– О том, что он симпатичный мужчина? – рассмеялся Шварц.

– Именно! Видимо, переоценила все-таки свою психику… Когда он со мной поравнялся, я ничего не придумала лучше, чем спросить – вы в порядке? Он говорит – да, не беспокойтесь…

И я, конечно, подумала, что у него еще и очень приятный голос. Мне нечего было ему предложить, кроме салфетки. Он благодарно кивнул, вытер с лица кровь.

И спросил:

– Чего это вы тут… одна?

– Уже не одна, – сказала я. – С вами.

Он улыбнулся.

– Хотите, я вас до дома провожу?

– Я с незнакомцами не гуляю.

– И правильно. А я Евгений.

– А я Аня.

– Ну так пойдемте, Аня.

– Пойдемте, Евгений…

И мы пошли.

– Если хотите задать мне вопрос – задавайте, – сказал он.

– Обязательно, – кивнула я. – А потом вы вынуждены будете меня убить, да?

Он рассмеялся.

– Зачем же сразу вынужден… Такие вещи делаются по велению сердца.

Это был один из немногих раз, когда он смеялся над моей шуткой.

– У нас закрутился какой-то жутковатый гормональный роман на три месяца, – я прикусила губу. – А потом… потом мы поженились. Я переехала сюда окончательно. И… все.

Шварц пристально смотрел на меня.

– С ума сойти, – заключил он.

А я уже не могла остановиться, мне нужно было делиться, я молчала слишком долго.

– Вряд ли он меня любил, но я его чем-то привлекала.

– Неудивительно, – смущенно пробормотал Шварц.

Я пожала плечами.

– И еще, наверное, ему нравилось, что можно не скрываться. Я уже все знала, я уже его не отвергла, не испугалась. Хотя я бы на его месте с такой странной не связывалась… Но я же говорю, он ничего не боится. Так что – я стала возможностью излить душу… Хранительницей откровений.

– Любопытно звучит, – задумчиво выговорил Шварц. – Но как-то… не очень взаимно. Как будто его ваши откровения не интересовали.

– А так и было, – я улыбнулась. – Снегин, вообще, всегда любил тихие места. А болтовня ему не нравилась. Он предпочитал быть единственным, кто может говорить.

– Это точно, – кивнул Шварц. – Я помню. Ему всегда хотелось быть неповторимым великим оратором. Ощущать… свою значимость.

– Видишь, как бывает, – усмехнулась я. – Человек живет больше ста пятидесяти лет, а так и не повзрослел…

Я так легко перескочила на «ты», что даже не сразу заметила это. Может, сама вдруг начала себя ощущать очень взрослой и немного бессмертной.

– Тебе поэтому нравятся тихие места? – спросил Шварц, чуть понизив голос.

Я посмотрела на него. Кажется, я впервые в жизни начала что-то понимать.

Наше первое свидание в музее. Снегин наклоняется ко мне, гипнотическим голосом вещает про огромного моллюска, лежащего под стеклом. Занят своим любимым делом: очаровывает женщину своим умом и харизмой, является большим, неповторимым, значительным.

Мы занимаемся любовью в библиотеке за стеллажом с фантастикой. С корешков на нас смотрят Стругацкие и Уэллс, мы стараемся не издавать ни звука, хоть на всем этаже и нет никого, кроме нас и молодой девушки-библиотекаря, которая любезно пустила нас сюда и скрылась в недрах фонда. Снегин когда-то помогал ей подготовиться к поступлению в институт. На секунду появляется мысль: может, она была на моем месте? – и тут же захлебывается жарким удовольствием.

Мы не спали всю ночь, и вот теперь шагаем по пустой рассветной набережной. Он читает мне стихи. Подумать только – их авторов он застал живыми…

Он ведет меня на прогулку в некрополь. Дарит цветы. Я смеюсь:

– Надеюсь, ты их не прямо здесь собрал?

Он пристально смотрит на меня.

– Юмор – это не твое. Лучше ничего не говори.

И я больше не говорю. Почти никогда.

Я молчу, искренне веря, что так проявляю к нему уважение, упуская один момент: он ко мне уважения не проявляет никак и никогда. Я молчу, унижаюсь, сжимаюсь в комок под его взглядом, жалко скулю…

Сколько времени я считала, что это такая любовь?

Я стояла рядом со Шварцем, опустив голову. Мне хотелось ударить себя по лицу, но вместо этого я приложила ладонь к переносице.

Я ненавидела себя со всей возможной силой: за то, как искала Снегина во всех безмолвных местах – в музеях, в библиотеках, на набережных, в некрополе, – и за то, как отказывалась это осознавать.

Зачем он мне нужен? Низачем. Я с ним жить не буду никогда, в постель с ним не лягу, даже на порог не пущу. Но почему-то мне важно знать, что он существует. Искусствовед, юрист, мошенник, сектант, сумасшедший… Он не привиделся мне, он есть. Мне нужно подтверждение этому.

Шварц хотел мне что-то сказать, но я боялась, что он снова попадет в точку, поэтому сделала шаг в сторону: не время сейчас, я занята.

Он понял. Он прекрасно все понимает, даже не знаю, должно ли так быть…

Я посмотрела на стопку книг. Начала перебирать.

«Сто лет одиночества».

«Воскресение».

На третьей я издала нервный смешок.

Анна Снегина.

Чтоб тебя!

Помню, как все смеялись, когда я выходила замуж:

– Ну, хоть не за Каренина!

Оказалось, вообще ничего смешного…

Пульс перепрыгнул с обычных семидесяти на три тысячи.

Снегин. Подлец. Для меня оставил. Все это…

Я схватила книгу, открыла там, где лежала закладка, прочитала с выражением подчеркнутое:

– Луна хохотала, как клоун.

И в сердце хоть прежнего нет,

По-странному был я полон

Наплывом шестнадцати лет.

Расстались мы с ней на рассвете

С загадкой движений и глаз…

Есть что-то прекрасное в лете,

А с летом прекрасное в нас.

Разозлившись, я швырнула книжку на пол, и тут же мне стало ее жалко, и стыдно перед нею.

Она же не виновата.

Я потянулась за книгой, Шварц потянулся за книгой. Мы подняли ее вместе, положили на стол. Постояли молча, пытаясь хоть что-нибудь понять.

– Он все делает специально, такой у него характер, такое мышление. Он оставил это для меня, а может, и для тебя, он знал, что мы придем, у него слишком богатый жизненный опыт, чтоб не догадаться…

Я уже плакала.

Шварц на этот раз нашелся и осторожно приобнял меня за плечи. Я не возражала. Как будто уже не чужой человек…

Потом я заговорила спокойнее:

– Он все знал. Знал, что я приду. И что ты придешь, тоже.

– Он не мог знать, – ответил Шварц. – Предполагать мог….

– Предположил – и не ошибся. Кажется, это называется «знал».

Шварц кивнул и запустил руку в волосы.

Я достала из кармана кулон, с которым теперь не могла расстаться.

– Луна хохотала, как клоун… Это же Снегин мне подарил когда-то.

Шварц удивленно уставился на меня. Смотрел, не отрываясь. Засуетился вдруг, зашарил по карманам. Достал бумажник. И выудил…

…выудил…

…точно такой же кулон.

– Я хочу домой, – не своим голосом сказала я. – И нам, кажется, надо кое-что обсудить…

Шварц серьезно кивнул, и мы вышли из квартиры.

Говорят, обратная дорога всегда кажется короче. Но мы почему-то шли от Снегина до меня миллион лет.

Дома молча сели на диван и пытались осознать хоть что-нибудь.

Потом Шварц сказал:

– Мы хорошо дружили. Несмотря на всякое разное…

– Дружили? – усмехнулась я.

Шварц молчал, глядел на свой кулон. Я не собиралась давить, все и так ясно.

– У нас ничего такого не было, – проговорил он. – Общались… Но однажды он начал, ну… оказывать знаки внимания. Даже цветы как-то раз дарил.

– У тебя кулон. Это не просто знаки внимания.

На секунду я даже почувствовала укол ревности. Мерзавец Снегин любил кого-то еще!

И тут же засмеялась: ну да, как удивительно! За свою длинную жизнь он, конечно, должен был обожать лишь меня одну.

Что ж, зато только мне повезло посидеть на цепи… Хотя и этого наверняка знать нельзя.

Интересно, сколько еще народу носит такие луны?..