–По подсчетам врачей, тысяч сорок, не меньше!
–То есть, ценой подрыва экономики можно в теории спасти сорок тысяч жизней. Подчеркиваю, в теории. Но во Франции в один месяц умирает больше! И не в теории, а в реальности. Но почему-то это тебя не волнует, не так ли?
–К тому же мы сейчас говорим об очень пожилых людях,– напомнила Клотильда.– С хроническими недугами.
–Каждая жизнь имеет значение! – возмущенно воскликнул Реми.
–Гибнут не только пожилые! – запротестовала Шанталь.– Молодые тоже!
–Очень редко,– спокойно заметила мать Клотильды.– Просто газеты пытаются раздуть из каждого случая целую историю.
–Но ни разу я не нашла рассказа о состоянии здоровья этих безвременно умерших молодых людей! – с иронией прибавила Клотильда.– А вдруг они тоже страдали какими-то хроническими расстройствами?
–Какие французы разные! – заметила Анна Норову.– Мне кажется, мы гораздо однообразнее.
–Мы однородны, ты права,– согласился Норов.– Странность – это признак индивидуальности, таланта. А мы, от президента до тракториста, будто из одной глины вылеплены. У нас одинаковые вкусы, взгляды: пельмени, парады, «ура!», шашлыки на праздники, салат «оливье», одна и та же комедия по первому каналу на Новый год. Зная одного русского, ты знаешь всех. Зная одного француза, ты знаешь лишь одного француза.
Даниэль до сих пор не принимал участия в споре, однако, видя, что семья жены выступает единым фронтом, он решил, что пора проявлять солидарность.
–Реми, признайся, что ты опасаешься за себя? – осведомился он.
Это прозвучало дерзко и не очень вежливо.
–Mais non! – тут же заступился за друга отец Клотильды. – Ты ошибаешься, Даниэль! Реми никогда не думает о себе, он –Дон-Кихот. К тому же он не толстый, не больной и не старый. В отличие от меня.
–Папа, перестань, какой же ты старый! – возмутилась Клотильда.– И совсем не толстый!
–Как обычно, он просто напрашивается на комплимент,– заметила ее мать. – Мужское тщеславие.
–Я уже записался добровольцем в группу, которая помогает пожилым людям с доставкой продуктов! – с торжеством сообщил Реми.
–А ты, Даниэль? – едко поинтересовалась Шанталь.– Ты тоже записался?
–Я?…– растерялся Даниэль.– Я… я еще не успел! Мне как-то не пришло в голову…
–Но ты сделаешь это? – не унималась Шанталь.
–Да, но… Но там одни хиппи,… – Даниэль поморщился.
–Неважно, кто они, – парировал Реми. – Важно, что они помогают людям!
–Если бы ты носил жилеты, как у Даниэля, тебе бы тоже это было важно,– с невинным видом проговорила Шанталь.– Хиппи могут его испачкать.
Даниэль не нашелся, что ответить.
–Не беда,– улыбнулся отец Клотильды.– Кло подарит ему новый.
* * *
–Надо что-то придумать с подарком,– сказал Норов Анне.– Мне неловко.
Анна подумала.
–Может быть, я незаметно отойду и поищу что-то на блошином рынке? Или погоди, у меня есть одна идея…
–Какая?
–Увидишь.
Она поднялась из-за стола и подошла к игравшим в стороне детям.
–Мелисса, можно тебя на минутку?
Мелисса подбежала к ней и остановилась. Анна присела на корточки.
–У тебя есть сережки?
–Да, есть.
–Покажи их, пожалуйста.
Мелисса подняла прядь светлых блестящих волос, открывая маленькое ухо с симпатичной сережкой, из тех, что продаются в магазинах одежды в качестве сопутствующих товаров, по несколько евро за пару.
–Какие милые!– похвалила Анна.– Они тебе очень идут.
–Это папа подарил!– сказала Мелисса с гордостью.
–А мои сережки тебе нравятся? – спросила Анна, поворачивая к ней профиль.
В ушах у Анны было два тонких изящных кольца, большого диаметра в которых нитка белого золота переплеталась с желтой и розовой. Сверху они были обсыпаны мелкой кристаллической крошкой из циркония.
–Они очень красивые, – вежливо ответила девочка.– Это золото?
–Да.
–Настоящее?
–Настоящее,– подтвердила Анна.
Она вынула сначала одно кольцо, затем другое и протянула девочке.
–Держи. Это тебе.
–Мне?! – Мелисса даже отступила, не веря.
Ее подруги, слушали их разговор и с нескрываемым любопытством рассматривали красивую иностранку. При последних словах Анны на лицах девочек выразилось недоумение.
–Это наш тебе подарок, – улыбнулась Анна.– Мой и Поля.
Мелисса переводила взгляд с Анны на сережки в ее руке, не решаясь их взять. Она обернулась на мать, ища ее совета. Клотильда уже спешила ей на помощь.
–Анна! Это слишком! – попыталась протестовать она.– Мелисса не может принять такой подарок.
–Конечно, может,– возразила Анна.– У тебя будет две пары, Мелисса. Позволь я тебе поменяю? Ты немного походишь в этих, чтобы доставить мне удовольствие, а потом, если захочешь, вновь наденешь свои. А еще сможешь носить одну папину, а одну – мою. Тоже интересно.
Мелисса, все еще колеблясь, подставила ей ушки, и Анна аккуратно заменила одни сережки другими. Норов обернулся на Жана-Франсуа, тот, переменившись в лице, сидел, сжав губы.
–Ванюша, она совсем не желала тебя обидеть,– мягко проговорил Норов.
–Да, да, я понимаю,– пробормотал Жан-Франсуа.– Просто…
–Просто ей хочется, чтобы у твоей дочери было две красивых вещи вместо одной,– перебил Норов.
Жан-Франсуа заставил себя улыбнуться. Лиз взяла его узкую кисть в свою большую ладонь. Мелисса тем временем теребила новые сережки и скашивала глаза в безуспешной попытке увидеть собственное ухо.
–Как тебе, мам? Хорошо? – спрашивала она.
Ее подруги взирали на подарок с детским восторгом и завистью. Клотильда сначала поцеловала дочь, затем Анну.
–Trois fois,– растроганно пробормотала она.– Спасибо.
Мелисса побежала к отцу, показывать ему подарок.
Французы за столом были скорее удивлены поступком Анны, чем восхищены. Пока она возвращалась к столу, они смотрели на нее с уважительно-непонимающими улыбками и кивали головами. Отец Клотильды поднял бокал с вином, показывая, что пьет за Анну; его жена сделала то же самое.
– Не слишком деликатно по отношению к Ванюше, но все равно хорошо,– одобрительно заметил Норов Анне.– По-нашему, по-русски. Дорогие сережки-то?
–Какая разница?
–Ну, все-таки…
–Примерно четыреста евро.
–Прилично.
–Я их у Юры купила, нам как раз на работе большую премию дали. Помнишь Юру, ювелира? Мы раньше у него подарки заказывали? Вернее, ты заказывал, а я ездила забирать и расплачиваться. До сих пор к нему заглядываю, когда нужно что-то починить, правда, почти не покупаю, хотя он по старой памяти подарил мне персональную скидку тридцать процентов. Он все время тебе приветы передает…
–Куплю тебе новые! – решил Норов.
–Не надо! Ты мне уже дарил сережки.
–Это когда же?
–Ты не помнишь?! Эх, ты! Я в них хотела приехать, но у них, как назло, застежка сломалась, Юра не успел починить. Ты мне, между прочим, много чего дарил… Вот это кольцо, например.
Она показала ему кольцо с красивым сапфиром.
–Ух ты какое нарядное! Это Юра такое засобачил?
–Ну прям, Юра! Это известная ювелирная фирма! Там внутри есть клеймо. Я его надеваю только по праздникам, а в обычное время храню в сейфе. И с собой привезла в коробочке.
–У меня был вкус. Ладно, кольцо можешь не дарить, оставь себе.
* * *
Между тем, в детской компании назревал конфликт.
По соседству с рестораном Клотильды располагалась недорогая пиццерия, в которой обедал народ попроще и попестрее. Территориальная граница между двумя заведениями условно определялась несколькими кашпо с цветами, поставленными Клотильдой, а пространство перед ними было уже общим, так сказать, коммунальным.
В пиццерии крайний стол занимали две смешанные пары: давно не стираный француз лет тридцати с небольшим, а с ним – приземистая толстая молодая индонезийка, в таком ярком макияже, что ее можно было принять за актера театра кабуки. Компанию им составлял худой подергивающийся араб с бородкой, по виду наркоман, и бесполая француженка, в расстегнутой кожаной косухе, из-под которой со впалой груди свисала грязная майка.