Мне, и правда, пора. Через полтора часа в салон приедет жених за свадебным букетом, который я собрала сегодня рано утром, но основная причина моего побега в том, что мне некомфортно. Я как оплеванная.

– Я тебя провожу, – Сонька подцепляет меня под локоть и вместе со мной вылетает из кухни. Я даже не оборачиваюсь, чтобы попрощаться с Игнатовым и его пассией. – Мама с папой будут в шоке, – шелестит подруга. – Откуда он ее взял?! Неприятная, скажи? – бурчит, как склочная старуха.

– Я не знаю, – поджимаю губы. – Обычная девушка, – вру я.

Мне тоже не нравится Сара.

И Стёпе я бы никогда такую не пожелала, но, увидев его сегодня, думаю, что они подходят друг другу.

– Я тебе позвоню. – София лезет обниматься.

– Хорошо, – через силу улыбаюсь и надеваю сандалии.

После обеда Софи действительно перезванивает мне, но не для того, чтобы обсудить сплетни и приезд брата, а для того, чтобы пригласить на ужин, который её родители устраивают в честь приезда сына. Я хотела бы отказаться, но ужин будет семейным, а это означает, что за большим столом в доме Игнатовых соберётся две дружащие сотню лет семьи: Филатовы и Игнатовы, поэтому сегодня вечером я иду с мамой и папой в гости.

*Всем привет! Рада познакомиться! Я Сара – с иврита

**Спасибо! – с иврита

– Юлька, че приуныла? – Рядом со мной тормозит дядя Леон. Слегка приподнимаю подбородок и смотрю на крестного, в руках которого дымится полный тазик шашлыка.

Пахнет аппетитно, но я не думаю, что сегодня мне что-нибудь полезет в рот.

– Нет, – непринужденно улыбаюсь. – Отдыхаю.

Дядя Леон подозрительно осматривает меня, словно не верит моим словам.

– А София где? – Он крутит головой по сторонам в поисках дочери. – С-с-с, – шипит и морщится, – горячий. – Дует на пальцы, удерживающие эмалированную громадину.

– Они с Богданом поднялись в комнату, – необдуманно брякаю и поджимаю губы, осознавая, как неоднозначно прозвучала фраза. – Ну, в смысле, Соня переодеваться пошла, а Богдану, кажется, по работе позвонили, – тут же исправляюсь.

– А-а-а, – мягко улыбается крёстный. – Ну не кисни, сейчас за стол будем садиться, – подмигивает и уходит к столу, накрытому на террасе на заднем дворе у бассейна. Поздний вечер – время суток, когда можно дышать. Солнце село, давая возможность выползти на улицу, не обливаясь лошадиным потом.

Поэтому решено было накрывать стол во дворе. Здесь очень уютно: фонарики, развешанные по садовым деревьям и отражающиеся в голубой прозрачной воде бассейна, аккуратно подстриженный газон, выстланные диким камнем дорожки, фоновая музыка, настроенная близнецами, и журчащий стрекот сверчков – всё это меня всегда расслабляло, и сегодня я могла бы чувствовать себя уютно, но дядя Леон прав: я страдаю.

Подтянув колени к груди, я сижу в низком ротанговом кресле недалеко от бассейна и ощущаю себя тем самым пятым колесом для телеги.

Сонька удрала с женихом наверх, близнецы сидят в беседке и рубятся в игры на телефонах, папа с крёстным колдуют над шашлыком, а Агата и мама выгнали молодежь, сервируя стол без нашей помощи. Я не знаю, куда себя приткнуть. Мне жутко неуютно. И я хотела бы соврать, что мне нет никакого дела до того, что Степан, мой давний друг детства, меня игнорирует, но меня это чрезвычайно волнует, потому что я все-таки надеялась на этот вечер и на то, что Стёпа уделит мне капельку своего ценного внимания. Но как только мы с родителями вошли в дом Игнатовых, это внимание было подарено всем: моей маме, с которой он долго и тепло обнимался и чуть ли не подбрасывал её к потолку, моему отцу, с которым они мерились ростом, и даже спящему Герману, любезно потрепав того за холку. Мне же достался кривой, скошенный мимолетный кивок в знак приветствия, и всё. Это единственная эмоция за то время, которое я сижу в одиночестве в кресле и наблюдаю за воркующей парой. Они сидят на террасе за столом.

Мне отлично их видно.

Они снова одеты одинаково, но не выглядят довольными.

Я слежу за ними, да. В те моменты, когда Сара не смотрит на меня, я слежу за ними. И, кстати, она единственная, кто поглядывает на меня этим вечером. Ее колючий взгляд я чувствую открытыми участками своего тела.

Сара сидит на плетеном диванчике, нахмурив брови. Она лупит себя то по щеке, то по руке, отмахиваясь от комаров. Она злится. Я не знаю, как насчет кровопийц в Израиле, но у нас, как только скрывается солнце, вылазят мелкие пакостные вампиры, и каждый горожанин знает, что выходить на улицу, не искупавшись в спрее от укусов насекомых, опасно для жизни. В отличие от нее Степан сидит расслабленно, расставив колени в стороны. Он себя не лупит, и меня удивляет, почему он не позаботился о своей девушке, у которой от злости скоро повалит дым из ноздрей.

Сара поворачивается к нему и о чем-то возбужденно говорит. Я не слышу, но вижу, как она резко вскакивает. Нависнув над Стёпой, ее губы шевелятся, а потом девушка порывается уйти, но Игнатов поднимается и хватает ее за локоть, притягивая к себе.

По мне пробегает холодок от того, что я никогда не видела у друга такого искаженного агрессией лица. Он что-то втолковывает своей девушке, отчего та стискивает губы, а затем смиренно усаживается на свое место.

Они спорят, ругаются?

Прикрыв глаза, Стёпа смотрит, кажется, в никуда, но в ту же секунду я не успеваю спрятаться, потому что его взгляд пересекается с моим всего на сотую долю секунды, а потом вновь ускользает.

Промаргиваюсь от того, что в глазах стало сухо.

Когда я оборачиваюсь к девушке, до меня долетают глухие шипящие звуки иврита, когда Стёпа обращается к Саре, и через несколько секунд он размашистыми шагами направляется в сторону наших отцов.

Я провожаю его широкую спину взглядом.

Жадно цепляюсь за ткань черной футболки, плаваю по коренастому телосложению. Крепкие икры и мощные плечи привлекают внимание, уверена, каждой женской особи, а мое троекратно, потому что я не узнаю. Я не узнаю в этом Голиафе своего друга детства. И как бы мне сейчас ни было досадно и обидно, но стоит признать, что этот парень чертовски привлекателен.

Когда он успел так вымахать, и самое главное – в кого?! Агата – аккуратная миниатюрная женщина, и даже сейчас в свои пятьдесят один год, она – беспрекословная Богиня. Такая же тонкая, изящная и утончённая, как в молодости. Кажется, что ни одна беременность не испортила ее хрупкую фигуру, зато изрядно поиздевалась над дядей Леоном. Крёстный немного сдал. За последние несколько лет его виски заметно поседели, а на лице появилась парочка глубоких морщин. Но в целом он все такой же позитивный, потрясающий мужчина, в которого в детстве я была влюблена. Ну мне казалось, что я была влюблена в своего крёстного, потому что в этого мужчину, порядочного семьянина, весельчака и добряка, ну просто невозможно не влюбиться!

Когда Стёпа подходит к нашим отцам, он практически одного роста с моим, но гораздо выше Леона. Они втроем смеются, и три баритона приводят в движение водную гладь бассейна.

Я тоже улыбаюсь. Мне приятно видеть этих близких мне мужчин вместе: папу, над которым время не властно, и, кажется, он даст фору тому же Стёпе; крёстного, улыбка которого освещает этот поздний вечер, и Стёпу – моего друга детства, но отчего-то игнорирующего меня в настоящем.

Мне грустно. Я скучала по нему – по тому мальчишке, таскавшему мне открытки с детскими забавными признаниями в любви; по мальчишке, громче всех «болеющему» за меня на соревнованиях; по тому подростку, который в день своего шестнадцатилетия втайне от всех набил маленькую татуировку под левой грудью в виде витиеватой буквы «Ю»; я скучаю по тому парню, который встречал меня на первом курсе после занятий с подтаявшим мороженым в руках. Это всё было так мило, по-детски наивно и несерьезно, но искренне. Мы дружили. А сейчас? Что произошло сейчас? Его настолько оскорбило мое бесцеремонное вторжение в комнату? Согласна, вышло неудобно, но я бы извинилась, мне не сложно. Так он дистанцировался. А мне так хочется с ним поболтать. Расспросить, как он жил все эти годы, откуда взялись безупречные кубики на его прессе и литые мышцы на руках, узнать о его учебе и поделиться своими достижениями, а он… он просто вычеркнул меня из своей жизни, наверное, вместе с той самой татуировкой. И я могла бы набраться и смелости и наглости, чтобы спросить у него лично, но… темноволосая девушка охраняет его, как Федеральная Служба Безопасности, не оставляя Стёпу ни на секунду.