— Она меня выбрала?

— Когда подошла к вам в этом баре, Пурпурном как-его-там. Это был первый знак. Консуммация имела место в вашем номере в гостинице.

Весьма огорчительное понятие о консуммации.

— Все это, разумеется, конфиденциально. Вы репортер — понятно, что это против вашей природы. Но никому не рассказывайте то, что я вам сообщу. Мы — организация, которая блюдет свою конфиденциальность. Наше существование строится на анонимности. Очень немногие знают о нас, и, если потребуется, мы не остановимся даже перед насилием, дабы сохранить статус кво. Нет таких границ, которых мы не перейдем ради благополучия Флердоранж. Ее жизнь священна. Разумеется, жизнь каждого человека священна, это закон — но у некоторых она священнее. Вам известна толика того, на что мы способны, так что мне нет нужды распространяться. Поймите, это не угроза, а объяснение. «Крутая» речь окончена.

И он выдал улыбку страхового агента. Если не пойму, где я видел этого старика, — свихнусь как пить дать. Я уже встречал его во время этой поездки в Японию. Но где? Не на турнире. Не на киностудии. Не в отеле, не в полицейском участке и не в штаб-квартире якудза. Прежде чем я успел перебрать остальные места, он снова заговорил:

— История Флердоранж невероятна — я уверен, невероятнее, чем у любого, с кем вы только столкнетесь в жизни. Часть наших обязанностей включает постоянное исследование ее прошлого, которое настолько глубоко, разнообразно и фантастично, что не вписывается ни в какие границы реальности, в которой живет большинство людей. Изложение хроники жизни Флердоранж — пустое занятие, ибо, пока мы узнаём о ней что-то новое, она продолжает жить — создавая новые загадки. Мы вечно играем с ней в догонялки. После Тридцатилетнего Сна мы уже ближе, но вплотную не подходим никогда. Однако у нас большие надежды на будущее. С момента ее последнего отпуска имел место ряд, технологических усовершенствований.

Я почувствовал, как у меня начинают слипаться глаза. Я тряхнул головой и расправил плечи. Не время спать. Он продолжил:

— Начнем с начала, которое, возможно, представляет собою наиболее смутный и наименее понятный для нас период жизни Флердоранж. Мы всегда работаем в глубь: начинаем с того, кто она сейчас, и пытаемся добраться до источника. Один из наших главный спецов по метафорам сравнил это с плаванием на каноэ по бесконечно извилистой реке с целью добраться до ее истоков, которые, кажется, совсем рядом, за следующим поворотом. Отдел метафор мы, конечно, сократили. По их собственному признанию, пред Флердоранж метафоры тускнеют. Она ни с кем не сравнима, она просто есть, и попытки оценить ее посредством сложных лингвистических приемов… ну, мы решили, что это просто нечестно.

Его слова обволакивали меня шелковистым звоном отдаленного колокола. Шуршащие, пульсирующие отголоски слов. Глухое гудение, будто электрический шмель, — только мягкое, как кролик. Кролик? Я вздернул голову. Правильно сделали, что разогнали отдел метафор.

— Так вот — ее происхождение. Мы не знаем ни даты, ни места ее рождения. Среди наших ученых шли горячие дебаты о том, родилась ли она в Китае и приехала в Японию, или была японкой по рождению. Само собой, нам бы хотелось, чтоб она родилась здесь, но невозможно выяснить наверняка. Письменных свидетельств ее существования до седьмого века не обнаружено, но, поскольку письменность в Японии появляется только в этот период, это мало что доказывает. Ранние века — темное время, полное противоречивых легенд. Говорят, она жила недалеко от Осаки во времена восхождения Императора Дзимму на Хризантемовый трон в 660 году до нашей эры.[68] Но в народной песне, сложенной в Наре,[69] предполагается, что Флердоранж жила именно там и исполняла Семилетний танец, прежде чем удалиться в тайную пещеру, охраняемую лесными демонами. Информация весьма обрывочна. Даже ученые при датировании этих данных оперируют столетиями. Наши методы не так примитивны, как у профессоров, но и у нас свои пределы… Мы нашли две сильно кодированные ссылки на нее в 712 году, в «Записях о деяниях древности» и позже, в 720 году, она упоминается в «Хрониках Японии». Впрочем, не пытайтесь найти источники: наша организация веками систематически уничтожает все эти пассажи. Даже если бы вы получили доступ к оригинальным документам, упоминания о Флердоранж очень невразумительны, и без ключа их не расшифруешь. В качестве эксперимента в 1843 году мы послали код Лафкадио Хёрну[70] — писателю вроде вас. И Хёрн, черт побери, почти его расшифровал. Но он был гений, а не поденный писака из молодежного журнальчика. — Сделав паузу, он посмотрел на меня. — Шучу, конечно. Я слыхал, вы довольно прилично пишете.

Даже оскорбление не могло вывести меня из ступора. Потрачено столько времени, задано столько вопросов, но в словах старика — ни капли смысла. Меня похитили из тюрьмы и привезли в подземелье только для того, чтобы я выслушал скомканную, распадающуюся историю организации, настолько чокнутой, что они даже собственного названия не помнят. И к тому же теперь меня тянет в сон. Может, после всех этих переживаний моя единственная психическая защита — переход в бессознательное состояние, где различия между прошлым и настоящим, реальностью и фантазией размывались в теплую туманность. Я клевал носом, стараясь вслушиваться в повествование.

— Начиная с 847 года, шаблон выявляется полностью. В этот период и была сформирована наша организация. Теперь есть Тридцать лет Цветения и Тридцать лет Сна. В этот же период мы находим первое упоминание о Возрожденной Молодости, а в горах в окрестностях Нары возводится первый тайный Золотой Храм Сна. Впрочем, он существует по сей день, хотя, поверьте мне, выглядит совсем по-другому, так как им уже никто не пользуется. Мы вынуждены были уйти в более отдаленные уголки островов. Конечно, для нас это большие события. Важные вехи. Однако частности повседневного существования Флердоранж в течение этого Периода Явления, как мы его называем, все еще не выяснены. Конечно, она могла и картошкой вразнос торговать, но, с учетом ее красоты и темперамента, это не ее профиль. Вы представляете, как Флердоранж торгует картошкой?

На секунду вопрос как бы повис в воздухе, а потом старик рассмеялся.

Образ Флердоранж и слово «картошка» крутились у меня в мозгу, но не стыковались. Я уже совсем переставал соображать и решил, что надо встать и постоять, если я не хочу совсем лишиться сознания. Я не был уверен, стоит ли сознание таких усилий, но все же встал.

— Помедленнее, Шеф, — промямлил я, поднимаясь на ноги. Старик, кажется, удивился: то ли увидев, как я возвышаюсь над ним, то ли услышав, как я говорю. Он недоверчиво дернул головой, будто его никогда в жизни не прерывали. — Не хотите ли вы сказать, — сказал я, стараясь постичь абсурдность идеи, — что эта женщина, Флердоранж, — бессмертна?

— Ну, — как будто с облегчением сказал старик, — это еще надо выяснить. Но она живет, то появляясь, то исчезая, вот уже тысячу лет. Так что мы принимаем просто на веру, что она, вероятно, бессмертна. Она определенно некого рода богиня.

— И ваша организация создана, чтобы ей поклоняться?

— В основном чтобы защищать ее и изучать. Но, думаю, можно сказать, что мы и поклоняемся ей тоже. Молиться мы не молимся. Существует ряд противоречивых теологических интерпретаций касательно того, какого рода божеством она является и является ли вообще божеством или просто очень странной женщиной, которая вечно живет в режиме тридцатилетних циклов сна и пробуждения. Прошу вас, садитесь, господин Чака. Вам как будто нездоровится.

Мне нездоровилось. Флердоранж озадачила и смутила меня, но, если она выкинула такой номер с этими чудаками, я — просто неприступная крепость логики. К сожалению, я не знал, что должна делать крепость логики, очутившись в подземном убежище, где нет стульев, а есть только вроде бы знакомый псих, с которым можно поболтать. Так что я опять сел.