Мы сворачиваем к действующему стадиону. Скатываемся по запускному пандусу к гоночной трассе. Мимо нас несутся соревнующиеся болиды. “Старшая Эдда” едва не сбивает нас
31
отливным светящимся боком. Толпа на переполненных трибунах свистит, визжит, улюлюкает, словно мирное время. Им все одно. Чувство реальности утеряно. Виртуальное и реально переплелись неотделимо. Нет понятия утраты и смерти, одни – крикливые суматошные сублимированные удовольствия.
Вдоль беснующихся трибун и безучастных стражей, я пронес Юру к выходу. Под аркой меня окликнули. Развернувшись, я столкнулся с Ю и У, и Линдой Майер, в которой без труда опознал Милу. В беготне я скинул Юркин и свой жилеты, и теперь без датчиков, ошибочно принял трансвеститов и Линду за своих. Я не скрывал радость, свалив Юру с плеч под ноги. Линда, Ю и У стояли спиной к арене, за ними светящимся потоком проносились пышущие жаром монады. Ни победителя, ни побежденного. Тотализатор объявит накопления по завершению соревнований. Чему сострадала шумная толпа? Я наклонился к уху Линды (Милы): ты за кого? Мы адепты небытия. Более того, близнецы – сопредседатели местного гау, - ответила она за всех. Что ж, разум выбирает успешнейшего. Так случилось с Америкой? С какой Америкой? - Юра раскрыл глаза. Существовал такой остров в зыбкие стародавние времена. Где он стоял? В Атлантическом океане. Большой. Африка? Нет, Америка. Такой же большой остров как Африка. Люди тогда жили на островах, а не на планетах. Долго держала гегемонию Америка. Как водилось на Земле, двенадцать веков. Век, это сколько? Три тогдашних репродуктивных поколения. Тридцать шесть поколений гегемонии – долго. Или коротко. Знание как воспоминание вытаскивает имена прежних государств. Никарагуа, Южный Судан. Микронезия, Самоа. Какие еще? Все забыты, кроме Америки. Америка – это правильное название. Абсолютно – атлантический остров Америка, гегемон. Афроамериканцы… Мальчики, ничего, что мы здесь стоим. Не мешаем беседе?.. Я покосился на Линду Майер, и нас повели в плен. Подогнали дракон суперджет, погрузили на самокатных носилках Юру. Я сел внутри кареты рядом. А ведь тебя могла забрать дорожная полиция, - подшучивал я над Юркой. Проститутка была несовершеннолетней. Во сколько же она дочь родила? Во сколько угодно. Ее родители могли позаботиться об одновременном рождении ее и внучки через почкование оплодотворенного яйца. Брось, лет на десять мать и дочь отличались. Лет? Тебе позволяет доисторический счет века, когда мы учились. Приятно, когда современные технологии позволяют выбирать эпоху обучения, мы и воспользовались. Иначе не встретились бы с Юрой, и дружбе не бывать. В салоне материализовался Ю с лекцией о прелестях служения небытию. Главное, что его нет, но победа за ним. Хламида Ю красиво безветренно развевалась, то открывая, то пряча, спрятавшихся в складках У и Линду Майер.
Высоко в горах розовый пылающий, но не сгораемый дворец небытия. Там среди псевдоруин, гротов, башенок, аллей, пиков небоскребов с площадками для геликоптеров служат небытию новые сикофанты и флагеллянты. На расписанной колеснице возят многорукую матерь богов – Кибелу. Подле стоит окуреваемая сивилла, резким звуком трубы возвещая пришествие. Новоподданные оскопляют себя, орошая рельсы ползней кровью. Сикофанты шепчут о дарах ее, филеры с задних рядов шествия подглядывают, успешно ли внушение. Отчаянные смертники бросаются под торчащие урчащие косы. Смерть, смерть, смерть, оду поем тебе.
В иллюминатор я видел торжествующий праздник. Слабые избрали богом сильного и поклонялись ему. Истекающий кровью Юра не понимает происходящего. Я держу его слабую руку. Он не спрашивает ни о женах, ни о детях. Ему кажется, что пришел Иисус. Тут же он забывает, и уже спрашивает, кто Иисус. Колдун, волшебник, парацельс? Мишель Монтень, колдун и ябедник, - улыбаюсь я. Он изобрел стол? А еще, Юра, Иисус изобрел стул. И тебе бы он сейчас явно пригодился, чтобы сохранить остатки биоматериала. У тебя и так в организме белка 6,8 %. Опустишься после реанимации до одного, или из киборга превратишься в робота с вкладышем для искусственных чувств, переживаний, ощущений физического удовольствия. Чтобы поддержать, я ввел выступы своего экзоскелета в Юрины пазы. Он задышал глубже. Так
32
мне и удалось дотащить его до госпиталя небытия. Еще чуть, и мне пришлось бы спросить Юру, не хочет ли он механического оплодотворения. Злорадная шутка для книги в стол, ну тот, который в представлении Юры, изобрел волхв Иисус.
25
Меня ввели в палату к Юре. Я уселся меж монитором и капельницей, без интереса разглядывая белые стены. Больше привлекало стекло, за которым в приемный покой ввозили раненых стражей небытия. Кому оторвало одну конечность, кому – другую, кому – голову, кому – значительно повредило панцирь с травмой мягких тканей или органов. На сортировочном пункте работали то ли медики, то ли специально обученные воины, иного ранга, чем те, которых мне пришлось встречать на улице. На них приглушенно сверкали белые панцири. Лица прикрывали низкие каски с забралом. Рассортированных раненых отвозили по коридорам с положенным на грудь номером. Номера начинались от 0 до 9, продолжаясь двумя цифрами, точкой, еще тремя цифрами. Впереди использовались латинские буквы.
Теперь я четко знал, что небытию служат стражи, воины (или медики), ну, и не илоты же – третьими, не по перечислению, шли администраторы. Ю и У, Линда Майер явились в белом. Для ослабевшего зрения Юры они казались пятнами марева, отслоившегося от белых стен. Ю ходил. У сидел на постели Юры. Линда заглядывала ему в глаза, иногда, от скуки и озорства, делая вид, что хочет сесть мне на колени. У игрался переключателем капельницы. И серый раствор то бежал в кровь Юре, то нет. Свежо заученно троица заговорила о прелестях предпочтения небытия бытию. Начали с Большого Взрыва. Будь небытие, ни о каком Большем Взрыве и речи не могло быть. Из ничего родится ничего, а тут сплошные несчастья. Безумный, бессмысленный разлет галактик. Клетки в геоцентрических теплицах. Бактерии, вирусы. Морская слизь. Динозавры как расцвет живого. Падение метеорита. Отсутствие света три года по вине пыли, поднявшейся из-за падения небесного тела. Выжившие малые формы. Возникновение человекоподобных обезьян. Прямохождение. Голод в Африке и миграция в Европу. Неандертальцы, съеденные гомо сапиенс. Очаги зарождения человека в Азии. Миграция. Строительство пещер вне скал – города. Городская жизнь – цивилизация. Недостаток ресурсов – голод. Колониальные, идеологические, торговые, энергетические, статусные, продовольственные и гидровойны. Победа линии Сократа, олицетворенного знания, науки, над религиозными учениями. Киборги, роботы, фьюжен. Современность покорения гелиосистемы. Создание скоростей выше скорости света. Временные петли. Осознание тщеты бытия. Предпочтение небытия как исхода виртуального мира. Гносеология познания небытия.
Мы с Юрой переглянулись. Оба, здоровый и раненый, сожалели, что не успели пройти ТО, а теперь, в связи с пленением, процесс надолго откладывается, разве не переметнемся к небытию. Пройдем ТО у них. Мы не нарушали воинской присяги прежде, но когда-то надо попробовать. Не согласишься – деструктуализируют к Великой Матери. Потом можно объяснить переход в небытие военной хитростью. Де, изначально задумали побег. Это соответствует действительности, насколько мы с Юрой обменивались мыслями. Невербальный контакт считывается, но и близнецы с Линдой сегодня здесь, завтра – там.
Мы обещали подумать, чтобы не пороть горячку. Гомы и Линда ушли, включив экран с фильмами, продолжавшими промывку мозгов в пользу небытия. Юрке медики сменили банку с капельницей. Обновляли лимфу, на очереди – спинной мозг. Отвлекшись манипуляций, я заметил на сортировочном пункте раненую в руку плененную Агриппину. Она выделялась изумрудным скафандром. Откинутое забрало позволяло видеть горящие глаза, золотистую челку, узкий подбородок, выкаченные ботексные губы, размером с малые половые. Я подкатил Юрку к стеклянной стене. Агриппина проходила рутинную процедуру осмотра. Нам оставалось гадать,
