̶ Нет, Хорс, мне этого недостаточно, ты не сможешь дать мне то, что сделает меня счастливой.
̶ Я почему-то думал, что, даря свою любовь тебе одной, делаю тебя самой счастливой.
̶ Ты ошибался. ̶ Девушка не выдержала пристального взгляда Хорса и потупила глаза.
Наступило молчание. Трудно передать, что творилось в душе у воина, который жил только одной мыслью: выстроить свою судьбу вместе с этой девушкой. Он не лез на рожон, не кидался в гущу битвы, как делали это многие его соратники и друзья, берег себя ̶ только потому, что хотел вкусить жизни рядом с любимой, видеть ее спящей каждое утро, засыпать и слышать ее ровное дыхание, наслаждаться каждой минутой, прожитой вместе. Но сейчас его хрустальные мечты были разбиты молотом о наковальню, и из тех осколков, что разлетелись, уже ничего было не собрать.
Его задумчивость прервал голос Лонель.
̶ Хорс, мы не можем быть вместе, этого в принципе не могло быть и раньше, просто мы были юны и не понимали этого.
̶ Возможно, ты сейчас говоришь о себе, но я давно распрощался с юностью и умею отвечать за свои действия и слова, ̶ сказал он, и его голос был мрачен как никогда. — Почему человек, решивший вознести себя на вершину любви, должен быть свергнут в пучину отчаяния?
̶ Я не могу тебе дать ответа на этот вопрос, Хорс. Многое поменялось, пока ты отсутствовал.
̶ Что могло поменяться с того самого момента, когда я ушел в поход?
̶ Я полюбила другого…
Эти слова ранили сильнее клинка, железо так не жгло плоть, как слова, услышанные Хорсом Римом. Он не хотел больше ничего ни слышать, ни говорить.
̶ Завтра, на встрече эльфийских послов я буду под руку с принцем Артолеем.
Услышав это имя, юноша вздернул голову, которая была опущена, скулы его напряглись, а кулаки сжались, злость обуревала его, но девушка этого не замечала, она увлеклась тем, что расхваливала принца:
— Он статен, хорош собой, паладин, гордость Империи, лучший воин, какого не сыскать нигде, ему нет равных на мечах, и он королевский сын.
̶ Равных нет на мечах? — Взгляд прищуренных глаз устремился на Лонель. — Я бы это с удовольствием оспорил.
̶ Тебе никто не позволит вызвать на поединок принца, у тебя нет на это никаких прав. Ты из самого низшего сословия, ты никто по сравнению с ним.
Это было поражение в жизни Хорса. Слова, которые он услышал, уничтожили его полностью и не оставили ничего живого в его душе. Сын Маркуса Рима стоял молча, устремив взгляд в землю, в его голове было пусто.
̶ Уже поздно, Хорс, и меня начнут искать, я ухожу, и ты тоже уходи, чтобы тебя не заметили стражники. Возможно, мы будем иногда видеться, но сейчас мне пора, прощай, Хорс.
Девушка в последний раз взглянула на лицо парня, ничего не смогла по нему прочесть и медленно ушла.
Воин «Чертовой сотни» не слышал ее последних слов, не видел, как девушка посмотрела на него, ступор овладел им. Сила, с которой он любил Лонель, угасала в нем, его чувство было растоптано, но не им, а именно той, кому он отдал свое сердце, получив взамен лезвие холодного клинка в спину. Через какое-то время он отошел, его мысли стали приходить в порядок. Хорс понимал, что пора возвращаться в лагерь, что он и сделал.
…Раздался резкий гул, это было похоже на звук боевых труб горных великанов, только более мрачный. Вороны, что сидели на деревьях, в одно мгновение вспорхнули и добавили своим карканьем месту еще более жутковатый вид. Воин напрягся, но меч не вытащил из ножен. Он увидел человека, стоящего в проходе. Человек был в черном балахоне, не было видно ни доспехов, ни оружия, даже его лицо было полностью закрыто. Во всей этой ситуации чувствовалась странная энергия, а в человеке в черном были какая-то мощь и невероятная сила, которые заставляли нервничать светлого воина. Раздался лязг металла, меч светлого воина был вынут из ножен, гром раздался над этими двумя фигурами, темный воин резко поднял голову и…
Хорс резко сорвался с места. С его лба крупным градом стекал пот, а дыхание было таким, как будто Таган вновь взялся за их тренировки. В глазах чуть рябило, но молодой воин сразу приноровился и рассмотрел казарму, куда он добрался ночью после свидания с Лонель. В голове вспыхнули воспоминания минувшего вечера, и от них сразу стало тошно и тоскливо на душе, и складывалось ощущение, что все хорошее в этом мире исчезло и осталась одна серость. Во рту было сухо, видимо, придя ночью в казарму, Хорс не дал себе отчета, сколько он выпил эля, но голова гудела знатно. Его раздумья прервал вошедший в помещение друг.
̶ Ну, наконец-то ты встал, я уже думал, мы без тебя пойдем эльфийскую госпожу встречать.
Голос Вектора был бодр и весел, видимо, его ночь прошла куда приятнее, чем ночь Хорса Рима.
̶ Тяжелый эль какой-то, голова просто отваливается.
̶ На вот, выпей, полегчает. — Вектор протянул глиняный горшок с холодным козьим молоком, потом добавил: — Мы выступаем через час.
После этих слов друг покинул помещение, оставив боевого товарища одного, но времени на печаль совсем не было, необходимо было привести себя в готовность, так как «Чертова сотня» нуждалась в нем. Через час они отбыли в столицу Империи ̶ Гордогон.
Дома, на которых должны были располагаться бойцы «Чертовой сотни», были иными, нежели в основной части столицы. Вдоль аллеи, что шла к дворцу, стояли строения с плоскими крышами. Это была военная хитрость: если город попадет в осаду, то дорога во дворец будет заблокирована с двух сторон жилищами, на крышах которых скрываются стрелки. Идея была хорошая, но за столько лет ни разу такого не случилось. В неспокойные годы, когда Империя принимала посольства разных народов, туда всегда направлялись воины, это место служило хорошим обозревательным пунктом, и здесь было удобно стрелкам. Сейчас было то же самое.
̶ Ты хочешь сказать, что Лонель ушла к принцу Артолею? — Брови Вектора были сдвинуты к переносице, а лицо было хмурым, как туча. — То есть тебя считают нищебродом, недостойным ее руки? Ты мужчина, ты воин, есть земли, где этого более чем достаточно, чтобы завоевать сердце любой девушки.
̶ Как-то мрачно на душе от всего этого. Не хочется сейчас стоять здесь, да и вообще находиться в Империи, уйти бы в поход на долгие годы и найти себя в какой-нибудь из битв.
̶ Может, после всех этих церемоний нам поручат что-нибудь достойное? — Товарищ, который стоял, опершись одной ногой на каменное изваяние крыши, посмотрел в сторону Хорса.
̶ Возможно. Думаешь, нас проверяют?
̶ Хорс, я перестал понимать этих придворных, у них свои мысли, они не видят той жизни, что идет за стенами города, а мы, в свою очередь, не понимаем их.
̶ Философ. ̶ За все последнее время это была первая улыбка на лице Хорса Рима.
̶ По идее, они уже должны идти. ̶ Вектор посмотрел в ту сторону, откуда должно было быть шествие свиты. — День хороший, солнечный, скоро погода изменится, пойдут дожди, а за ними снега и морозы, не люблю осень и зиму, мне по душе тепло.
̶ Слышишь? Они идут. Честно, я не видел раньше эльфов и почему-то поймал себя на мысли, что хотелось бы взглянуть.
̶ Говорят, они очень искусные воины, может, поэтому Империя ни разу с ними не билась?
̶ Я не знаю, сейчас посмотрим на этих остроухих.
Как и сказал Хорс, в конце центральной аллеи показались штандарты эльфийских послов. Штандарты были белые, с изображением древа, вышитого золотом, по краям украшенные голубым цветом. Это значило, что эльфы ступают с миром. Сами жители лесов были одеты в цвета голубого неба. Широкие балахоны закрывали все тело, головы были не покрыты. Длинные белые шелковистые волосы ниспадали на плечи, а на голове были закреплены золотым обручем. Что удивило друзей, у эльфов не было стражей среди их народа. Только хваленые паладины Империи в своих золотых доспехах ступали по обе стороны от эльфов. В первом ряду шли знаменосцы, следом шли представители дворянских сословий, а уж потом ступала дочь великого короля Терноэля. Весь ее вид был прекрасен и излучал свет: кожа ̶ нежная и бледная, волосы, вьющиеся локонами, чуть прикрывали ее лицо, цвет глаз мог заворожить любого, в них можно было утонуть, как в океане. Любой, посмотрев на нее, сказал бы без раздумий, что она безупречна.
