А что меня больше всего бесит в этих никчемных папуасах, так это то, что у них нет никакого азарта, ведь если настоящему игроку не фартит, он всегда полагается на удачу, а эти — нет. Они даже не думают становиться инкогнито, наоборот, они хотят стоять запанибрата с шеф-поваром! Им нужна бесплатная еда, дружба с маэстро. Они снимают на свои айфончики то, что готовят сами, и потом выкладывают это в «Инстаграм». Они хотят не просто потусоваться с кем-то, а поцеловать его в задницу. Я совершала много всякого сомнительного дерьма, трахалась направо и налево, иногда в извращенной форме, часто крутила мужиками, как хотела, и была совершенно бессовестной дрянью, но чего я не делала точно, это никогда не спала с шеф-поваром. Никогда. Потому что в противном случае он бы надеялся на мой хороший отзыв, и я дала бы его, потому что он и вправду его заслуживал; либо он бы надеялся на хороший отзыв, и я дала бы плохой, потому что он заслуживал именно его. Но я бы все равно знала, что спала с ним. Трахалась. И мне бы пришлось жить с этим знанием. Но это та самая мораль, через которую я точно никогда не смогла бы переступить.

И вот сейчас я пишу только для сайта в кулинарную рубрику. Моя редакторша окончила Браун, но совсем не знает разницы между омлетом и раклетом. Нет, она хорошая, правда хорошая, но я отчаянно скучаю по времени, когда у меня был неограниченный бюджет, веселые экскурсии и такие жирные чеки, что гусь мог позавидовать. Мне специально давали деньги на то, чтобы я нашла лучшую печенку в Риме, лучший рубец в Сиене и лучшие мозги в Пьемонте. Скучаю по времени, когда мои статьи с шикарными фотографиями появлялись на таких гладких, что почти масляных, страницах толстых глянцевых журналов. Скучаю по времени, когда моя работа была важна, а к моим словам прислушивались. Но сейчас я никак не могу избавиться от ощущения, что все время куда-то бегу, только чтобы не отстать, все время с кем-то общаюсь в интернете, пишу все эти твиты, веду блоги, «Инстаграмы» и «Тамблеры», делаю все, чтобы стать современной. Это все равно что пальцем затыкать дыру в борте корабля — когда-нибудь он неизбежно пойдет на дно.

Конечно, я шлюха, настоящая журнальная шлюха, которая страшно скучает по глянцевым страницам и буквально спит и видит очередную свою искрометную статью на каком-нибудь развороте. Знаете, по ком на самом деле звонит колокол? Он звонит по журналам. И по мне.

Киандра Вассерман выжидала. Я работала, ела, пила. У меня был секс с очаровательным молодым человеком, с которым мы познакомились в лифте Нью-Йоркской публичной библиотеки. Я сказала, что меня зовут Пейшенс Фортитьюд, и он мне поверил. Только интеллектуалы доверчивей идиотов. Он не знал, что так зовут мраморных львов у входа в библиотеку, но у него были великолепные наполеоновские бокалы для шампанского и сладкий, толстый, стоячий член. Это почти отвлекло меня от детектива Кукурузные Чипсы. Детектива Нежирный Чизкейк. Детектива Острые Крылышки. Детектива Хлебный Суп.

Через четыре дня после сообщения детектива Вассерман в мою дверь позвонили. Я открыла ее, увидела сверкнувшие значки и поняла, что швейцар перед этим не позвонил.

— Мисс Дэниелс, — детектив Вассерман поморщилась или улыбнулась; во всяком случае, выглядело это жутко неловко и ни разу не внушало спокойствия. — Я детектив Киандра Вассерман, это детектив Лу Макдоннелл. Мы из полицейского управления Саффолка и хотели бы задать вам несколько вопросов. Можем мы войти? — Она снова скривила рот.

Волосы у детектива Вассерман не были седыми, как я представляла. Вокруг ее головы змеились дреды, которые едва удерживала резинка. Тело оказалось не таким округлым и мягким, как я ожидала. Да, она была невысокой, но подтянутой. И наверняка следила за калориями. Под темно-синей спортивной курткой из полиэстера, акриловым свитером и светло-коричневой кожей у детектива Вассерман были сплошные мускулы, крепкие, как ее же пистолет, где бы она его ни держала. Однако ее напарник Лу Макдоннелл выглядел совсем плюшевым, точно игрушечный мишка, с перхотью и сальными, немного растрепанными волосами, придававшими ему вид стареющего чау-чау.

— Конечно, — ответила я.

У меня не было выбора. Разумеется, у меня не было выбора. А он вообще мог быть? Если бы я отказалась, они бы вызвали меня к себе, и мне пришлось бы — как это говорят? — обратиться к адвокату. А это все равно что признать вину, как нам внушают всякие детективные сериалы по телику.

Вассерман и Макдоннелл вошли в мою квартиру. Я махнула рукой в сторону дивана.

— Эспрессо? — спросила я. — Воды?

— Воды достаточно, спасибо. — Вассерман явно была главной в этой паре.

Я вернулась в гостиную со стаканами воды в руках и увидела, что детективы расположились в креслах. Я села на диван, завершая этот треугольник.

— Мисс Дэниелс, — сказала Вассерман, — мы хотим задать вам несколько вопросов о том, как прошел ваш выходной тринадцатого октября. Не возражаете?

— Нет, — ответила я. — Конечно, не возражаю. — И тут же почувствовала, как адреналин плеснулся в моей крови. Очень интересно.

— Где вы были?

— На Файер-Айленде, в Данвуде. В гостях у Рона и Пола, моих друзей. А что?

Вассерман, прищурившись, взглянула на меня:

— Мы расследуем дело, связанное, гм, с мистером Казимиром Безруковым; кажется, я упоминала его имя в сообщении, которое вам оставила. Вы получили его, мисс Дэниелс?

— Получила. Но я так разволновалась, что случайно стерла его. Мне никогда раньше не звонили из полиции.

— Почему вы мне не перезвонили?

Вассерман и ее спортивные бедра. Я представила ее в виде поросенка, смазанную маслом и специями, с яблоком во рту, на медленно вращающемся вертеле.

— Я разволновалась, — повторила я.

Вассерман посмотрела на Макдоннелла и улыбнулась.

— Простите, мисс Дэниелс, но вы не похожи на женщину, которая может разволноваться.

— Но это так.

Я представила, как быстро перерезаю этому поросенку горло девятидюймовым ножом. Чувствую аромат еще теплого хлеба в корзинке и свежего взбитого масла. Я улыбнулась.

— Так. Ладно. Тринадцатого октября вы остановились в…

— Данвуде.

— Верно, в Данвуде. Что вы делали на Файер-Айленде, мисс Дэниелс?

— Мне нужно было выбраться из города. Я люблю этот остров осенью. Там так тихо и пахнет солью и древесным дымом.

— Да, точно. Вы были одна, мисс Дэниелс?

— Одна. Мне хотелось побыть в одиночестве, чтобы писать.

— Вы писатель.

— Да.

Вокруг меня стояли пара тяжелых кварцевых пепельниц, бронзовая статуэтка, алебастровая лампа и два здоровенных серебряных подсвечника. Каждый из этих предметов мог элегантно опуститься на ее голову. Моя правая ладонь зачесалась.

Вассерман заглянула в свой крошечный блокнот на спирали.

— Так. Гм, Казимир Безруков. Вы его знаете?

Мои большие пальцы на ее горле. Надо давить на сонную артерию десять секунд, после чего Вассерман потеряет сознание, и я смогу придушить ее. Минута — и она мертва, как интеллект ее напарника. Даже мертвее. Я никогда не пробовала женского мяса.

— Да, знаю. Мы… э-э… немного неловко говорить об этом. Мы познакомились в баре отеля и… простите…

— Мы все здесь взрослые люди, мисс Дэниелс, — сказала Вассерман.

— Да, но мне все равно немного неловко. — Я эффектно замолчала, представляя, как повела бы себя обычная женщина.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Мы… мы занимались сексом в его гостиничном номере за неделю или две до моих выходных на Файер-Айленде. — Я снова помолчала. — Почему вы спрашиваете?

— Мы расследуем его смерть, мисс Дэниелс. Вы видели мистера Безрукова, когда были на Файер-Айленде?

— Что? О, нет! — Я изобразила испуг. — Какой ужас! — Закрыв лицо ладонями, я попыталась выдавить слезы и глубоко вздохнула.

Я тянула время. Не думала, что мне это понадобится. Я подготовилась к этому разговору. С момента, когда мне пришло голосовое сообщение, я знала, что они придут. И теперь с удивлением обнаружила, что оказалась совершенно не готова.