Дамочке это ещё больше не понравилось, так что меня она бы точно определила в один из их детских концлагерей до полного перевоспитания. Но тут я ей указал на дверь и заявил, что сейчас в её услугах больше не нуждаюсь, так как с шестимесячного возраста привык сам одеваться и зашнуровывать шнурки на ботинках.

Фрау Нагель пришлось с гордым видом удалиться в свой номер, сохраняя остатки былого достоинства, на котором только что усиленно потоптался несносный дикарь.

Не будь она навязанным мне соглядатаем, и не веди себя так настырно, я никогда бы не позволил себе такого поведения, которое роняло в той же мере моё достоинство. Но зато она перестала маячить у всех нас перед глазами.

Обсуждать какие-либо важные темы в отеле мог бы додуматься только полный имбецил[126], а таковых в номере не наблюдалось, Поэтому я всех поблагодарил за бдительную охрану и сказал, что вскоре завалюсь спать, чего и им от всей души желаю. Перелёт был длительный и приём оказался слишком назойливым, что меня даже несколько утомило.

Ребята, зная своё дело, быстро распределились по номеру, ведь пробу ставить негде, что номер нашпигован «жучками», а она сама подработает на их спецслужбы, и будет прослушивать все записи.

Вскоре Виктор мне продемонстрировал места закладки некоторых подслушивающих устройств. Благо, сейчас в их Европах ещё не знают до какой степени миниатюризации дойдёт прогресс в будущем, а сами жучки для прослушивания не станут зависеть от питания из внешних сетей.

Ну, если хозяева ко мне «со всей душой», то и я с ними также. Поэтому громко прокашлялся и стал обсуждать все пороки капитализма, высказывая всё то, что думаю об их замечательном «свободном мире» и их «плутократии».

В выражениях притом нисколько не стеснялся, и охранники только ухмылялись при особо забористых оборотах. Среди своих, я высказывался исключительно на могутном русском языке, а пусть остальные попотеют, переводя непереводимые идиомы русского матерного языка.

Дома мне ни за что бы не позволили такого, да и сам никогда бы до этого не опустился, памятуя о данном воспитании и уважении к окружающим меня людям. А тут замечательно отвёл душу по полной, расширенный круг слушающих обеспечен..

После получасовой политинформации о пороках капиталистического мира я предложил всем идти ложиться спать, кто сейчас не заступает на дежурство. Ибо нам всем завтра предстоит не самый простой день. Беготня в организационной неразберихе, связанной с подготовкой к открытию конгресса. Так что всем желаю спокойной ночи и радостных сновидений.

Соседний номер отеля. Поздний вечер.

— Фрау Нагель, каково будет ваше заключение в отношении этого младенца Константина. Вы имеете большой опыт работы в этой сфере, и мы полагаемся на ваше суждение, — произнёс высокий джентльмен, судя по слегка уловимому акценту англосакс.

— Очень, очень неприятный ребёнок, у него совершенно отсутствует понятие о дисциплине и никакого уважения к старшим. Я ни разу ни сталкивалась с таким, даже не знаю, как русским удаётся с ним управляться, — быстро ответила спрошенная.

— Вы сами слышали, как они с ним управляются, — сказал ещё один мужчина, находящийся в номере. — Выслушивают его указания и исполняют их. Но вот уже полчаса в номере не слышно ни единого звука. Чем они там занимаются, неужели спят?

— Представляю, как бы с ним пришлось намучаться, удайся то его похищение, — вставила свое замечание фрау Нагель. — Я бы за такую задачу ни за что не взялась. Эти русские совсем не умеют воспитывать детей. Вот и вырастают дикие азиатские орды, грозящие захлестнуть весь цивилизованный мир, как это сделали ранее гунны Аттилы[127].

— Да, но его успехов в науках нельзя отрицать. И как нам стало известно, он экстерном сдал экзамены за первый курс Университета, а сейчас изучает программу второго курса. По утверждениям прибывших на конгресс советских учёных ему принадлежит целый ряд интересных предложений по созданию термоядерного реактора. — прозвучал из противоположного угла комнаты уверенный мужской голос, привыкший отдавать приказы, — За такой лакомый кусочек стоит побороться.

— Я категорически против, — поспешила довести своё мнение служащая органов опеки, — он абсолютно неуправляем. А все эти его высказывания против основополагающих устоев нашего общества граничат с анархией. Зачем нам такой воспитанник? Жизнь по нашим законам он презирает и ненавидит, а подчиняться им не намерен!

— Вы лучше ответьте, как он относится к комфорту и богатству? Можно ли рассчитывать привлечь его этими непреходящими ценностями? — задал босс следующий вопрос.

— И не надейтесь, деньги из полученных гонораров и отчислений их семья отдает в детские дома. И не для получения налоговых льгот, что было бы понятно и разумно. Нет, просто так! — съязвила дамочка. — Эти ненормальные русские не способны мыслить как цивилизованные люди!

— Но это же деньги его бабушки, а как он отнесётся к личным средствам? — повторил свой вопрос начальственный голос.

— Он искренне горд таким поступком родных и полностью его поддерживает. Я абсолютно уверена, что сам поступит аналогичным образом. Я повторяю, они же дикари и неспособны действовать в цивилизованном русле. — сорвалась фрау Нагель.

— Однако нам удавалось успешно сотрудничать с их творческими интеллигенцией, деятелями культуры и журналистами, и те нам оказывали некоторые услуги. — авторитетно заявил первыйджентльмен, старающийся держаться несколько обособленно, — при этом не стали нисколько разорительными для специального фонда, выделенного на оплату подобных операций.

— Хотите выслушать столько же грубостей и оскорблений в адрес вашего ведомства, как выслушала я в адрес моего? Можете попытаться, — и она мрачно улыбнулась. — Мне бы хотелось услышать ответ ребёнка, — съязвила напоследок фрау Нагель.

— Похоже, вы восхищаетесь его необузданной дикостью, — решительно отрезал голос босса. — Мы имеем свои рычаги давления на строптивых, и богатый опыт работы с подобными упрямцами.

— Вот уж нет! Совсем не восхищаюсь! Он настолько некультурен, что я удивляюсь, как смог написать такую захватывающую музыку к спектаклю, а также эту книгу. Это совсем не укладывается в привычные нам рамки. — поспешила с отрицанием задетая за живое фрау.

— Возможно, так проявляются особенности его неординарной личности. Многие их знаменитые писатели были не совсем уравновешены. Их писатель с не выговариваемой фамилией Достойефски, так закончил жизнь в доме для умалишённых или как-то так. А другой — в порыве сжег рукопись книги. И наконец — граф, аристократ по своей прихоти вёл жизнь простого крестьянина, — перечислил примеры босс, — Наверно в этом проявляется необузданность их азиатской натуры, а также отсутствие должной цивилизованности.

— Вы, фрау Нагель могли бы подтвердить, что предложения по проекту термоядерного реактора он написал самостоятельно? — спросил, с некой долей иронии, первый джентльмен. — Трудно в такое поверить, хотя все полученные сведения говорят, что он принимал активное участие в подготовке обращения русских учёных. Это же подтверждают многие кулуарные источники, принимавшие участие в подготовительном этапе конгресса.

— Не знаю. Наука не входит в перечень моих обязанностей, так что не смогу дать авторитетного заключения в данном вопросе, но управлять им не получится! Такова моя экспертная оценка. — заявила представитель органов опеки.

— Но как же русское руководство добивается контроля над ним, чтобы использовать в своих целях? — спросил джентльмен. — Каковы механизмы такого управления? Или вы полагаете, что его телевизионные выступления были составлены самостоятельно, а не являлись заранее подготовлены спичрайтерами?

— А почему бы нет? — ехидно вопросила та. — Ваши аналитики не отрицают возможность его научных достижений. Отчего бы ему не составить и произнести телевизионное обращение, раз у него столь развит интеллект? Как он сегодня обличал нашу систему опеки. Такое не похоже на отрепетированное заявление.