– И строимся! – скомандовал Палыч.
Наш класс, 7-й «Б», моментально выстроился вдоль стены.
– И на беговую и на дорожку и вызываются… и Смага, и Быстров, и Митин, и Уткин Фидель!
Физрук ухмыльнулся и тихо пробормотал себе под нос:
– Иуда-Фидель, и тебя и дери!
Все начали смеяться, а Фидель – сильнее всех. Так кличка Иуда к нему и приклеилась. Где-то через полгода об этом узнала его мама и была в ярости, но уже ничего не могла поделать. Как известно, фарш невозможно провернуть в обратную сторону: Фидель уже стал Иудой.
Что ещё можно про него сказать? Парень он был невзрачный: жилистый, тощий. Но далеко не дурак. Много разных книг читал, в основном фантастику, правда, родители не одобряли это его увлечение, даже, можно сказать, осуждали. Мать ругалась на него: мол, зачем он штудирует эти небылицы, пусть лучше идёт в детскую автошколу. Иуда и пошёл, а книжки забросил и вообще стал мало интересоваться внешней стороной жизни. Ему не требовался уют, тем более – комфорт. Лишь бы сухо было и никто не шумел.
Кстати, по такому принципу он и выбрал себе жильё после того, как мы с ним разъехались. Это была тёмная квартирка – скорее, халупа с бабушкиным ремонтом, площадью двадцать девять квадратных метров. Находилась она в относительно ближнем Подмосковье, городе Химки. То есть недалеко и недорого. Для Фиделя более чем терпимо, даже замечательно.
А вот работа у него была невыносимой, зверь бы такой не выдержал. Иуда работал водителем в похоронном бюро и ездил на катафалке со скоростью пятьдесят километров в час. Из напитков предпочитал травяные чаи, особенно иван-чай, постоянно его пил. А ещё он забавно удваивал слова при ответах. Его любимыми парами были «топ-топ»[6], «нет-нет» и «конечно-конечно» (он произносил как «коэшн-каэшн»).
* * *
– Привет, чувак! У тебя номер, что ли, новый? – спросил я.
– Да-да, – ответил Иуда. – Пришлось сменить. Так получилось.
– Понятно. Давно не виделись. Может, встретимся? Пивка всандалим!
– Тот-топ, – произнёс Фидель на автомате и тут же начал жаловаться. Он стал ныть, что мир к нему несправедлив, вокруг одни подлянки и лицемерие.
– Что случилось?
– Я разочаровался в людях. Чувствую себя луговым сухостоем. Я почти сломлен. Меня переломили через колено! Извини, что так напыщенно, но чувствую себя именно так: шматком… соломы!
– Успокойся! – прикрикнул я и процитировал мужской журнал GQ, который недавно читал. – Ты не сломлен, а просто опустошён! Мы тебя наполним, вернём тебя к жизни, реанимируем! Можешь рассказать, что случилось?
– Конечно-конечно, – Фидель что-то глотнул и чмокнул губами. – Меня… меня бросили. Меня девушка бросила. Обманула. Растоптала нашу любовь! Растоптала мою любовь! Вот зачем?
– Новая девушка?
– Конечно-конечно.
– Опять? – удивился я. Это был уже пятый раз за два года.
– Угу-угу.
– Ну ты даёшь, старик, – я тяжело вздохнул. – И как же теперь? Что думаешь?
Иуда шмыгнул носом и ответил, что хочет покончить с собой, а наш разговор – его последняя ниточка с жизнью.
– Ты чего это, серьёзно, что ли? – Я прошёлся по комнате.
Пауза. В телефоне тишина.
– Алло! Ты слышишь меня?
Обычно Фидель стойко переносил удары судьбы, но, видимо, достиг предела, нервы сдавали.
– Конечно-конечно.
– Не делай глупостей! Всё наладится! Ты найдёшь себе новую девушку, и она будет самой лучшей. Это на сто процентов! – стал я тараторить пошлые банальности. Ничего лучше человечество ещё не придумало для такой ситуации. – Что ни делается, всё к лучшему. Всё проходит, и это пройдёт, как говорил еврейский царь Соломон.
– Ты правда так считаешь? – Голос Иуды смягчился.
– Даю честное благородное слово, слово айтишника!
Фидель вздохнул свободнее. К нему сразу же вернулось желание жить. Его просто-напросто прорвало на тему «Как социальный статус влияет на любовные отношения». Я слушал этот поток сознания минуты три, пока Иуда не начал повторяться. Пришлось прервать его и предложить встретиться завтра в баре «Сколопендра», чтобы обсудить всё более подробно, проанализировать сложившуюся ситуацию и найти из неё выход.
– Конечно-конечно. Договорились, – ответил Фидель и повесил трубку.
Я опять лёг на диван и стал наблюдать за жирной неповоротливой мухой. Она кружила по всей комнате и скучно жужжала, не давая мне спокойно думать или спать. Единственное, что мне приходило в голову: мухи – это гадость, их нужно истреблять. Вдруг жужжание прекратилось, я посмотрел на стол: насекомое чуть походило по нему и начало чесать чёрное брюшко – отвратительное зрелище. Я осторожно встал и взял газету «Метро». Муха не реагировала, потирая лапки. Она недооценила меня.
«Бах!» – резким движением я прихлопнул её.
Муха разделилась на три части: крылышки отдельно, внутренности отдельно и глаза, выпуклые и мозаичные, будто живые. Они пугали меня, я накрыл трупик газетой и продолжил дремать. До конца обеда оставалось ещё девять минут.
* * *
– Привет-привет! – сказал мне Иуда на следующий день.
Он ждал меня около «Сколопендры», хотя моросил мелкий дождь, а на тротуаре было не протолкнуться. Всё вокруг бара кипело иностранной жижей: болельщики Бразилии праздновали победу. Особенно выделялся один, высокий и бородатый, – не человек, а тропическая птица. Он прикрепил к голове разноцветные перья, а за плечами нахлобучил крылья вроде ангельских.
– Здорово! – ответил я Иуде, и мы, пожав друг другу руки, зашли в бар.
Внутри кто-то курил кальян, поэтому воздух был слоистым от приторного дыма. Фидель поморщился.
– Чёртовы иностранцы! – прошипел он. – Когда они уже все разъедутся? Не жизнь, а зал ожидания в аэропорту.
– Ты чего такой злой? – спросил я, хотя тоже был не в духе. Меня долбило похмелье.
Иуда ответил, что ему плохо и грустно, а оттого что все вокруг счастливы – ещё хуже. Он заявил, что у него атипичная депрессия, из которой только два выхода: суицид или больничка. Впрочем, ни с харакири, ни с лечением Фидель решил не торопиться.
– Мудрое решение! – заметил я, когда мы сели за свободный столик. – Что будешь пить? Я угощаю.
– Нет-нет, ничего, – ответил он и вытащил из рюкзака термос с иван-чаем.
Я подошёл к барной стойке и купил себе яблочный сидр, потому что сидр – это метадон[7] после пивного запоя. Вчера я опять наклюкался «жигулями», как и позавчера, и позапозавчера, и четыре дня назад. С каждым новым днём организм всё хуже справлялся с «жигулёвским» похмельем. И я решил, что мне необходима передышка. Если уж не полный ЗОЖ, то хотя бы заместительная терапия. Нужно опохмелиться, но не уйти в крутое пике, в так называемый штопор.
– За тебя! – произнёс я тост и жадно глотнул сидра.
Сам факт попадания алкоголя внутрь организма уже ослабил похмелье, отпустил тревожные вожжи. Лицо расползлось в довольной улыбке.
– Кайф! – я вздохнул полной грудью и громко выдохнул.
Иуда пил иван-чай мелкими глотками, распространяя вокруг себя душистый аромат, как в бане. Не хватало только веника.
– За что ты так любишь этот напиток? – поинтересовался я.
Фидель ответил без раздумий:
– Иван-чай – это кладезь витаминов, в котором содержится две трети таблицы Менделеева.
– Полезная штука, значит? – уточнил я равнодушно, больше ради приличия.
Иуда взглянул на меня с выражением крайнего изумления, будто я усомнился в том, что Земля круглая.
– Издеваешься?
– Я просто никогда не пробовал иван-чай и ничего о нём не знаю.
Фидель недовольно мотнул головой и стал назидательно загибать пальцы, перечисляя, какую пользу несёт в себе это растение. Во-первых, укрепляет иммунитет; во-вторых, повышает мужскую силу, ну а в-третьих и самых главных, помогает с нервами. Иуда сделал большой глоток и шмыгнул носом.