— Га! Га! Провокатор!.. Хорош провокатор. Ты пришелец…

После встречи с Федором Стригановым мне вдруг показалось, что Тибор и есть тот самый «толстомордый», который должен явиться из Вечности. Как проверить это? И я решил ошеломить Тибора.

— Я не пришелец. Во всяком случае, не тот… А вот ты пришелец. Ты покойник, парламентер Диктатора! Ты явился из его царства, из Вечной гармонии… Гармонии мертвецов!

В своем предположении я ошибся, ибо Тибор откинулся назад и от изумления раскрыл рот. Он озадаченно уставился на меня, его рыхлые губы зашевелились:

— Ммм… Забавно.

Опомнившись, Тибор указательным пальцем повертел около своего виска.

— Того… Га! Га! Рехнулся! Его еще не пытали, а он уже рехнулся! Не притворяйся. Ты сначала все расскажешь о втором пришельце. Я сумею вытянуть. Тибор — это Тибор.

Он нажал кнопку. Магнитный сапог на моей правой ноге сжимался. Стрелка индикатора боли ползла вверх. Что делать? Совершить прыжок во времени в загадочный мир-фантом? Я скользнул взглядом по камере пыток, посмотрел в окно. Там, за окном, бесшумное буйство и пляска огней — гримаса властелина, беззвучный хохот Электронного Дьявола…

И я решился. Но помощник Тибора, маленький и толстый человечек, постоянно вертелся около кресла. Его биополе перехлестывалось с моим и мешало поясу вынырнуть из вакуума.

Свободной левой ногой я резко толкнул толстяка в грудь, и тот с грохотом полетел в угол. Я сунул руку под рубашку. На талии щекотал пояс, и я быстро сдвинул переключатель эпох. Пояс вспыхнул фиолетовым пламенем и растянулся в капсулу. Я уже был теперь в несовмещенном времени. Из капсулы еще просматривалась покинутая эпоха. Но для аборигенов я полностью исчез… С удовольствием вспоминаю, как Тибор обалдело заморгал глазами и, размахивая руками, что-то кричал своим подручным. Те кинулись к пыточному креслу и руками шарили по опустевшему сиденью.

Началась пульсация поля, — словно взмахивали невидимые крылья. Птица-капсула вырвалась из эпохи на простор… А затем фиксация, совмещение во времени. Так я оказался в неведомой эпохе, вот на этой благоухающей, но безлюдной планете.

Если бы это была Земля!..

Земля! Ни один мореплаватель древности не произносил это слово с таким восторгом, как я. Это безусловно Земля! Капитан ошибся: капсула закинула меня не на другую планету и не в мир-фантом, а на Землю!

Окончательно убедился в этом сегодня утром. Перед завтраком я отправился к небольшому озеру, плескавшемуся у подножия горы. Нога болела меньше, и я решился, наконец, подняться наверх. Когда взобрался на голую вершину, у меня перехватило дыхание. И не от усталости, хотя гора довольно высока, а от красоты и знакомости распахнувшихся далей. Земля!.. Мне кажется даже, что передо мной ландшафты, характерные для Среднего Урала. Кругом зеленеют лесистые увалы, подернутые тонким утренним туманом. Куда ни кинь взгляд — холмится застывшее каменное море с белыми гребнями шиханов на волнах-вершинах…

Но какой сейчас век? Во всяком случае, не «мое» двадцать первое столетие. Тогда леса на Урале рассекались высоковольтными линиями и автострадами, а в воздухе стоял почти беспрерывный гул от пролетающих в поднебесье лайнеров. Это не двадцатый и даже не девятнадцатый век: я не заметил ни одного заводского дымка, ни одного телеграфного столба. Что ж, буду считать, что сейчас середина или конец восемнадцатого столетия.

Я сидел на согретом солнцем камне, любовался далями и размышлял о странных капризах реки времени, носившей меня на своих волнах из эпохи в эпоху и забросившей сейчас вот в это мгновение, на этот свой живописный и пустынный берег.

Так и не удалось сегодня написать об Электронной эпохе ни строчки. Утром я сделал открытие, которое ошеломило меня. До самого вечера ходил сам не свой, не зная, что и подумать.

Утром поел ухи — сытной, пахнущей дымком, но изрядно надоевшей. Потом решил еще раз прогуляться к полюбившемуся мне горному перевалу. Опираясь на палку, поднялся на каменистую вершину. Снова передо мной раскинулись неоглядные всхолмленные дали. И снова зашевелились печальные воспоминания о навсегда потерянном двадцать первом столетии.

Но к этим воспоминаниям примешивалось какое-то тревожное чувство, ощущение чего-то пугающе знакомого. Что это было? Обычно я сидел на камне лицом к югу. Справа, разрезая темные хвойные леса, пролегла светлая полоса березняка. Нескончаемой лентой тянулась она с севера на юг. Вот этот геометрически правильный коридор березняка и не давал мне покоя. Откуда он здесь, в восемнадцатом веке? Мог ли он образоваться естественным путем? И сегодня у меня вспыхнула одна догадка. Одна, как показалось сначала, вздорная мысль.

Решив проверить ее, спустился по правому склону горы — более крутому и обрывистому. Вошел в широкий березовый коридор. Здесь было больше солнца, чем в глухом ельнике. Высокие и гладкие стволы берез светились, как свечи. Я опустился на колени. Подминая траву, продвигался вперед и ощупывал землю, пока не натолкнулся на… железобетонную плиту! Такие квадратные плиты служили обычно фундаментом для металлических опор высоковольтной линии.

Забыв о боли в ноге, вскочил и испуганно оглянулся. Я был потрясен не меньше, чем Робинзон Крузо, обнаруживший на своем необитаемом острове следы чужих ног.

Все еще сомневаясь, снова встал на колени и, ползая вокруг плиты, рвал траву и копал землю — то палкой, то просто руками. И нашел то, что искал: обломок ажурной мачты-опоры. Краска давно облупилась, оголенный металл покрылся толстым слоем шершавой ржавчины.

Да, теперь уже ясно — здесь когда-то, быть может, сотни лет назад, проходила высоковольтная линия. А на Урале в мое время таких линий было особенно много. Мне даже показалось…

Я сел на траву и, протянув глухо ноющую ногу, стал, не торопясь, поглаживать ее. Это занятие немного успокоило меня. Итак, мне показалась удивительно знакомой эта местность. По-моему, я был здесь с ребятами после окончания школы.

И вдруг ка экране моей памяти ярко вспыхнул тот солнечный июньский день. С рюкзаком за спиной я шагал вместе с ребятами по тропинке, протоптанной туристами и грибниками. Да, отлично помню: мы шли по этой широкой просеке. Только вместо берез упругим ковром расстилалась трава, а по бокам высились медноствольные сосны. По густо-синему небу медленно плыли тугие белобокие облака. Над головой, запутавшись в толстых витых проводах, свистел ветер. Через каждые двести метров нас встречали, поблескивая серебристой краской, празднично, почти феерично красивые решетчатые опоры высоковольтной.

Немного южнее, как мне помнится, просеку пересекала шоссейная дорога. Прихрамывая, я пошел туда и вскоре увидел то, что осталось от дороги, — прямую полосу колючего кустарника. Я долго копал палкой под корнями одного куста, пока не наткнулся на слой гравия. Выковырнул даже чудом сохранившийся кусок асфальта.

Когда-то, в мое время, здесь кипела жизнь. Тонко завывая моторами, стремительно проносились электромобили, шелестели автобусы на воздушной подушке. А в облаках рокотали воздушные корабли. Во все эти шумы вплеталась струнная музыка высоковольтной.

Где все это?… Сейчас только птичьи свисты да невнятный говор леса нарушали первозданную тишину.

В глубокой задумчивости побрел к хижине — поросшей мохом и давно покинутой людьми. Людьми не восемнадцатого века, как думалось раньше, а двадцать второго. А может быть, более поздней эпохи…

Но где же люди? В голове теснились беспорядочные мысли. Сначала подумал, что человечество на гигантских кораблях покинуло Землю.

По пути еще раз залез на вершину горы. На минуту снова захлестнула радость: нет, не могли люди покинуть планету, прекрасней которой нет на тысячи световых лет вокруг!