Тарий шуршал бумагами, бормоча себе под нос:

— Да где же… Вот гнат, куда подевалась? Здесь ведь была. Аа, нашел!

Он подошел ко мне и вложил в руки лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. Я пробежалась взглядом по строчкам, выхватывая отдельные фразы и ничего не понимая.

«Студентка пятого курса Академии Одаренных Альяра Райас…»

«…перенаправить в столицу…»

«…восстановить на практике в Магбюро…»

«…приказ вступает в силу незамедлительно…»

«…одобрено Королевским Советом и ректором Академии Одаренных…»

В самом низу переливалась печать Королевского Совета — такую ставили на все официальные документы, одобренных Советом. Подделать ее было невозможно.

— Это что? — потрясла я приказом.

— Твое отстранение от боевой практики. Завтра с утра ты отправишься в Угрест, а оттуда вернешься в столицу. Поздравляю, практикантка Райас, вы свободны. Желаю успехов в Магбюро и карьере Хранителя.

Я растерянно вглядывалась в застывшее ледяной маской лицо куратора. Он серьезно?

— Когда ты успел? Почта же раз в неделю ходит, — невпопад заметила я.

— У должности главнокомандующего есть свои преимущества, — равнодушно пожал плечами он.

Нет, он правда серьезно? Он выгоняет меня из лагеря, отсылает обратно? Я прислушалась к себе, пытаясь отыскать радость. Я же терпеть не могу этот лагерь, этих Проклятых и эту холодную Гнатскую Пустошь! Но внутри все кипело от обиды и злости; хотелось то ли закричать, то ли ударить этого высокомерного гада.

— Спасибо, я не хочу. — Я кинула дурацкий документ в него. Пусть сам уезжает!

Тот даже не шевельнулся, а выражение его лица осталось таким же бесстрастным. В полной тишине листок бумаги медленно опустился на пол между нами.

— Это не обсуждается. Это не предложение, а приказ.

— Я! Не! Хочу! — схватив листок, я начала рвать его на части.

Тарий, приподняв бровь, следил за моими усилиями.

— Гнатова бумага, почему она не рвется! — выбесилась я.

— Она защищена от любого воздействия. Чтобы впечатлительные практикантки не уничтожали важные документы.

— Знаешь, что, Тарий, — разъяренно прошипела я, подходя вплотную к нему. — Ты настолько сильно меня ненавидишь, что даже два дня не смог вытерпеть? Где твоя хваленая идеальная актерская игра?!

Запрокинув голову, я смотрела в его черные пульсирующие зрачки.

— Дело не в ненависти, Альяра, — наконец выдохнул он. И большим пальцем правой руки коснулся моего виска, слегка поглаживая кожу. — Не спорь со мной, девочка. Уезжай.

Он склонился ниже, оказавшись так близко, что я ощутила его горячее дыхание на своих губах. В груди сладко заныло — то ли от волнения, то ли от ожидания — и я подалась ему навстречу.

— Ошик, милый, ты срочно нужен! — Дверь в комнату распахнулась, и мы с Тарием тут же отскочили друг от друга, приняв невозмутимый вид. — У нас прорыв в западном секторе, и… — увидев меня, Тиала оборвала себя на полуслове. — Ты занят?

Девушка буравила меня недружелюбным взглядом, явно пытаясь понять, что я здесь делаю.

— Нет. Практикантка Райас уже уходит, — бесцеремонно ухватив за плечо, он потащил меня к выходу. После фразы Седой его лицо мгновенно стало жестким, собранным.

— Что такое прорыв в секторе? — тихо бормотала я. — Прорыв границы?

— Да, — поморщился он. — Иди в комнату. О прорыве никому ни слова — это закрытая информация, ясно?

Я кивнула. Тарий посмотрел на меня, будто собираясь сказать что-то еще, но затем лишь развернулся и закрыл дверь прямо перед моим носом. Последним, что я успела разглядеть, была Тиала, по-свойски достающая из шкафа мужскую одежду.

В нашу комнату снова набилась толпа.

«Близнецы» отрабатывали новые плетения, пытаясь потушить огненную вспышку. Пока выигрывала (или проигрывала, смотря как посмотреть) только подпаленная подушка. Нэйр и Киш следили за их успехами и громко ржали каждый раз, когда вместо того, чтобы потухнуть, огонь угрожающе раздувался, стремясь дотянуться до бровей и волос ребят.

Лейра с Иллатом сидели рядышком, склонив друг к другу головы, и тихонько болтали. Я невольно залюбовалась: смуглый брюнет и белокожая, светловолосая голубоглазка — ночь и день, кофе и молоко. Все, в том числе и подружка, знали, что Иллат влюблен в нее с первого курса; в нужные ей моменты Лейра беззастенчиво этим пользовалась, но отклоняла любую возможность дать ему реальный шанс.

Эйджел, примостившись в углу моей кровати, сосредоточенно читал. Он вздрогнул от неожиданности и тоненько, по-девчачьи, пискнул, когда я плюхнулась на кровать и слегка пихнула его в плечо.

— Говорят, ты снова очки разбил?

— Угу. — Староста отложил книгу. — Пришлось подзадержаться после практики на полигоне, поискать отлетевшую дужку. Ползал там вокруг площадки. Так и не нашел, — тоскливо вздохнул он. — Зато подслушал, как куратор устроил Тиале разбор полетов. Даже я впечатлился, насколько четко и методично он расписал ее ошибки в сегодняшней практике. В конце добавил, что ревность и вспыльчивость нужно держать под контролем. И ушел.

Ревность и вспыльчивость. Хм. Седая ревнует? Вспомнив ее недавнее «Ошик, милый», я поморщилась. Фраза до сих пор стояла у меня в ушах и чрезвычайно выбешивала. Неужели между куратором и Седой что-то есть?

Я похолодела. А если он и выгоняет меня из-за этого? Гнатов Проклятый!

— Тарий Ош меня домой отправляет, — шмыгнув носом, прошептала я старосте на ухо.

— Как домой? А практика? — всполошился тот.

— Тихо ты! — шикнула я и вкратце пересказала разговор с куратором. Умолчав лишь о некоторых моментах.

— Даа, с приказом Королевского Совета поспорить сложно, — поджал губы Эйджел. — Может, скажем ему, что у нас любовь, и нас нельзя разлучать? Мое сердце, конечно, навсегда принадлежит науке, но ради тебя я готов пойти на жертвы.

— Ну уж нет. С него станется и свадьбу нам устроить. А я тебя, мой занудный друг, в качестве мужа придушу очень быстро, — грустно усмехнулась я. — Ничего, завтра поговорю с ним еще раз.

И улыбнулась, скрывая тревогу — меня одолевали большие сомнения, что мне удастся переубедить упертого Тария.

— Альяяяар, а ты свой тортик будешь? — возникло перед нами страдальческое лицо Киша.

— Ты за ужином и так полторта схомячил, куда тебе еще? — возмутился староста.

— Я же не на твой кусок претендую, безочкарик!

— А у меня обостренное чувство справедливости, рыжий.

Я обхватила руками друзей и крепко обняла несмотря на их бурчание. Эти двое — несносный балагур и правильный зануда — моя семья, и уже завтра я могу остаться без их вечных перепалок.

— На троих поделим, — решила я.

Через пару часов, разогнав ребят по комнатам, мы с Лейрой упали без сил.

— Почему дни здесь так долго тянутся, это еще одна аномалия Гнатской Пустоши? — простонала подружка. — Пошевелиться не могу, а так в купальни хотела сходить!

— Сходишь завтра, — сквозь зевоту произнесла я.

Проснувшись среди ночи, я долго лежала, наблюдая за причудливыми узорами теней, бегущими по потолку. А затем решила выглянуть в окно, и онемела от раскинувшейся перед глазами красоты: повсюду, куда ни посмотри, лежал снег. Крупные хлопья ровным покрывалом падали на землю, любопытные снежинки резвились в воздухе и приклеивались к окну.

На юге, в столице, снега практически не бывало, и выпадал он всегда незаметно, как-то стыдливо, чтобы через пару часов уже исчезнуть.

Такого снегопада я не видела никогда в жизни. В спешке даже не набросив на пижаму кофту, я выбежала из комнаты и спустилась на улицу. Восторг первого настоящего снега переполнял меня, я крутилась, ловила снежинки ртом и не чувствовала ни холода, ни усталости.

Подняв голову, нашла окна куратора: те были темными, безжизненными. Интересно, вернулся ли он из Пустоши или до сих пор справляется с последствиями прорыва?

При мысли о чудовищах, вполне возможно, колесивших сейчас вокруг лагеря, я поежилась и решила вернуться в комнату.