Но теперь об этом знал Финни и вообще каждый мудак в этом городе. А значит, это была уже не просто проблема. Это был невъебенный кризис.
И мне придется с ним разбираться.
Я прошел несколько улиц, почесал репу и задумался. Я попытался мыслить кризисно, а не только проблемно. Это должно было сработать. И скоро мысли появились у меня в голове, большие громкие мысли, окруженные мигающими красными огнями. И начали двигаться.
По кругу и мне на задницу.
Я закурил еще одну сигарету и повернул на Катлер-роуд. Башка не работала. Наверное, надо как-то отвлечься и расслабиться. И тут я надумал, куда пойти.
В середине Катлер-роуд был магазин, торгующий бухлом. Я зашел за угол и посмотрел, горит ли свет в квартире над магазином. Окно на кухне светилось желтым, я поднялся по пожарной лестнице и постучался. Сквозь рифленое стекло входной двери было видно серо-синее мерцание телевизора. Знакомая фигура загородила его и открыла дверь.
– Привет, Легзи.
Он посмотрел на меня как-то очень странно, будто оценивая. Я засомневался, что это была хорошая идея – прийти сюда. Может, стоило переждать пару дней на тот случай, если он все-таки обиделся из-за того удара головой. Но сомнения исчезли, когда он сказал:
– Привет, Блэйк.
Он отошел, оставив дверь открытой. Я двинулся за ним в гостиную. Это была очень неплохая квартира, мне всегда нравилось сюда приходить, с тех пор как он сюда въехал. Это была мужская квартира, без всяких признаков женщины. Поэтому-то я проводил тут столько времени после того, как женился. Приходил сюда, когда Бет из-за чего-нибудь наезжала на меня, или просто потому, что не мог идти домой и видеть ее кислое лицо. Я уже сказал, Легзи умел разговаривать. Но помимо этого он умел слушать. Мы открывали пару бутылок пива, и я говорил о всякой ерунде. И где-то к середине разговора я всегда вспоминал про Бет и про то, что мы с ней не ладим. Конечно, с Бет не всегда было плохо. Были и хорошие времена, иначе мы б, наверно, не поженились. Я рассказывал Легзу и об этом, и о вещах, которые Бет не захотела бы слышать нигде, кроме как в нашей спальне. Но как я уже сказал, квартира Легза была местом, где можно поговорить по душам, по-мужски.
– Пиво в холодильнике, – сказал он, падая на диван и выбивая облачко пыли из диванных подушек.
Я взял себе пива и уселся в то кресло, где сидел всегда. Оно откидывалось – и откидывалось довольно далеко. Большое было кресло, но для меня подходило идеально. Природа меня ничем не обделила, задницей в том числе, так что, поерзав и поскрипев креслом, я всегда находил идеальное положение.
Я открыл пиво и уставился в ящик. Как раз заканчивался фильм. На экране стоял мужик с кровью на мускулистых руках и в чем-то типа моторного масла по всей морде. Он опустил карабин и стянул с себя ленты с патронами. Деваха с блондинистыми волосами и большими сиськами бросилась на него и уткнулась лицом ему в шею. Я не могу понять, как она могла такое сделать, она ведь вся такая чистенькая и симпатичная. А он выглядит так, как будто устроил бойню на свиноферме, да еще и воняет наверняка.
– Все кончилось? – спросила она, затаив дыхание.
– Все кончилось, – ответил он голосом, который шел откуда-то из его тринадцатидюймового ствола. – Пока что.
Потом пошли титры, и началась реклама. Я выпил еще пива и положил сигарету в пепельницу, стоящую на столике рядом со мной. Пепельница была еще из старого «Хопперз», тогда Фентон его еще не загреб.
– Легзи, – сказал я, глядя на него. Глядя на Легзи, никогда нельзя было сказать, в каком он настроении. Но я все равно посмотрел, по привычке. – Ты как, друг?
Он поковырял в носу, посмотрел на козявку и зашвырнул ее куда-то в темноту. Я услышал, как она приземлилась за телевизором. В мерцающем свете телевизора его ссадина выглядела отвратительно. Пластырь закрывал самую страшную часть, но все вокруг побагровело и распухло.
– В норме, – сказал он. – А ты?
– Я тоже. Извини, что так вышло.
– Ты о чем? – Он поднялся, чтобы достать из кармана пачку «Ригал».
– Ну, ты знаешь. Это… в «Длинном носе». – Я посмотрел на экран. Реклама закончилась, и пошли новости. Я не слушал, что там парит чувак в галстуке. Никто никогда не слушал. А если кто и слушал, понять все равно ничего не мог. Потом чувак заткнулся, и начали показывать какие-то военные кадры. Колонна танков въезжает в деревню, на это смотрят бабы и дети. Снаряд, взрывающийся на улице посреди ночи. – Я просто хотел пошутить. Я и в мыслях не имел…
– Да знаю я. – В его голосе была какая-то злость, и это все портило, ведь мы были друзьями, а я просто пытался прояснить ситуацию. Но потом он сказал более дружелюбно: – Я знаю. За дурака меня держишь, да?
– Кого, тебя? Да ты че?! Я знал, что ты знаешь. Просто хотел убедиться.
Мы еще немного посмотрели ящик. Опять военные кадры. Солдаты целятся из окна. Кадр с бомбой в пусковой шахте, парень со шваброй, драящий пол так, будто это и не швабра вовсе, будто это фонарный столб или что-то вроде.
Легз почесал нос и сказал:
– Ну что, расскажешь, чего там у тебя на уме на самом деле?
– А кто сказал, что у меня что-то такое на уме?
– Блэйк. – Он улыбнулся. У него еще все зубы на месте, но один передний был серый и мертвый. – Мы сколько друг друга знаем?
– Давно. Много лет уже. Слишком давно даже.
– Правильно. Охуеть как давно, бля. И мы всегда были друзьями, так?
– Ну, да.
– Так вот, тебе не кажется, что друзья просекают фишку на раз? – Он выпрямился и поставил локти на колени, уперся кулаками в подбородок и посмотрел на меня. – Особенно когда у друга что-то на уме.
Честно говоря, меня этот разговор слегка нервировал. Я уже говорил, что рассказывал Легзи все, про все свои дела в разное время. Но вряд ли захочется рассказать кому-нибудь, что ты зассал. Пацан не может подставляться, иначе его не будут уважать.
– Ладно, есть кое-что. Но это не проблема. То есть смогу разобраться сам. Врубаешься?
– Мантоны на хвосте? Да?
– Как ты…
– Просто слышал, что говорят.
– Кто говорит?
– Не помню точно.
Я почувствовал, что багровею, как свекла. Не годится, чтобы такие вещи знали все подряд.