Сейчас нам нужны спички. Если зажечь газету, в которую завернута пленка, и, как только загорится пленка, бросить ее и затоптать ногой, то тогда пленка превращается в дым. А дым этот так противно пахнет, что если «дымовую» сделать в подъезде, то почти сразу же начнут распахиваться двери квартир, и все будут спрашивать друг друга:

– Это не у вас горит?..

Но у нас пока нет спичек. Витька решил сбегать домой и принести. Он убежал, а я стою и думаю. Скоро вернется мама. Соседи ей скажут, что я уходил гулять, и мне попадет еще сильнее. Надо что-то придумать. А все из-за этого ботинка. И зачем мы решили его бросать? Просто ничего другого не оказалось. Старую машинку мне было жаль. Она без передних колес, но у Витьки и такой нет. А ботинок – совсем драный. Я в нем играл в футбол. Хотел ударить по мячу, но случайно задел о камень. Вот подошва и оторвалась. Мне, конечно, попало, когда я с трудом добрался до дома. Неужели такие чинят?

Прибежал Витька. Принес две спички. Теперь надо найти, обо что чиркнуть. Это уже легче. Мы ходим по двору и старательно смотрим во все уголки, где можно встретить пустой коробок. Но пока ничего не попадается.

– Вить, знаешь что?

Он не слышит. Он занят поисками.

– Вить, – снова говорю я, – давай залезем на крышу и достанем ботинок? – предлагаю я. – А то мне нужно идти домой, мне мама не разрешила сегодня гулять.

Он подходит ближе.

– Это же надо идти на Косой Двор.

На Косом Дворе пожарная лестница начинается прямо с земли. По ней легко забраться на крышу. Но нам туда идти не хочется. Там живут ребята, с которыми мы всегда воюем.

– Может, там попробуем? – киваю я на другую лестницу.

Она расположена на нашем дворе, но только начинается очень высоко. Витька глядит на лестницу, потом на меня.

– Ага, – подмигивает он, – я как раз на помойке видел подходящий ящик. Подставим и – пожалте вам.

Мы бежим за ящиком. Если поставить его широкой частью, то до лестницы еще высоковато, а если узкой, то он сильно качается, и страшно – свалиться можно.

Я, придерживаясь за Витькино плечо, забираюсь на ящик. Встаю на цыпочки и хватаюсь руками за перекладину. Витька снизу толкает мои ноги, и, наконец, я забираюсь на лестницу.

Витька остается внизу. Ему одному трудно влезать на ящик – он шатается.

– Ты доставай ботинок, а я здесь покараулю, – говорит он.

– Хорошо, – отвечаю я, и лезу по лестнице.

Я знаю, вниз лучше не смотреть, но хочется. Вот сбоку показались окна второго этажа. Прутья лестницы толстые, ржавые. Лестница немного качается. Я не боюсь. Только у горла что-то колотится. Часто-часто.

Вот уже и третий этаж. Осталось немного. Я вдруг представляю, что будет, если прут насквозь проржавеет. Я возьмусь за него, а он развалится. Начинаю дергать перекладину, прежде чем хвататься за нее. С перекладин сыплется порошок ржавчины. Так и вползаю на крышу с прищуренными глазами.

Фу, кажется, все. Осторожно поворачиваюсь и, держась за лестницу, смотрю вниз. Очень страшно. Там внизу Витька смеется и машет рукой. Сверху он сам кажется смешным, с коротенькими ножками.

Теперь нужно идти за ботинком. Но крыша очень поката. Из нашего окна она казалась ровнее. Осторожно иду, вернее, медленно продвигаюсь на четвереньках. Крыша прогибается, железо гремит. Как же далеко еще до ботинка!

На крыше много мусора: окурки, бумажки какие-то и даже бутылка без дна. Где же проклятый ботинок?

Крыша грязная и ржавая. Я стараюсь не думать, что за бортиком, совсем рядом, край крыши, а внизу наш двор, по которому мамаши и няньки прогуливают детей, по которому мы бегаем с криками и песнями.

Я ползу к своему ботинку.

А вот и он. Ну, теперь можно возвращаться обратно, к лестнице. На всякий случай немного посидел, отдохнул. Крыша теплая, даже горячая. Хорошо бы, если бы не надо было спускаться. Вижу, как из окна нашего дома какая-то тетя грозит мне пальцем.

Ползу потихоньку обратно. Осталось немного. Ботинок в одной руке мешает двигаться, но не знаю, куда его деть. А вот и лестница.

Заглядываю вниз, возле лестницы Витьки нет. А у дальнего подъезда вижу, как Витькина мать ведет его за руку домой. А вслед за ними движется тетя Маша-дворница, она, ругаясь, волочит наш ящик на помойку.

И почему так получается, что она всегда вредничает? Что бы мы ни делали, она всегда нас прогоняет. Только иногда летом тетя Маша-дворница нам нравится, это – когда она поливает наш двор из шланга. Тогда мы бегаем перед нею босиком, но уворачиваемся от сильной струи и стараемся попасть под мелкие брызги, которые похожи на летний дождь.

Или зимой, когда тетя Маша-дворница заливает площадку перед домом, чтобы мы могли покататься на «снегурках». Это коньки такие, которые можно прикручивать на валенки.

Вниз по лестнице спускаюсь быстрее, чем поднимался, хотя очень страшно нащупывать перекладины ногой. Ничего же не видно. Да и ботинок этот проклятый. Надо и держаться, и его как-то держать. А вдруг, пока я грелся на крыше, какая-нибудь перекладина сломалась? Что тогда будет? Впрочем, перекладины уже кончились. Наконец догадываюсь бросить ботинок на землю, хватаюсь за последнюю перекладину и повисаю, болтая ногами. Что теперь делать? Ящика нет, а до земли далеко. И прыгать страшно, и обратно залезть на лестницу не могу – устал. Эх, была не была. Разжимаю руки…

Лежу на земле, носом уткнулся в ботинок. Губу начинает немного щипать, видно, ударился. Поднимаю голову, а из нашего подъезда выбегает мама, и – прямо ко мне.

– Боже мой, горюшко мое, и куда тебя понесло? Несчастье ты мое, ну, зачем ты полез на крышу? – она отряхивает ржавчину с моих колен.

– А вот, – торжествую я, показывая ботинок.

– Почему ты без разрешения вышел гулять? – вдруг спохватывается мама. – Кто тебе разрешил?

– А я не гулял, я ботинок доставал.

И мама, вздыхая, тащит меня за руку на пятый этаж.

Что я маленький, тащить меня?..

Мы с Витькой закончили второй класс. Нам уже девять лет. Самое лучшее в школе – это летние каникулы. Жаль, что они быстро кончаются.

Сегодня мы идем на Москва-реку. Мама разрешила. Мы сидим во дворе на скамейке и ждем Шурика. Витька болтает ногами и свистит, потому что совсем недавно научился.

Он пытается высвистеть «Наверх вы, товарищи», но у него плохо получается. Иногда что-то похожее, но чаще он куда-то не туда заезжает.

Я оглядываюсь, не идет ли Шурик. Но его все нет. Зато из подъезда выходит мальчишка, которого я раньше никогда здесь не видел. Он направляется к нам.

– Ребята, вы из этого дома? – спрашивает мальчик.

– Ага, – отвечаю я.

– Здравствуйте. Меня зовут Дима. Я теперь тоже здесь жить буду.

– Ну и что? – презрительно цедит Витька.

– Ничего, – отвечает Дима. – Я просто хотел с вами познакомиться.

– Здорово, Дима, – говорю я, – меня зовут Веня, а это – Витька.

Витьке почему-то Дима не понравился, это заметно сразу, он на него даже не смотрит. В это время появляется Шурик.

– Айда, – говорит он и останавливается перед нами, – а это кто?

Я объясняю ему все, и мы отправляемся к реке.

– А я маме скажу, что ты на Масквалику ходил, – говорит подошедшая к нам Светка.

Она под деревом, что растет около моста, играла с девчонками. Какая же она ябеда.

– А мне мама разрешила, – отвечаю я ей.

– Я тоже хочу, – заявляет она.

– А тебе мама не разрешала.

– А я пойду и спрошусь.

– Мы тебя все равно не возьмем.

Светка начинает хныкать, но нам некогда, и мы уходим.

– Ты где жил раньше? – спрашиваю я Диму.

– Мы жили в Свердловске. А теперь папу перевели в Москву. Сначала они с мамой переехали, а я оставался в Свердловске и жил у тети, пока кончался учебный год. А теперь и я приехал. Буду здесь учиться.

С Димой заговаривает Шурик, его интересует, где находится Свердловск, а мы с Витькой немного отстали.