Стук повторился. Сагандер вздохнул и предложил ученику войти.

Он услышал, как открылась дверь, но не оторвал взгляда от множества предметов, усеивавших его стол.

Аратан молча подошел к наставнику и встал рядом, разглядывая груду вещей на запятнанной чернилами поверхности.

– Повелитель сказал, что нам придется путешествовать налегке, учитель, – наконец сказал он.

– Я прекрасно знаю, что мне потребуется, и это самый минимум. Чего ты хотел? Как видишь, я очень занят – в идеале мне нужно три дня на сборы, но приходится исполнять приказ повелителя Драконуса.

– Я помогу вам собраться, учитель.

– А ты сам?

– Уже.

– Ты еще пожалеешь о своей беззаботности, Аратан, – усмехнулся Сагандер. – Подобные вопросы требуют серьезных размышлений.

– Да, учитель.

Сагандер махнул рукой в сторону стола:

– Как видишь, я завершил предварительный отбор, постоянно имея в виду, что мне вплоть до самого последнего момента может прийти в голову мысль что-нибудь добавить, а значит, во всех сундуках должно оставаться свободное место. К тому же я рассчитываю вернуться со множеством различных артефактов и рукописей. Если честно, не понимаю, чем ты можешь быть мне полезен, – разве что спустить сундуки вниз, однако тут в одиночку все равно не справиться. Пусть лучше этим займутся слуги.

– Я мог бы помочь вам освободить больше места в сундуках, учитель, – поколебавшись, предложил юноша.

– Да ну? И каким же образом?

– Я вижу у вас пять бутылок чернил, учитель. Поскольку передвигаться нам предстоит очень быстро, вряд ли у вас будет время писать в пути…

– А когда мы прибудем к азатанаям?

– У них наверняка найдутся чернила, которыми они поделятся с гостями, особенно если речь идет о визите знаменитого ученого вроде вас, учитель. Думаю, кроме того, азатанаи охотно предоставят в ваше распоряжение свитки, пергамент и воск, а также снабдят вас всем необходимым для письма. – И прежде чем Сагандер успел ответить, Аратан продолжил: – А эти карты Куральда Галейна… полагаю, они предназначаются в подарок?

– Есть обычай…

– Хотя между азатанаями и тисте уже какое-то время царит мир, у них, несомненно, бывают и другие гости, которые ценят подобные карты по совершенно иным причинам. Учитель, я полагаю, что повелитель Драконус запретит приносить карты в дар.

– Обмен между учеными в интересах науки не имеет никакого отношения к приземленным вопросам политики… Откуда у тебя такое высокомерие?

– Прошу прощения, учитель. Возможно, мне стоит вернуться к нашему повелителю и спросить его?

– Спросить о чем? Не будь глупцом. Более того, не думай, будто твой статус внезапно повысился лишь оттого, что ты провел несколько минут в обществе нашего повелителя. В любом случае я уже решил, что не стану брать карты – они занимают слишком много места; к тому же эти копии сделаны твоей рукой, и качество их в лучшем случае вызывает подозрения, а порой и весьма прискорбно. Так что подарок получится, прямо скажем, сомнительный, поскольку они наверняка изобилуют ошибками. Хочешь помочь мне, ученик? Прекрасно! Тогда подумай, что подошло бы в качестве дара.

– Для одного или для многих, учитель?

Недолго поразмышляв, Сагандер кивнул:

– Нужны четыре достойных подарка и один крайне ценный.

– Крайне ценный предназначен для Повелителя Ненависти, учитель?

– Ну разумеется! А теперь убирайся, но возвращайся, прежде чем прозвонят к ужину.

Аратан направился было к двери, однако Сагандер вновь повернулся к нему:

– И вот еще что. Я решил сократить число сундуков до двух, из которых лишь один будет заполнен. Имей это в виду, когда будешь думать насчет подарков.

– Я понял, учитель.

И дверь за Аратаном со скрипом закрылась.

Поморщившись от неприятного звука, Сагандер вновь сосредоточился на вещах, лежавших на столе. Карты он отодвинул в сторону, чтобы они не мешали.

Наставник сомневался, что Аратан сумеет найти подходящий подарок для Повелителя Ненависти, но теперь он хотя бы не крутился у него под ногами. Сагандер заметил, что у юноши возникли новые дурные повадки, хотя и затруднялся точно сформулировать, в чем именно они заключаются. Пожалуй, это проявлялось в том, как Аратан говорил, какие вопросы задавал, и в том, что на его лице при этом появлялась маска невинности. И не просто невинности – его ученик искренне старался выглядеть серьезным, что невольно вызывало подозрения.

В последнее время после почти каждого разговора с Аратаном Сагандер ощущал смутное беспокойство, и наверняка тому имелась веская причина.

Так или иначе, это путешествие должно было снова поставить парня на место, заставив широко раскрыть от страха глаза. Мир за пределами родного дома и прилегающих к нему земель велик и обширен. После того прискорбного случая на старой каменоломне Аратану строго-настрого запретили куда-либо выходить одному и даже во время коротких вылазок в деревню с него не спускали глаз.

Ну а сейчас Аратану предстояло пережить потрясение, которое этому юнцу только пойдет на пользу.

Сержант стражи Раскан стащил сапог и принялся разглядывать подошву. Из-за особенностей его походки каблуки снашивались сзади, и именно там начали отставать приклеенные слои кожи. Заметив это, он выругался себе под нос.

– А ведь им и полугода еще нет. Разучились нынче делать нормальную обувь, не то что раньше.

Ринт, прослуживший семь трудных лет в Пограничье, стоял напротив Раскана, прислонившись к стене крепости и скрестив руки на груди. Он напоминал дикого кабана, готового загнать свинью в лес. Сержант мрачно взглянул на его поношенные мокасины из толстой грубой шкуры хенена и подумал, что командовать Ринтом и тремя другими пограничниками будет нелегко, а заслужить их уважение еще тяжелее. Само собой, одно с другим тесно взаимосвязано, поскольку от командира, которого не уважают, проку мало. Хотя такие, увы, в последнее время появляются все чаще. Вполне достаточное доказательство того, что титулы и звания, которые прежде надо было заслужить, теперь обесценились и стали всего лишь монетами на грязных весах. Раскан трезво оценивал свои возможности и прекрасно понимал, что может и не справиться с поставленной перед ним задачей, ведь сам он даже в сержанты выбился лишь благодаря тому, что состоял в родстве с капитаном Ивисом.

– А все из-за того, что здесь сплошные булыжники, – сказал Вилл, с небрежным видом сидевший возле ступеней, которые вели в обвалившуюся траншею возле насыпи у ворот. – На мягкой земле обувь так не снашивается. Во время пограничных войн я не раз видел, как солдаты возвращались с разбитыми коленями и ногами в лубках – такие ужасные там дороги. Чтобы ходить по камням, нужны раздвоенные копыта, как у горных козлов.

– Но для этого и существуют сапоги на твердой подошве, – вставил сидевший рядом с Виллом Галак. – Своего рода копыта для тех, кто ходит по таким вот дорогам. Нужно только подбить их гвоздями или подковать, как подковывают лошадей.

– Гвозди портят плиты полы, – возразил Раскан, – а мне по долгу службы часто приходится заходить в дома.

– До конца похода должны выдержать. – На обветренном лице Ринта возникла едва заметная улыбка.

Раскан пристально посмотрел на него:

– Ты ведь бывал на западе?

– Недалеко. Как и каждый из нас. Там, на Баретской пустоши, ничего нет – по крайней мере, по эту сторону границы.

Тут появилась Ферен, четвертая и последняя из выделенных сержанту пограничников, родная сестра Ринта, на пару лет его старше. В отличие от крепко сложенного брата, она была худой и жилистой, с запястьями лучницы; на левой руке женщина носила защитный медный браслет, который, по слухам, никогда не снимала. Ферен двигалась с удивительной грацией, одновременно напоминавшей кошку и волчицу, как будто была готова и выслеживать добычу, и охотиться на нее. Слегка раскосые глаза намекали на то, что кто-то из ее предков жил восточнее Черного леса, однако примесь крови явно была незначительной, поскольку у брата Ферен ничего подобного не наблюдалось.