цесса и ценность человеческой жизни

Исходя из предлагаемой нами всеобщей системы ценностей, определим место ее элементов в структуре центрального ядра литературно-читательского процесса.

Ценность человеческой жизни следует рассматривать в личностном и общественном планах, находящихся в диалектической взаимосвязи. Утверждение гуманистических идеалов в человеческом обществе ведет нас по пути возвышения ценности жизни каждого человека. Вместе с тем предшествующие исторические периоды пестрят примерами античеловечности.

Вероятнее всего, общественные представления о ценности человеческой жизни возникли в глубокой древности и были связаны с формированием первичных человеческих сообществ – родов и племен. Стадное поведение, обусловленное инстинктами сохранения, трансформировалось у человека в осознание важности и необходимости сосуществования отдельных особей. Из этого возникло представление о ценности жизни других особей, близких ему по крови. Оставаясь эгоцентриком, древний человек защищал свой род от внешних опасностей из страха остаться в одиночестве: один на один с враждебным внешним миром. Кроме того, человек боялся утратить преимущества, связанные с родовым образом жизни: разделение обязанностей, совместная деятельность по добыванию пищи, постоянные сексуальные отношения, общение и т.д.

Эти обстоятельства обусловили появление общих представлений о ценности жизни каждого члена рода, исходя из его ролевой значимости. Вероятнее всего, это стало причиной появления первичных морально-нравственных представлений. Ввиду дифференциации личной ценности членов родового сообщества их утрата воспринималась по-разному. Неполноценные физически или умственно рассматривались как обуза, и ценность их жизни в глазах других членов сообщества была минимальной. Борьба за ареалы обитания родов, скорее всего, стала причиной дифференцированного отношения к ценности жизни членов другого рода. Сообщество идентифицировало свой род как абсолютную ценность, тогда как другие сообщества рассматривались по степени создаваемой ими конкурентной угрозы данному роду. По-видимому, тогда же возникла дифференциация между ценностью жизни женщин и мужчин различных родов, поскольку женщины не представляли внешней угрозы и были средством для расширения возможностей воспроизводства рода. В результате морально-нравственные представления древних были дополнены системой исключений, касающихся деления людей на своих и чужих. Следует отметить, что современные морально-нравственные представления все-таки отличаются от примитивных представлений древних людей11.

Мы имеем весьма неполное представление о формах и проявлениях устного литературного творчества в Древнем мире. Очевидно, что до настоящего времени сохранились редуцированные мифологические конструкции примитивных верований, относящихся к ранним стадиям развития человеческих сообществ. Это мифология аниматизма и тотемизма, в том числе реализованная в фантазийных литературных конструкциях (например, в сказках о животных или явлениях природы). Это весьма значительный пласт раннего литературного процесса, наполненного более поздними аллюзиями и реминисценциями. Некоторые аспекты этого процесса наиболее выпукло представлены, на наш взгляд, в научно-литературной серии «Сказки и мифы народов Востока», издававшейся в СССР издательством «Наука» в 80-х годах прошлого века. Космогонические и антропогонические мифы (о сотворении мира и человека) при участии анимистичных и тотемных сущностей хорошо представлены в книге «Мифы, предания и сказки фиджийцев». Тему ценности жизни, например, передает миф «Почему люди смертны». Фиджийцы обусловливают свою бренность и смертность критическим спором тотема Луны и тотема Крысы, каждый из которых настаивал на том, чтобы люди повторили его судьбу. Смертная крыса победила в споре, поэтому люди ее ненавидят. То есть ненавидят свою смертность через осознание ценности жизни. Тема смены кожи как способа продления жизни и сравнения с лунным бессмертием повторяется в древней мифологии повсеместно. И везде мы находим сожаление о смертности человека и объяснение причин этого его слабостью12.

С появлением государственности произошло усовершенствование общественных способов дифференциации ценности жизни. Признавалась ценность жизни народа внутри каждого государства, и малоценной представлялась жизнь народов других государств. Внутри государства появилась сословная дифференциация ценности жизни, признаваемая всем сообществом. Личная ценность жизни человека, исходя из общественной морали, определялась его сословной принадлежностью, богатством и местом во властной вертикали. Период становления и рассвета древних государств сопровождался зарождением литературы как культурного феномена и трансформацией мифологии как первичной формы устного творчества в другие культурные феномены: песни и гимны, философские и исторические произведения, стихотворные произведения, прозаические и драматические произведения. Об этом времени у нас сохранилось если не аутентичное, то, по крайней мере, воспроизведенное в средневековой литературе Запада и Востока литературное наследие. В серии «Библиотека мифологика» этот период представлен десятком выдающихся работ авторов с мировым именем, которые исследовали эти феномены13. Наиболее полно идеи ценности человеческой жизни оформлены в древнегреческой мифологии.

Особенно интересно для нас представление об отсутствии страха смерти у людей золотого века, а также подробное изложение жизни людей в загробном мире и возможность их возрождения (реинкарнации)14. Тема бессмертия и жизни после смерти – самая распространенная в произведениях древних авторов. Не удивительно, что она становится одним из краеугольных моментов религиозной, а затем и светской литературы Нового времени: от раннего Средневековья до эпохи Возрождения. Однако, прежде чем перейти к исследованию этого этапа эволюции представления о ценности жизни и его отражения в литературном процессе, сделаем заключение о литературном антропоцентризме Древнего мира и Античности.

Итак, в центральном ядре литературно-читательского процесса от того периода остаются несколько «вечных» структурных единиц, которые непрерывно воспроизводятся до Новейшего времени. Первая – это противопоставление Бога и человека в дихотомии «бессмертие и смертность». Бог бессмертен в абсолютном значении этого понятия (включая его телесные, в том числе антропоморфные воплощения). Человек смертен биологически, однако обладает священным духом (частью божественной сущности), которая совершает загробное путешествие и существует в загробном мире также вечно. Таким образом мифология, а следом и литература уравнивают Бога и человека в бессмертии их личностной идеальной субстанции и разделяют в телесном бремени. Антропоцентризм личностный завершается со смертью человека, и для подтверждения этого формы загробной жизни связывают со страданиями, унынием и наказанием за грехи. Антропоцентризм общечеловеческий бесконечен и не прерывается даже в процессе многократных актов мифологической гибели всего живого, поскольку человечество всегда возрождается. Это одна из центральных сентенций «Мифологической библиотеки» Аполлодора Афинского, повторяющейся в произведениях других авторов.

Вторая структурная единица – это соединение божественного и человеческого начала, взаимодействие человека и Бога. В этом смысле возникает эффект, который мы называем «конечностью божественного бытования». Мифы рассказывают нам о божественной истории, включая ее космогонический и антропогонический этапы, но на этом личная жизнь богов заканчивается. В любой античной и доантичной мифологической конструкции собственные проблемы богов отходят на второй план после акта творения человека. Далее они присутствуют в мифологии постольку, поскольку они взаимодействуют с людьми. Это еще в большей степени характерно для последующих монотеистических религий. Наиболее распространенной формой взаимодействия богов и людей становятся акты любовного соития и рождения потомства. Полубоги (именно так, а не полулюди) наделены отдельными качествами своих родителей и могут в перспективе обрести некоторые формы божественного бессмертия. Остальные люди взаимодействуют с богами, обращаясь к их помощи, и часто получают ее, причем в совершенно грандиозных масштабах15. В этом смысле боги выступают в качестве помощников в людских деяниях (особенно героических) и потому отступают на второй план антропоцентричного мира. Появление культурного героя в мифологии возвеличивает человеческую личность, делает ее сопоставимой с личностями богов, чем кратно повышает ценность жизни человека и его деяний на божественном фоне. Сотворчество человека и бога – так можно назвать эту форму взаимодействия. Культурная героика Античности (как и политеистической мифологии в целом) образует огромный пласт античной литературы (как греческой, так и поздней римской), реализованной прежде всего в драматургии и поэзии16.