Вдруг из темноты проёма, откуда веяло дешёвым табаком и какой-то вонючей травою, который до этого прикрывала та самая дверь, раздался то ли старческий, то ли ребяческий, голос.

— Она их похвалит, но при этом огорчится, что дверь лишь сбило с петель, а не расплавило к едрене фене, Старик!

— Чуви! — прорычал Петрос, резко оборачиваясь к входу. — Ты совсем охренел, а? Что это ты тут устроил? А ну иди сюда, зубоскал зажравшийся!

— Неее! — протянул ехидный голос. — Я ж под домашним арестом. Тебе ли не знать, Старик?

— Ты это серьёзно? — прорычал Петрос, при этом на его лице все более и более проступали красные пятна, а правый глаз начал искриться. — Интересно, а кто же это с пару дней назад устроил дебош в одном популярном баре в чёртовых Шахтах Одина? Наверное, это твой брат близнец? Не, не, не. Это твой злой двойник? Или стоп! Наверное, это вообще кто-то совершено не похожий на тебя человек набил рожу местному криминалитету?

— Это точно не я. — невинно произнёс голос — Я бы этому педофилу со связями не только бы яйца оторвал и в очко засунул, но и познакомил бы с лучшими бутылками лучших вин данного бара. Но это был не я, и бедняге кто-то другой провёл процедуру кастрации.

От такого наглого вранья оттенок кожи Петроса мгновенно сменился с цвета раскалённого металла на цвет остывшего цемента.

— О! Наверное, несчастный мафиози решил устроить оргию с малолетками в этом баре, а какому-то бедняге не дали промочит горло!— продолжал цинично острить Гарибальди. — Пусть у тебя и не было доказательств, что это он что-то там вытворяет, пусть и ходили про это слухи, но это не давало тебе право устраивать самосуд! И вообще, тебе нужен был всего лишь повод, чтобы скинуть всё дерьмо, что в тебе накопилось за последнее время, разве не так?

— Не знаю, лично я напиваюсь, не выходя за порог своей комнаты.

— А ну иди сюда, паршивец! — провыл, окончательно посеревший от такой наглости, Петрос.

— Нет! Я не собираюсь нарушать закон. Я ж добропорядочный гражданин! — наигранно обиженным голосом, проговорил Чуви. — Лучше ты заходи ко мне. У меня, кстати, есть отличный коньячок!

Гарибальди потерял дар речи, но при этом его ярость в мгновение испарилась, уступив место усталости. Он в отчаянии повернулся к Бэбилу, что в этот момент подошёл к нему. Глядя в его грустный глаз (правый кибернетический глаз еле-еле мерцал), ему нечего было сказать другу. В ответ он просто пожал плечами и движением головы указал, что следует войти. Мрачный Гарибальди что-то недовольно побормотал и вошёл в полумрак комнаты.

Перед тем как последовать за другом, Бэбил посмотрел в тот самый проём, куда хитроглазый утащил Петроса. Этот малый был по-прежнему там. Он, сидя на полу, с довольной физиономией и окровавленной губой, саркастически улыбался Бэбилу. Хитроглазый был чуть ниже Менделя, желтокож, сероглаз и сероволос. Волнистые волосы были взлохмачены и слегка доставали ему до плеч. Этот конфуциец показался ему смутно знакомым. Бэбил чуть-чуть присмотрелся к парнишке и удивился тому, что на нём был одет не голубой, а синий халат. Это был халат техотдела, что располагался этажом выше. Да и сам парень был одет немного странно: короткие шорты, ярко-красные кроссовки, и красная не заправленная рубашка. Бэбил поздоровался с ним, и вдруг обратил внимание на прикреплённый к халату бейджик. На нём было выведено имя — Су Цзинсун. Ему немного стало не по себе. Фамилия Су хорошо ему было знакома, и в памяти она отдалась обжигающим сожалением. Бэбил, пытаясь скрыть удивление и смущение, дал себя поглотить мраку комнаты Чуви.

Бэбил хоть и был впервые в этой комнате, но без сомнений сказал бы, если бы его об этом спросили, что это комната Чуви. В левом от него углу стоял антикварный проигрыватель виниловый пластинок Аппарат и сейчас, слегка шурша, извлекал из себя тягучий и тёплый джаз, постепенно смешиваясь с табачным дымом. Вдоль дальней стены стояли длинные шкафы, заполненные виниловыми пластинками, старыми пыльными книгами и разномастными фотографиями в рамках. Ещё здесь находились вместительный сундук и маленький холодильник. По всей комнате были разбросаны мелкий мусор, журналы, пустые бутылки и кусочки засохшей еды. В самом центре комнаты располагался большой и низкий диван, покрытый клетчатым пурпурным пледом. На нём и восседал Чуви.

Он, занимая его середину, слегка съехав с него и растянув ноги, раскинул руки вдоль спинки дивана. На нём были красные кроссовки, синие потёртые джинсы и растянутый серый свитер, на котором красовалась гигантская «Ха». Внешность Чуви одновременно была чудной и пугающей: кустистые брови и орлиный нос каким-то невероятным образом сочетались с хитрым взором алых глаз и ртом, полный острых зубов. А три толстые серебряные серьги в форме пластин, что были равномерно распределены по краю левого уха, придавали его внешности некую степень вычурности. Он был молод, но в тоже время небывало стар. Он был ужасающим, но при этом что-то было в нём притягательное. Чуви - дитё, в чьём теле течёт кровь практически исчезнувших авелийцев. Он мирно курил сигарету и весело смотрел на дёргающегося во все стороны от негодования Гарибальди. Рядом лежало и дымилось длинное серебристое оружие, среднее между винтовкой и гранатомётом.

— Что это значит: «Я проводил тест нового оружия, по просьбе трудящихся»?! — немного ошалев, ощетинился Петрос. — А ты не оборзел Чуви? Ты ведь мог всё тут к чертям собачим разнести!

— Ну, во-первых, — Чуви сделал невинное, до крайней наглости, лицо. — Я им также сказал, а они говорят: «Только вы господин Чуви с этой штукой справитесь. У неё страшная отдача и нам нужно, очень нужно как-то испытать эффективность устранение данного дефекта. Так ведь, Су!

— А то! — поддал голос хитроглазый, показавшись в проёме двери. — Нам нужно было проверить отдачу на живом человеке, командир Гарибальди.

— Ты ведь Су Цзинсун из Техотдела? — с подозрением, осведомился Петрос

— Так и есть. Из Техотдела.

— Цзинсун, скажи мне, будь мил, — злобно оскалившись, зарычал Гарибальди. — Какого хрена ты тут забыл? Это не твой отдел! И вообще, такие вещи испытывают на специальных полигонах или тебе невдомёк?

— Как же, известное дело на полигонах, но ведь господин Чуви под домашним арестом. Мы ведь не имеем право забрать его с собой. Я ведь прав, господин Чуви?

— Ага, прав — с самым серьёзным лицом, подтвердил Чуви. — Неужели, Старик, ты хочешь, чтобы я пошёл против правил?

— Нееет — выдавил из себя Петрос, вновь посерев от злости.

— Вот поэтому мы и проводили испытания именно здесь, — подвёл итог Чуви, всласть затянувшись сигаретой, от которой уже практически ничего не осталось. —И, если что: Грация дала на это дело добро.

— Да ты что! — злобно съехидничал Гарибальди. — Что ж, я обязательно с ней поговорю на эту тему.

— Как хочешь, — безразлично отозвался Чуви, проглатывая окурок. — Кстати, а ты сюда ради чего пожаловал, Старик? Уж, не ради того, чтобы спасти дверь от посягательства вандалов? И кто это там с тобой пришёл, ась? Неужели без суда и следствия, да сразу в Тартар?

— Мы пришли к тебе ради той аферы, что ты затеял вокруг убийцы по прозвищу «Перфекционист», Чуви, — подал голос Бэбил, что до этого скромно стоял в сумраке комнаты, левее от двери. От того он и не был узнан.

Чуви присмотрелся и, узнав старого друга, в одно мгновение просиял. Он радостно вскрикнул, вскочил и направился к Бэбилу, растянув руки в намерении посильнее его обнять. Тот же, в свою очередь, также засиял самой счастливой улыбкой и направился ему навстречу. Они сплелись в крепких приятельских объятиях. Радостный Чуви, чуть приподняв Бэбила, начал раскачивать его из стороны в сторону. Кости Бэбила очень звучно захрустели.

— Старый добрый Би! Старый добрый Би! — восклицал при этом Чуви.

— Отпусти Чуви, отпусти! А то и задохнуться недолго.

— А ты, что тут забыл, Би? — вопросил Чуви, поставив друга на место и засунув руки в карманы джинсов. — Я и не думал, что ещё увижу тебя! Особенно вот прям на этом месте!