Люди тоже смотрели на ее портрет, отводя глаза от голограмм, только чтобы обменяться озадаченными взглядами. Некоторые пошли дальше, с привычным равнодушием отмахнувшись от этого зрелища, но большинство так и остались стоять, ожидая, что последует дальше.

Светофор переключился с красного на зеленый, но машины не двигались с места.

Затем на идеально гладком благодаря компьютерной обработке лбу Марлоу повсюду появилась мерцающая надпись: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ: МАРЛОУ КЛИПП».

Над монотонным гулом мотора такси прокатился исступленный женский голос:

— Поклонники Созвездия! Сегодня особенный день. Пора выйти на охоту! Наша Марлоу Клипп находится где-то на Манхэттене и ждет, когда вы ее выследите. Нашедшего ждет замечательный приз. Вперед, звездочеты, вперед!

Марлоу вжалась в спинку кресла и сползла вниз.

Жаклин была права. Охота не выдумка.

А Марлоу в нее даже не верила, у нее не было на это причин. Никто из тех, кто своим отъездом мог нанести вред всей системе, никогда не покидал Созвездие, по крайней мере на памяти Марлоу. Примерно через два года после открытия анклава многие из изначального состава актеров пытались дезертировать. Некоторым из них — людям вроде Иды, которые мало кого интересовали, — позволили уехать, их каналы закрыли, а внимание их подписчиков аккуратно перенаправили на звезд с похожей внешностью и образом жизни. Других — тех, кто собирал большую аудиторию, — разными способами убедили вернуться. Им повысили гонорары или взяли в залог их сбережения — ведь всех их обслуживал Первый банк Созвездия. Было все же несколько случаев, когда у сети ничего не получилось, и Марлоу помнила, как в начальной школе во время праздников с ночевкой девочки, набившись в родительское джакузи, обменивались за камерой страшными историями. Говорили, что, если ты значим для сети и решил уехать, руководство делает вид, будто тебя отпустили, и не применяет силу. Но потом повсюду размещают твои фотографии и просят подписчиков найти тебя. Это такой трюк — охота представляется как игра. За сообщение о том, где ты находишься, и за твои снимки в бегах назначают награду. А главный приз достанется тому, кто на самом деле тебя изловит — выследит, веря, что все это шутка, схватит и доставит домой.

— Полная хиромантия, — сказала тогда Флосс, сидя на кровати Марлоу, когда малолетняя дочь поделилась с ней услышанной историей и спросила, правда ли это. — Сеть действительно иногда устраивает охоту, но это и в самом деле игра. Никто еще не пострадал. Сеть существует, чтобы защищать нас.

— А почему вообще те люди хотят покинуть наш город? — спросила Марлоу.

Флосс задумалась.

— Они слишком долго жили иначе, — ответила она наконец, — и не привыкли, чтобы подписчики наблюдали за ними постоянно.

— Но ведь вы с папой никогда не уедете, правда? — спросила Марлоу.

— Нет, дорогая, конечно нет, — заверила ее Флосс, подтыкая одеяло. — Нам с папой здесь очень нравится.

Марлоу хотелось, чтобы мама ответила: «Конечно нет, мы никогда не покинем тебя». Она помнила, что никак не могла поймать мамин взгляд, пока та говорила. А на следующее утро, собирая портфель в школу, она вдруг поняла, куда смотрела Флосс, убеждая ее не бояться. Не на дочь, а в желтую сердцевину маргаритки, вышитой в изголовье кровати, — место, известное Марлоу под названием «третья камера в спальне».

* * *

Марлоу так потрясли ее фотографии на Таймс-сквер, что она забыла, куда едет. А такси везло ее на Десятую авеню, 1000, в больницу, адрес которой дала ей Грейс. Машина остановилась, и засаленная щель в заднем сиденье проглотила двадцатидолларовую купюру. Марлоу взялась за ручку дверцы и подождала, пока поредеет проходящая мимо торопливая толпа людей. Когда поблизости почти никого не осталось, она выскочила из машины и бросилась к дремлющему в киоске торговцу, очень старому и почти слепому. Его зеркальные линзы напомнили ей очки, которые она забрала на память из дома Амаду после его смерти. Торговец даже не пошевелился, когда Марлоу положила на его столик деньги рядом со строем сувенирных стеклянных шаров с бронзовыми спиралями внутри. Она схватила синий с серым отливом хиджаб и пару огромных очков в оправе черепахового цвета. Надев покупки, она повернулась к тому зданию, где родилась.

Но оказалось, что оно исчезло. На Десятой авеню, 1000, больницы не оказалось. Адрес она перепутать не могла: он был выбит в металле над воротами забора, окружавшего поразительное сооружение: гигантскую спираль, подобную тем, что находились внутри стеклянных шаров, — бесконечную цепочку оторванных от тел переплетенных рук, покрытых бронзой. Верх конструкции уходил в облака. Пройдя через ворота и приблизившись к инсталляции, Марлоу увидела, что каждая пара рук перекрещивалась у локтей и резко обрывалась на уровне плеч. При внимательном рассмотрении оказалось, что все они уникальны. Одни были сильные, с шероховатостями, похожими на прилипшие к коже волосы, другие — тонкие, изящные, с острыми длинными ногтями или пальцами в кольцах. Марлоу с трепетом заметила и другой тип — маленькие и гладкие ручки.

Марлоу положила свои руки на пару, до которой легче всего было дотянуться, — явно женские руки, с татуировкой «ЭЙДЕН» над костяшкой левого безымянного пальца. Она наклонилась, чтобы взглянуть на внутреннюю поверхность скульптуры. На запястьях правых рук имелись штампы с указанием имени, возраста и места рождения. Рука, которой она касалась, принадлежала Ариэль Лонг, двадцати двух лет, родом из Форт-Пирса во Флориде. На полукруглых газонах, окружающих мемориал со всех сторон, тихо и печально стояли люди в шлемах, закрывающих глаза и уши. Над головой у Марлоу крошечные дроны кружили вокруг спирали и парили над информационными табличками.

Дощечка у основания памятника просто гласила: «Эти руки принадлежали американцам, погибшим от последствий Утечки». Рядом высилась горка предметов, которые люди приносили, чтобы отдать дань памяти: незажженные свечи, высохшие розы, затянутые полиэтиленом фотографии. В землю был воткнут небольшой флаг с изображением узора из белых объемных квадратов и надписью под ними: «БОЛЬШЕ НИКОГДА».

Видимо, какие-то приборы уловили, что Марлоу остановилась здесь. Перед ней появилась голограмма: стрелка указывала на узкое серебристое ячеистое здание, окруженное цепью из рук. «Хотите узнать больше про мир до Утечки? — вкрадчивым шепотом проговорил автоматический голос. — В нашем интернет-архиве расположена бывшая Всемирная паутина. Программисты десятилетиями работают над тем, чтобы восстановить информацию, потерянную или поврежденную во время Утечки, и сегодня мы с гордостью можем сказать, что экспонируем девяносто семь целых шесть десятых процента прежнего интернета, существовавшего со времени его изобретения в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году и до разрушения в две тысячи шестнадцатом».

Марлоу встала в очередь позади семьи из четырех человек. Все они были в оранжевых пончо с изображением на спинах двух серых небоскребов и американского флага под словами «Пятнадцатая годовщина 11 сентября». Девочка-подросток, как догадалась Марлоу, вела безмолвный разговор с приятным ей мальчиком. Она постоянно застенчиво касалась волос, словно собеседник мог видеть ее, и то и дело громко и визгливо хихикала.

— Хватит болтать с бойфрендом. Прояви хоть немного уважения, — строго проговорила мать. — Ты находишься на священной земле.

Девочка закатила глаза.

— Я весь день нахожусь на священной земле, — пробубнила она. — Ты обещала шопинг в реальных магазинах.

Марлоу вошла следом за ними в здание. Робот с женской внешностью в рубашке поло баклажанного цвета, находящийся в эксплуатации как минимум лет двадцать, с тусклыми кругами вокруг глаз и остатками оттертых граффити на подбородке, приветливо кивнул ей. Значит, в Нью-Йорке тоже есть роботы, что логично. Правительство скупает старые модели, списанные медиаиндустрией, и внедряет их в музеи и бесплатные школы.