– А что Третьяк?

– Он с меня первый допрос снимал тогда. И интересовала его именно малахитовая шкатулка Голицына. Обещал мне много чего, если я про шкатулку ему расскажу.

– И вы не «раскололись» на следствии?

– Я рассказал все что знал, но главное мне не было известно. Как и большинству «золотых». Всё знал только Корень.

–Уголовник Степан Иванович Назаров по кличке Корень.

– Я не знаю его имени. Для всех он был Корень и все.

– И он ничего не сказал?

– Я же сказал, что слух пошлел, что добро голицынское Корень для себя припрятал. Так братва болтала. Мы тогда собрались и решили спросить с него. Но попали в мусорскую засаду.

– Я спросил не о том, Авдеев. Корень на следствии что-то показал?

– Нет. Корень крепкий мужик. Мусоров люто ненавидел. Погиб в тюрьме.

– И что с кладом?

– Так кто знает? Если и нашел его Корень, то с него теперь не спросить. Но спрятан он где-то в ваших краях, господин следователь.

– Вашу банду взяли тогда в Суземках?

– Около них. Но большего не скажу. Не знаю. Вишь как бывает, начальник, мы ныне с тобой в одной команде. А командует нам бывший прокурорский следак.

– Вы мне не говорите «ты», Авдеев. Не забывайте о субординации.

– Извините, господин следователь.

– А как Третьяк относится к вам теперь? – спросил Лисовин.

– Никак.

– Что это значит? Он вас не узнал?

– Наверное, он не знает кто я такой.

– Как же так?

– Он начальник уголовной полиции. А я кто такой? Состою во взводе охраны. Я рядовой. Да и он не советский прокурор более. Мы в одной лодке.

– Но вы ведь пытались что-то узнать про него? Я не могу поверить что вас это не интересует, Авдеев.

– Да ничего я не знаю. Слухи одни.

– Какие слухи? – заинтересовался Лисовин.

– Баба у Третьяка здесь. Наши парни говорили. Большевик, а как пристроился при немцах? И почёт, и уважение. Да и все остальное.

– Женщина? Вы сказали, что у Третьяка есть женщина?

– В Локте живет. Молодая. Лет 18 ей.

– Кто такая знаете?

– Зовут девку Маша Селезнева.

– Здешняя?

– У матери своей проживает. Стало быть здешняя.

– И это только любовная интрижка?

– Чего?

–Третьяку около 30 лет. Девушке 18. И они встречаются по обоюдному согласию?

– Видно, что девка с ним по доброй воле.

– Вы их видели вместе?

– И не один раз. Локоть городок маленький. Здесь утаить что-то сложно.

– Состоит в любовной связи с Марией Селезнёвой. Это все что о нем говорят?

Лисовин отложил карандаш. Записывать любовную историю никакой охоты у него не было. Но Авдеев продолжил:

– Нет не все. Коли все просто, то зачем вы меня на беседу вызвали, господин хороший? Мутный он человек, этот Третьяк.

– Но пока из ваших слов вытекает только одно – у него любовная интрижка. И интрижка с девушкой, которая пошла к нему по собственной воле.

– Любовная история, говорите? И всё бы хорошо, господин следователь. У нас у всех бабы есть в Локте. Кто к какой вдове ходит, кто девку нашел себе. Мужик без бабы…

– Избавьте меня от подробностей интимной жизни солдат охранного взвода, Авдеев. Это законом не возбраняется.

– Но есть одна заковыка, господин следователь.

– Какая?

– Девка то эта совсем не Селезнева.

– Что это значит? Вы можете говорить яснее, Авдеев?

– Я и говорю. Но вы же сами все время меня прерываете.

– Хорошо. Я вас внимательно слушаю. Вы сказали только, что Мария Селезнева, не Мария Селезнева. Я все понял верно?

– Точно так. У мамаши её отродясь дочек не было. А тут явилась. Кто такая? Дочка к ней приехала. Откель дочка? Родила в молодости и у приемных родителей оставила.

Лисовин снова взял карандаш. Хотя пока ничего из слов Авдеева не понял.

– Подождите, Авдеев. Я пока ничего не понял. Вы сказали, что Мария Селезнева – это девушка, которая скрывается под чужим именем?

– Это и сказал.

– Но вы ведь не из Локтя родом?

– Дак во взводе охраны больше половины местные. Они-то знают. Вот и сказал мне Пашка Ерохин, наш каптенармус, что де девка-то не нашенская. Вроде не было дочек у тетки, что мамкой её назвалась.

– И ваш Ерохин доложил про это куда следует?

– Доложил. Как без этого. Но вроде там все разрешилось. Сказала тетка, что дочку в молодости прижила без венца. А в Локоть с приплодом и без мужа возвращаться не хотела. Вот и отдала дочку-то.

– И ей поверили? Кто снимал показания?

– А я знаю? Из ваших кто-то. Да вы и сами узнать можете, господин следователь.

– Это все?

– Нет. В управе все показания записали, и никто копать не стал. Но я не таков.

– А что вы?

– Я решил глубже копнуть. Больно Третьяк этот тип скользкий.

– Вот как? Вы считаете, что господин Третьяк враг?

– Большевик.

– Но господин Третьяк, поступая на службу в полицию и не скрывал того факта, что он состоял в партии коммунистов.

– Я не про прошлое говорю, Он и сейчас большевик.

Лисовин спросил:

– А ранее вы почему молчали?

– Дак меня не спрашивал никто.

– Но, если вы подозреваете врага на столь высокой должности. То ваш долг поставить в известность начальство.

– Третьяк ныне начальник уголовной полиции. А я всего лишь рядовой охранного взвода. Что я мог? Походил по рынку. Поспрошал у селян. Они и опознали девку.

– Марию Селезневу?

– Да. Она из Вареневки. Это село в пяти верстах от Локтя. Недалече. И звать девку Ирка Фофанова.

– Фофанова?

– Да.

– А что это меняет?

– Как что? Вы, господин следователь, не всё услышали. Фофанова. А батя её Фофанов был председателем колхоза в Вареневке. Коммунист. И сын его Демка Фофанов в активистах при советах состоял. А с чего Фофановской девке менять имя и фамилию?

– Вы кому про это доложили? – снова задал этот вопрос Лисовин. – Про девку доложили?

– Дак сказал командиру охранного взвода.

– А что он?

– Дураком меня назвал.

– Почему? Сведения не показались ему важными?

– Он сказал, раз начальник полиции эту курочку топчет, то нам дела до этого нет.

– А что же вы?

– А чего мне? Приказано не думать, про это, я и не думаю. Вот вы спросили, и я рассказал.

– Я понял, Авдеев. Но прошу вас никому эту информацию больше не раскрывать. Я сам все тщательно проверю. А вам спасибо за бдительность. Вы можете идти.

Авдеев ушел. Лисовин стал думать, что ему делать с этой информацией. Пока ничего на Третьяка у него не было. Ну, пользует он молодую девку. Пусть отец у девки был коммунистом. Но и сам Третьяк бывший коммунист. Да и Воскобойник при советах должности занимал и Каминский.

Доложить Дитмару? Пока не стоит. Нужно тайно в этом деле самому покопаться.

Лисовин записал в блокноте:

«Селезнева – Фофанова Ирина. Шкатулка Голицына»…

***

Лисовин поднял архивные документы Локтя. Благо большевики при отступлении мало что смогли вывезти или уничтожить. Дело об убийстве председателя колхоза Фофанова имелось в наличии. И в деле нашлись фотографии.

Следователь отправился в хозяйственный отдел. Там сидел шестидесятилетний Семёныч. Он был коренной житель Локтя и многих знает.

– Здорово, Семёныч.

– Здорово, господин следователь. Чего надо?

– Вот хотел тебе одну фотографию показать.

Семёныч посмотрел на пожелтевшую карточку.

– Знаю. Это Иван Фофанов и семья его. Вот жена и вот дети Демьян и Ирина.

– Ты хорошо знал Фофанова?

– Я? Нет. Но я сам в Вареневке родился. Только потом переехал в Локоть. Еще до коллективизации.

– Значит, с Фофановыми не общался?

– Нет. В друзьях не ходили.

– И что с ними сейчас не знаешь?

– Дак Иван погиб давно. Лет десять тому, как погиб. А баба его и по сей день в Вареневке живет. А вот про детей не знаю ничего.

–Уверен?

– Дак из ума еще не выжил.

– А скажи мне, Семёныч, ты про «Золотую банду» слыхал?

– Сказал тоже! Кто в здешних местах про них не слыхал. Это самого Корня команда. Сколь людей перерезали – жуть. Взяли их и Корня кончили. Но вот золотишка не нашли. Про то все знают.