал сыпать, и в этот день, а скорее, уже наступал вечер, мы поняли, что доварить ворота нам не удастся. – Морской волк Евгений сказал мне: – Я никогда не забуду эту охоту! Столько миль на судне проплавал, в шторм попадали, но такого момента в жизни, чтобы сам кричал от страха, да еще и не помнил, у меня в жизни не было. А раз не помню, что кричал, пусть мне Николай и подтверждает этот случай. Значит, нет, не кричал! А вот когда он сам по полю «драпал и орал», точно помню, – опять рассмеялся Евгений.
Любые невзгоды и лишения не сломают человека, пока ему в жизни помогает природа нашего Полесья, нашей Малой Родины! Разные судьбы у моих земляков, но всех нас держат за руку воспоминания, прошлое. А зная наше прошлое, нашим детям и внукам будет, что вспомнить о шляхетских охотниках. И правильно выбирать свою дорогу в жизни!
