И то, что наличие девушки у Стёпы выбило меня из колеи мне тоже непонятно. Почему меня это задело? Ничего удивительного в этом нет, ведь у него в отличие от меня комплексов по поводу его роста априори быть не может.

– Ты успела ее разглядеть? – София понижает голос и кивает на лестницу.

– Нет. – Кручу головой, понимая, о ком говорит подруга.

Я успела увидеть только ее смоляные мокрые волосы и невысокий рост.

– Она мне не понравилась! – Презрительно скривив физиономию, Соня морщится. Она такая: открыто и в лицо может обнародовать то, что думает. Я так не умею. Я умею в своей голове вести переговоры, умею ругаться и мысленно даже послать, но вслух не скажу, по крайней мере, сейчас. До четырнадцати лет я могла двинуть в челюсть. – Её, кстати, Сара зовут, – закатывает глаза подруга под мой нервный смешок.

– Главное, что она нравится твоему брату, а тебе…

– Доброе утро! – Стакан в моих руках чуть ли ни трескается от глубокого бархатного баритона.

Я сижу спиной к входу в столовую и ею же ощущаю холодок.

Умоляюще смотрю на подругу, но о чем я умоляю, не знаю. Возможно, о спасении меня от неловкости встречи со Стёпой после того, как я нагло ворвалась к нему в комнату. Свой пульс я слышу у себя в ушах. Нужно приветливо развернуться и попробовать начать нашу встречу с начала, но я сижу, как приклеенная к стулу, и боюсь даже моргнуть.

– Привет еще раз! – отзывается Софи.

Сидеть вот так спиной в гостях (а сейчас я именно так себя ощущаю в этом доме, который для меня, как родной) – нагло и бесцеремонно. Поэтому слегка откашлявшись, кручусь на высоком табурете и поворачиваюсь к парню и … девушке. Прежде всего я замечаю их сцепленные руки, следом поднимаю глаза и пересекаюсь ими со Степкиными. Ровно секунду они жгут мне сетчатку, а затем устремляются на брюнетку, меняясь в оттенке.

–Доброе … кхм… утро, – выдавливаю из себя таким голосом, словно я три дня просидела в морозильнике. – С приездом! – растягиваю губы в доброжелательной улыбке.

– Ага, – равнодушно бросает Стёпа. – Сара, – представляет девушку друг детства и оглаживает ее лицо мягким взглядом, совершенно не таким, каким одарил меня секундой ранее. А следом его речь становится для меня журчанием ручья, потому что он переходит на другой язык, и, кажется, это еврейский… или как правильно он называется? Арабский, иврит?

Кошмар!

Стёпа о чем-то говорит этой Саре, на что она неохотно улыбается, а потом смотрит исключительно на меня:

– Шалом льхулам! Наим ляки отха. Ани Сара.*

Надеюсь, мое лицо не выглядит, как у слабоумный, потому что я смотрю на нее и ни фига не понимаю. Оборачиваюсь к Соне, но та тоже не помощник, потому что ее лицо выглядит еще хуже, но она и не старается это скрыть. Не помню, чтобы София владела ивритом.

Нас спасает Стёпа.

– Она рада с вами познакомиться, – переводит он и подталкивает девушку вперед. Они входят в кухонную зону, и друг выдвигает из-под столешницы стул, помогая Саре усесться напротив меня, а сам отходит к кофемашине.

– А мы-то как! – бурчит себе под нос Софи, но слышно всем.

Стёпа никак не реагирует на ее демонстративный выпад, и в целом они ведут себя как раньше: отчуждённо и ровно друг к другу. У них с детства некая холодность в отношениях, хоть они и двойняшки. Это у Михи с Пашкой одна эмоция на двоих, и, кажется, что если одному больно, то и второй ощущает аналогичное то же самое, а Соня со Стёпой – они с разных полюсов.

Я очень хочу рассмотреть друга, потому что по прошествии шести лет я еле узнаю в нем того щуплого мальчишку, которого помню, но два черных глаза, высверливающих дыру в моем подбородке, не дают мне это сделать.

Наигранно улыбаюсь Саре. Я сижу выше нее, и ей приходится слегка задрать голову. Зато я могу рассмотреть ее, потому что она, не стесняясь, делает то же самое. Я хочу быть с ней приветливой, поэтому улыбаюсь шире. Она великодушно одаривает меня своей улыбкой, скорее похожей на ухмылку, и я чувствую, что не нравлюсь ей.

Я не могу ее осуждать, потому что не знаю, как относилась бы к человеку, который ворвался в комнату моего парня и нагло разглядел всё то, что ниже его пупка. Черт, я опять краснею! От стоящих перед глазами картинок, которыми щедро одарил меня Степан, мои уши горят.

А еще скула. Я касаюсь её и словно стряхиваю с кожи чей-то невидимый взгляд.

Сара заинтересованно гуляет по мне взглядом. Мы обе молчим. Я бы с ней заговорила, но я не знаю иврит. Я даже английский толком не знаю, и моего языка хватает лишь на то, чтобы сказать: «Лондон из зэ кэпитал оф Грейт Британ». Но вряд ли эта информация ее удивит.

Сара симпатичная. У нее какая-то особенная привлекательность: она хрупкая, аккуратная и ладно сложенная. Она не дылда. Кудрявые волосы до плеч высушены и аккуратно уложены. У девушки черные широкие брови и чернющие ресницы, а нос с небольшой горбинкой. Белая футболка оттеняет её загорелую ровную кожу.

Черт, она яркая и необычная!

Я ловлю ее взгляд в вырезе своего сарафана. Этот взгляд… он недобрый, и я машинально поправляю лямки платья, стараясь прикрыть свою грудь без верхней части белья. Мне неуютно под ее темным прищуром.

Две чашки с кофе с глухим стуком опускаются на стол. На автомате перевожу внимание на руки, которые это сделали. Веду глазами по этим рукам: крепкие, жилистые, красивые. Касаюсь плеча и очерчиваю бицепс. Эта гора мышц принадлежит Степану. Он тоже упаковал их в белую футболку, и вместе с Сарой они смотрятся как те самые романтичные пары, которые даже одеваются во всё одинаковое.

Не задерживаясь на трицепсе, поднимаюсь вверх по его шее, спотыкаюсь взглядом о выпирающий кадык, очерчиваю подбородок, ямочка на котором всегда меня умиляла… сейчас же она – единственное, что осталось от того мальчишки, и она не умиляет, а придает парню мужского шарма.

Господи, я не узнаю своего друга детства! Я в открытую рассматриваю лицо Игнатова, а он… он на меня не смотрит, игнорируя мое присутствие. Я – как пустое место. Мы не виделись шесть лет, и я с уверенностью могу сказать, что соскучилась по этому парню, а он, кажется, вообще забыл, кто я такая, и это напрягает.

– Тъюда! **– Сара поворачивается к Стёпе и благодарно ему улыбается, когда он пододвигает к ней стакан с кофе.

– Может, вы хотите перекусить? – интересуется Соня и встает рядом с братом, а я в который раз за сегодняшнее утро поражаюсь: было время, когда Софи была выше Степана, а сейчас ее голова находится на уровне его плеча. Господи, он что, все шесть лет сидел на удобрениях?!

Я не могу поверить своим глазам! А ещё я всё жду, что мой друг обратит на меня внимание и хотя бы спросит, как у меня дела, но куда больше его интересует ветчина, которую он с особой изысканностью укладывает на ломтик хлеба и предлагает своей девушке.

Я сижу напротив этой пары и гоняю в пальцах пустой стакан с водой.

– Как дела? – Смотрю на Стёпу, делающего глоток кофе. Его лицо невозмутимо и безэмоционально, когда я спрашиваю, а вот Сара замирает и ловит каждое мое слово.

– Как видишь… – Он равнодушно пожимает плечами, а я … я готова взорваться!

На меня это не похоже, но и на него тоже. Стёпа всегда был другим. Это Соня отличалась скверным и тяжелым характером, а Степка… блин, да он был милейшим, добрым созданием! Это мое неблагоразумное появление в его комнате так задело? Из-за этого он ведёт себя, как капризная девочка? В чем причина? Можно же не заострять на этом внимание, перевести всё в шутку и поболтать как старые добрые друзья?

«Как видишь…»

Это что за ответ?!

Я ничего не вижу, кроме его пренебрежения и отчуждения, и меня это злит. Что с ним такое?! Сложный перелёт?!

– Филь, может тебе сделать кофе? – Я вижу, как дергается кадык парня после того, как София обращается ко мне.

Удивительно, но в нашей компании подруга старается снять напряжение, которым искрит столовая. Обычно миротворец – я, но сейчас… не знаю… у меня подгорает.

– М-м-м… нет, Сонь, спасибо. Мне уже пора. – Я встаю со стула.