– Ну, стало быть, братья, – согласился Трес. – Кудер, Мунда и Зок. Вот к ним она и забралась, пока гщш… Братьев не было. На редкость наглая девица, я таких ещё не видал. Честно. Она за раз сожрала у них все запасы и выспалась в соломе так, что та… гхм… пришла в негодность. Вот что бы вы сделали, когда б застали такую в своей землянке?
– Я бы с ней поговорил. Быть может, бедной девочке нужна помощь, – ответил Лугин.
– Ага, но сначала заставил привести всё в порядок и заново наготовить еды, – согласился Азарь.
Молодой так увлёкся беседой, что самостоятельно, ни у кого не спрашиваясь – совсем как та девица, – схватил кувшин с отваром и подлил себе.
– А мы, комы, прогнали бы её взашей, – проревел Трес. – Но они жить её у себя оставили. Души в ней не чают и пылинки… как это?..
– Сдувают, – подсказал Азарь.
– Вот-вот… И всё бы ничего, но эти трое у нас вроде как за вожаков. У вас это вроде как «старый стал» называется.
Азарь и Лугин вылупились на медведя, а через мгновение покатились от хохота.
– Староста, а не старый стал! – поправил его Азарь. – Но суть, в общем, передана верно. Так что? Ну, и пусть бы себе жила она с этими троими… А-а, – догадался молодой. – Похоже, девица почувствовала власть и начала наглеть.
Трес глубоко вздохнул.
– Да, дела… – протянул Азарь. – Совсем плешь проела?
Медведь только махнул лапой и полез в сундуки. Там он рылся некоторое время, а потом достал небольшой пузатый бочонок. Лёгким движением выбив крышку, он сделал хороший глоток через край. Потом предложил гостям. Лугин насторожëнно отказался, а вот Азарь решил полюбопытствовать.
В бочонке оказалась отменная медовуха.
Трес уселся рядом с учёными и обнял бочонок, как родное дитя.
– Хитрющая зараза. Подойдёт к тебе, так белой рученькой по шерсти погладит, моську жалобную сделает и голосочком таким нежным, жалостливым говорит: «Мишка, мишка, сделай, пожалуйста, если можно…» А ты поди ей откажи.
Медведь замолчал. Молчали и философы. Трес лакал хмельной мёд прямо из бочонка и мрачно смотрел прямо перед собой. Лугин пристально глядел на него. Азарь сидел с закрытыми глазами, привалившись затылком к земляной стене, и не то о чём-то размышлял, не то спал.
Внезапно ком встал и навис над учёными.
– Разберитесь с ней. С Млавой этой.
Азарь и Лугин с изумлением уставились на него.
– Изведите как-нибудь, а? А мы отблагодарим. Да хоть, не знаю… Прям к Позвиду вас отправим, только избавьте нас от этой, – и тут Трес прорычал что-то непонятное на своём, медвежьем языке, но люди примерно догадывались, что едва ли он называл эту Млаву юной прелестницей.
– А почему вы сами с ней не разберётесь? – спросил Азарь. – Ну, или с этими – как их там? – Мунда… Мында и компания.
Трес вздохнул, а потом вздёрнул голову и гордо произнёс:
– Когда старые вожаки уходят, они выбирают себе преемников. Эти комы уряжают нами несколько дней, а потом мы все дружно должны выбрать их над собой. После этого мы можем умереть за них все как один, по первому слову. Но они за нас – ни за что. Таков древний Покон. Не нами сложенный, не нам его и рушить.
Медведь положил лапы людям на плечи. Оба философа согнулись под их тяжестью.
– Мы не можем прекословить вожакам, а они, похоже, не могут этой вздорной бабе. Поэтому вы – наша единственная надежда.
Лугин Заозёрный вскинул брови, а потом резко поморщился и потёр лицо ладонями, будто в надежде проснуться.
– Послушай, Трес, но ведь это ужасно несправедливо! – воскликнул Азарь. – Почему вы должны страдать ради сомнительного удовольствия кучки засранцев, которые по роковой случайности оказались у вас главными?
– Таков Покон, – ещё более гордо повторил медведь, как будто страдание во имя одного только этого Покона уже его возвеличивало.
Азарь устало потёр переносицу и вопросительно посмотрел на учителя.
– Что скажешь, Луги?
Философов заперли в стылой, промёрзшей избе, где было немногим теплее, чем на улице. По стенам бежала тонкая паутинка изморози. На старых полках стояли трухлявые бочонки. Сквозь щели в заколоченных ставнях сочился тусклый свет. В его белых пучках клубилась мутной взвесью потревоженная пыль.
Как только стихли молотки, которыми избу заколотили, чтобы пришлые сказочники не убежали, Азарь принялся рыскать по помещению. Он, ничуть не смущаясь пыли, прополз по всему полу на брюхе, с дедерским грохотом порылся за печкой, а потом принялся шарить по полкам.
– Что ты там ищешь? – спросил Лугин.
Он слепо водил перед собой руками, а когда нащупал стол, чуть присел и опустил зад на скрипучую лавку, что стояла подле него.
В ответ раздался треск и визг старых гвоздей, которые жестоко выдирали из промёрзшей древесины.
– Собираюсь затопить печь, Луги. Иначе мы тут околеем раньше, чем кто-то удосужится объяснить, какого дедера. А заодно, мож, чего доброго, сухарь найду.
– Ты ж токо из-за стола!
– Так кто его знает, сколько нам тут куковать? А ждать у моря погоды, зная, что у тебя заныкан кусок хлеба – куда приятнее.
– Ну, тебе виднее, – хмыкнул старый философ, имея в виду то, что его ученику уже не единожды приходилось сидеть под стражей. Собственно, поэтому Лугин и не очень-то боялся. Он верил в то, что Азарь сумеет выйти сухим из воды, как и всегда. А заодно и его вытянет.
Азарь между тем разломал старую покосившуюся лавку, что стояла по другую сторону стола, и затолкал её в глубокий зев печи. Потом он зубами оторвал подклад своего полушубка и выудил оттуда кремень, кресало и пучок трута, которые всегда старался держать при себе – на всякий случай.
Всякий случай выпадал довольно часто.
– Скотина! – выругался Азарь после очередной бесплодной попытки поджечь заиндевелое дерево.
– Думаешь, всё-таки это из-за той девки? Как там её? Галка?
– Грая.
– Вот-вот.
– Вряд ли. Не думаю, что те два межеумка отважились опять напасть на неё. Тут что-то другое.
Снаружи мела пурга. Ветер бросал в ставни пригоршни только-только выпавшего снега, пытался ворваться внутрь.
Изба была старая, в ней по-хозяйски гуляли сквозняки. Да и сам сруб вёл себя как живой. Он издавал какие-то звуки, похожие на глубокие вздохи. Он скрипел каждой доской, из которой был сколочен. Где-то что-то шуршало, отщёлкивалось, но никакой живности как будто бы не было. Философы не ощущали здесь присутствия ни жуков-древоточцев, ни мышей, ни даже домового.
– Значит, кто-то видел, как ты подглядывал за возжиганием ночных огней, – заключил старый философ.
– А вот это уже больше похоже на правду, – кивнул Азарь, хоть и не был до конца уверен, что учитель его видит. – Однако, Луги, возможно, есть ещё какие-то причины, о которых мы не знаем.
– Значит, о них и толковать нечего!
– Согласен. Сосредоточимся на уже известном. Итак. Наше приключение начинается с того, что некие дядечки рассказывают нам, что знают о некой проклятой веси, где живут люди с птичьими головами, а правит ими кровавое языческое божество. Мы приходим в эту весь, куда, оказывается, можно попасть только при помощи её обитателей. Дальше, э… К нам относятся весьма насторожëнно и селят у Глухаря. Какое-то время нам удаётся корчить из себя сказочников, но в результате девятилетняя соплячка выводит нас на чистую воду. Она предлагает нам сделку, а потом отправляет «прогуляться после полуночи». Дальше случается история с «изнасилованием» и тайным обрядом. А на следующий день нас запирают здесь. Что из этого звучит подозрительно?
– Честно говоря, – Лугин задумчиво почесал переносицу, – это всё звучит как полная чепуха. Вот как дети рассказывают друг другу небылицы – то же самое.
