Медведи некоторое время таращились на него в крайнем изумлении, а потом расхохотались как один.

Лугин тем временем бочком-бочком пробирался к выходу из подземелья.

Комы перестали смеяться.

– Значит, так, – заговорил Мунда, – вы, два кретина, себе слишком много позволяете. Поэтому сейчас мы выведем вас из нашего леса, и ноги вашей тут больше не будет. А ежели хоть почуем тут ваш дух – разорвём к такой-то матери, как у вас принято говорить.

– Э… – растерялся Азарь. Ему часто пеняли на его наглость, но обычно серьёзных последствий это не влекло.

– Без «э». Убьём тотчас.

– Понял, мы тут больше гости не желанные, но, может, мы пойдём дальше, как и собирались изначально?..

– Нет. Весь, в которую вы держали путь, находится в нашем лесу. А вам здесь больше не рады. Поэтому либо проваливайте, либо мы оторвём вам головы прямо здесь, чтобы не тратить время.

Азарь попытал последнее средство:

– Трес, они же отбирают у твоего народа будущее. У всех вас!

– Азарь, я ведь тебе уже говорил: ни один ком ни за что не ослушается вожака. Так что уйди по-хорошему.

– Скотина! – выругался Азарь.

Однако им не оставалось ничего другого, кроме как навсегда покинуть лес комов, так даже ни разу и не взглянув на проклятую весь и не познав её тайн.

Азарь и Лугин переглянулись. Ученик состроил хитрую мину, что совсем не понравилось учителю.

– Нет, – отрицательно покрутил головой старый философ.

– Да, Луги. Нам нужен свой человек в этой веси.

– Но она ребёнок! – зашипел Лугин, сделав страшные глаза.

– Она чёртов гений, Луги!

– И она всё ещё здесь, – напомнила Мышка. – И Глухарь скоро будет тоже.

Азарь повернулся к ней:

– Хорошо. Но, чтобы мы лучше доверяли друг другу, предлагаю для начала назвать свои настоящие имена. Ты первая.

– Чего это я? – сразу насупилась девица.

– Да нам-то всё равно, это ты на правде настаиваешь. Так давай, сделай шаг навстречу.

– Да, но чужаки-то тут вы. Одно моё слово…

– И папенька снова прикажет тебе не совать нос в мужские дела, – елейным голосом напомнил Азарь.

Мышка обижено засопела.

– Моё настоящее имя Макланега. Что? Ну, такое вот имя!

На самом деле ни Азаря, ни тем более Лугина имя девочки не смутило. Однако, должно быть, ей самой оно не очень нравилось, оттого Макланега считала, что и других должно вводить в недоумение.

– Но вы можете звать меня Маклой.

– А как насчёт Нега? – спросил Азарь.

– Нет, – насупилась девчонка, и парень развёл руками с видом полнейшей покорности.

– Хорошо, Макла, моё имя Азарь, а это вот Лугин Заозёрный.

Старый философ вздохнул оттого, что ученик выболтал его имя, не спросив разрешения даже взглядом, и помахал девочке рукой. Та вытаращилась на философа не то в ужасе, не то в восторге.

– Как Лугин Заозёрный? То есть тот самый Лугин Заозёрный?

Азарь насторожился, но выспросить у Макланеги, откуда она знает старую перечницу, уже не успел. В сенях послышался топот, и в светёлку ввалилось небольшое семейство Глухаря.

– Мышка? – выпалил хозяин и подозрительно покосился на двух пришлых мужиков. – А ты здесь чего?

Девочка даже бровью не повела, будто и не затевала только что тайных разговоров с чужаками.

– Я хотела ещё одну сказку послушать! – мило вымолвила Макла.

– Сказку? И всё? – подозрительно прищурился Глухарь.

Девочка быстро-быстро и честно-честно закивала. Пришельцы тоже сидели с самым благонадёжным видом. Однако если старику хозяин поверил сразу, то на Азаре он задержал подозрительный взгляд.

Парень натянул свою самую обезоруживающую улыбку, и только после этого Глухарь отвернулся от него.

На ночь глядя девочку, конечно, никто восвояси не отпустил. Философов согнали с полатей и постелили им на полу у печки. А на лежанке за цветастой занавеской устроилась Макланега.

Как бы Азарю ни хотелось расспросить её, откуда простая девчонка, пусть даже бы и дочка старосты, в эдаком захолустье знает о Лугине Заозёрном, пришлось ждать до утра.

Утром все встали чуть свет. Весьцы тотчас принялись за свои повседневные обязанности, и «сказочники» до вечера оказались предоставлены сами себе. С сумерками их снова ждали в избушке старосты с новыми рассказами.

Макланега поблагодарила хозяев за гостеприимство и отправилась восвояси. Философы увязались следом. Глухарь проводил их мрачным взглядом, однако препятствовать не стал – верно, пребывал в уверенности, что средь бела дня в родной веси с девочкой ничего не может случиться.

И первым, о чём спросил её Азарь, как только они остались втроём, было, конечно, откуда девица знает Лугина. И каково же было удивление парня, когда Макла заявила, что читала скандальный труд старого философа – «Трактат о сути вещей».

– Когда-то мы торговали с большой землёй, – рассказывала Макла, пока они шли к избе старосты самым длинным из всех возможных путей. – Моя бабушка была купчихой. Возила иным людям наши ягоды, пушнину и дикий мёд. У нас он особенный – никто такого не делает. Честно говоря, и мы тоже. Нам его приносят, но торгуем как своим. Наш мёд на дальних землях в цене.

Конечно, девица имела в виду, что мёдом с ними делятся медведи, которые имеют обыкновение ходить на двух лапах и напевать себе под нос песни на человеческом языке.

– Так вот, – продолжала Макланега, – бабушка научила меня читать и считать. На самом деле это у нас не так чтобы сильно ценится, но купцы приносили пользу, поэтому все терпели.

– А сейчас? – вклинился Азарь.

– А сейчас их нет, – отрезала Макла, и парень посчитал за лучшее не продолжать расспросы. – И бабушка привозила мне с дальних краёв всякие книжки. Среди них и был «Трактат о сути вещей».

Девочка вздохнула и потуже запахнула свою телогрею. Макланега замолчала, а философы не решались заговорить с ней вновь, предоставив возможность побыть со своим горем.

Под ногами хрустел свежий снег. Он был такой белый, что слепил глаза. Мороз щипал нос и щёки.

– Книги хотели сжечь, когда бабушка умерла. Я сказала, что в честь неё должна сделать это сама. Но я не смогла, – с каждым словом голос девочки становился всё тише. – Никто не понимает… Книги – это же память. Память о ней! А ещё они словно… – Макланега подняла глаза к небу и оглядела его так, будто искала там подходящее сравнение. – Они как будто дверь. Дверь в неведомое и далёкое. Они хранят в себе мудрость таких, как Лугин Заозёрный. Они таят в себе боль таких, как я. Они таят в себе радость… В книгах есть вообще всё, но наши этого не понимают. Поэтому я спрятала свои книги в самом надёжном месте на свете. Там, где их никто даже не догадается искать.

Азарь усмехнулся, догадавшись:

– У говорящих медведей. Умно!

Девочка кивнула.

– Да. Я подружилась с одним комом – так они величают сами себя. Его звали Трес. Чтобы этот ком понимал ценность того, что ныне хранится у него, я научила читать его самого. Он малость зазнался от этого, но зато теперь Трес бережёт мои книжки как величайшее сокровище. А я могу приходить к нему когда вздумается, чтобы почитать. Ну, так, теперь ваша очередь. Чего вы тут вынюхиваете?

Заговорил Лугин. Вообще за ним не водилось привычки заходить издалека – это больше свойственно Азарю, но сегодня старый философ решил прибегнуть к излюбленному приёму ученика.

– Скажи, дитя, вот ты читала мой трактат. Ты всё там поняла?

Макла задумчиво почесала кончик носа.

– Вообще-то нет. Но мысль, что существует два мира – мир идей и мир вещей – наш мир, это мне понравилось. Я тоже считаю, что вещи не берутся из ниоткуда. Мы просто черпаем своё вдохновение из мира идей, прежде чем создать что-то новое.

– Напомни, сколько тебе лет? – спросил Азарь.

– Девять.

Молодой философ присвистнул:

– И ты по доброй воле читала эту галиматью? Прости, Луги.

Девочка кивнула с серьёзным видом.