33

как ее угораздило попасть в плен. Юра шутил о падении эндоморфинов в крови Агриппины вследствие депривации. Курнуть амфетаминчика здесь точно сочтут излишним. Рыбу бы на обед дали. И тут мы заметили подходившего к ней седовласого отчима. Он тоже служил небытию. Гриша радостно обняла степпапу.

     Если мы пойдем по пути романических побасенок, по выздоровлении Юры бежим небытия, освободив Агриппину,  нас, верно, ждет семейный совет, где сурово-правильная Надежда как глава клана возгласит: вы, мужья Гриши, бывший и нынешний, психиатры высшей категории, избавьте мою дочь как – ни будь от амфетаминовой зависимости, танцуйте с ней! И мы затанцуем быстрые и медленны танцы. Какую неформальную волю она над нами взяла. А пока мы обсуждаем будущие гонки. Достаточно ли мы увертливы в бешенном забеге монад. Сильны ли стрекала предоставляемых двигателей. Что станет наградой победителю? Публичный акт с Капгром и Фреголи – так Юрка прозвал Ю и У. У них не встанет. А когда Нерон на римском озере женился на актере, у него встал? В те далекие времена еще неизвестно кто кому подставлялся, император миму, или наоборот. Наперед ведал только Петроний. Под телекамерами у любого встанет, слепого, кривого, неходячего. Бегите, друзья, бегите уловок приключенческого романа. Тут история сказывается навсегда. Одно смущает. Коли все человеки перейдут под инсигнии небытия, что изменится в решении некогда ставившихся, а теперь забытых вопросов. В чем смысл жизни? Пусть вопрос смешон, и кругом изощряются в изобретении удобств и удовольствий, каждый де изобретет, зачем живет во ржи или во лжи, пустота ничто доводит до издевательских коллизий. Бегите, живущие и возрожденные техникой из смерти, в объятья обнуления. Воздастся вам сторицей. Только из ничего и выводится ничего. Не поможет не само - ни живорождение, ни почкование, ни откладывание яиц, ни размножение делением или усиками, формы, испробованные небытием в жесточайшей битве не на жизнь, а на смерть, им спровоцированной в теперешней галактике.

      Линда и транссексуалы по-прежнему приходили к нам с лекциями о преимуществах небытия. Я чаще ловил себя на мысли, что Линда нравится мне. Я чувствовал скрытое соперничество Юры. Повернув на подушке голову, он смотрел мимо экрана на ее фигуру – свечку с узкими плечами и бедрами, со сладким промежутком между ляжек, где сверкающий облегающий костюм подчеркивал лоно с четко очерченной прорезью. Рыжие волосы, синие глаза, высокий умный лоб, выпуклые губы рта, впалые тонированные коричневым щеки. Юра впивал ее слова, оставаясь более холодным к посещениям жены (Гриши), тоже приходившей к нам. Она приносила свежие пахнущие весной апельсины из ближайшего плантопарка.  Гриша удлинила ноги. Они казались непропорционально длинными в сравнении с короткой грудью и подкаченными пулями дверями.  Эстетически я не мог отрицать ее прелестей. В немом поединке сходились брюнетка и рыжая. Синие глаза против карих. Используя линзы, можно и наоборот. Узкий женский подбородок наступал на широкий с игривой ямочкой. Распущенные толстые волосы с аккуратно собранными в хвост тонкими. Порывистая одна, и гибкая, вкрадчивая, продуманно – взвешенная в каждом тихом слове, versus порывистой, честной, импульсивной.  Увядающая привлекательность состязалась с подтачиваемой наркозависимостью. Там подтяжка, а здесь серые складки, морщинки чересчур бодрых юности ночей.

      На плазменном же экране неперсонифицированное небытие контр виртуализированного изящным аполлонистым блондином с молочными  провалами вместо глаз диктатора. Каждый выставлял вроде бы неоспоримые аргументы. А мы, разуверившиеся, раненый и целый, не верили представляемым соперникам, соперницам.  Чувства и разум влеклись и противились.  Нужно жить, а потому – выбирать между аргументами. Невыносимо, когда ум не умеет без сердца.

                                                                                      26

                                                                                                                                                                34

           Корабль “Сенека” прибыл на космодром. Мы, мечтавшие о ликвидации денег и начале широкомасштабной войны, ранее ограничивавшейся мелкими разрозненными стычками меж противостоящими сторонами, посетили большой антигосударственный храм.  Материализуясь из поездной плазмы, мы выкатились  в виртуальное пшеничное псевдополе. Здесь парковались катамараны доставки. Служки накинули на нас светлые одежды, провели в лифт. Мы поднялись на высоту 3,500 метров. Прозрачный лифт выскочил из теснин, и нам открылась залитая солнцем заснеженная вершина. Очарование строгой красоты охватило паломников. Невольный вздох восторга вырвался из уст паломников. 200-летняя старушка плакала. Она исполняла мечту жизни. Искусственные клапаны модифицированного сердца не могли биться чаще, но слезные мешки глаз ее наполнились. Она рыдала при виде остроконечного храма в голос. Стены до небес, менявшие цвет в зависимости от настроений смотревшего, от строгого серого до крикливо фиолетового. Башенки и башни. Причудливые арки, устойчиво розовые фрамуги. Разноцветные фонтаны, вдоль  стен, направлявшие брызжущие струи, вопреки законам тяготения, вверх и вбок, а не вниз.

                  Служки подхватили бившуюся в конвульсиях старушку, и потащили внутрь храма. Ее раздевали на ходу. Мы тоже разделись, облачились в  световые хитоны. Нас провели к бассейну. Здесь, плавая и ныряя в прозрачной горной воде, мы готовились принятия тайн. Рулетка выбирала достойнейшего. Его умерщвляла мясорубка храма. Нам надлежало приобщиться мяса и крови, молиться под контролем всемилостивейшего, петь гимны, и только потом сподобиться помазания путешествия на Землю – 1. Несмотря на освоение галактики, ресурсы росли медленнее народонаселения, и нам с Юрой предстояло участвовать в прореживания населения. Благородная задача избранных. Мы не боялись, обладая  IQ 120. Выявить меньших разумом обитателей, устаревшие машины, нежизнеспособных киборгов,  проредить до сбалансированного выносимого ресурсами количества, вот чем нам предстояло заняться на Земле.

        С лучеметами подмышкой мы брели средь городских руин. Вон там когда-то работали люди. Разрушенные крыши цехов свисали среди коррозии балок, ферм и перегородок. А здесь на берегу успокоившегося моря стояли пещеры зданий. Марина лизала плато причала, где уткнулись карие лодки и катера. Кисло верещал сгнивший парус. Под неясным ветром крутилась рукоятка от ржавого троса к покореженной мачте. Еще дальше в свете красного карлика гнила казавшаяся бесконечной свалка. Одинокая фигура диггера согнулась над зловонной ямой. Как потом мы узнали, старик – кардинал – педофил рыл короткой штыковой лопатой, надеясь разыскать продуктовые остатки, останки животного, труп человека. Мы сели с ним у костра. Старик готовил нечто совершенно непрезентабельное в закоптевшем котелке. Сажа со среднюю фалангу безымянного пальца покрывал днище, лоснившееся от огня. Старик помешивал в котле чью-то разложившуюся руку, а мы слушали о его осуждении на 1000 лет за растление несовершеннолетних. Тайком мы пытались вглядеться в его потерявшие цвет глаза, чтобы понять, почему он этим занимался. Понять не удавалось. Но когда это началось? Когда он служил, или ранее, еще при выборе жизненного занятия. Как он делал это?  Онанировал возле крестильной купели. Незаметно сжимал бедра, когда, исполняя обряд, курнал младенцев? Или дело обстояло банальнее, распространеннее, известнее? Непонятное нам излишество, чудная гадость. Старческие сухие руки с ручьями обвисших вен трепетали, когда отставной епископ помешивал невыносимое по консистенции и запаху варево. Кисть от костей предплечья старик отдавил рукояткой половника; ухватил за отросшие ногти и небрежно отбросил вдаль. Если старик, сокрушая младенцев, добивался бессмертия, он достиг ему. Отбывать наказание ему еще лет шестьсот. В назидание живущим судебные власти озаботятся, чтобы старик жил. Мы с Юрой могли бы наметить кардинала первой жертвой сокращения населения увядающей планеты, но