А потом вдруг обнаружила, что сижу верхом на его коленях и самозабвенно его целую.

Сама хватаюсь за крепкие плечи под черной футболкой, лезу под нее ладонями, чтобы прикоснуться к коже, оказавшейся гладкой и очень горячей, словно у Эрика жар.

Сама подставляюсь под твердые губы, впивающиеся в меня жгучими, почти болезненными поцелуями, и под жадные руки, беззастенчиво мнущие мое тело.

И кровь одуряюще бьет в виски, мощно, гулко, выбивая из нее любые мысли, растворяя смущение и отголоски сомнений, оставляя только жадное, не омраченное ничем желание заполучить себе этого мужчину.

И вот уже его раскаленные ладони на моей спине, голой и ждущей, нетерпеливо сминают ее. Тискают, гладят, и над ухом жаркий шепот, похожий на рычание: "Сука…"

И смуглые руки перебираются к моей груди, обнимают ее, сдавливают. Зубы смыкаются на вершинке, прикусывая так, что я взвизгиваю, а перед глазами начинают рассыпаться искры…

– Горячая, Снежок, – сквозь набат в ушах слышу довольный голос и мычу от удовольствия, когда его пальцы касаются меня внизу, там, где все давно мокрое и трясется от жадного нетерпения.

– Будешь сверху, – меня сдвигают в сторону от распирающего его брюки бугра, об который я беззастенчиво трусь, и я разочарованно хнычу.

Звук расстегиваемой молнии. Меня приподнимают, снова усаживают и, распахнув глаза, я длинно мычу от первой сладкой судороги, прошивающей тело:

– Боже, как хорошо…

Я держусь за его плечи и начинаю двигаться – вверх, вниз. Снова вверх и вниз. И еще…

А потом только вверх, вверх, все выше и выше.

На дно огненных черных зрачков, не отпускающих мой взгляд. Оставляющих жгучие следы на коже, вместе с его пальцами, до боли впивающимися в мои бедра. Такой сладкой, долгожданной, нужной мне боли…

Его хриплый стон, когда мое тело начинает скручиваться в острых судорогах.

Мое имя на его губах вперемежку с ругательствами, от которых в моей голове что-то тонко лопается, и я лечу в сверкающую пустоту…

После я долго приходила в себя, уткнувшись лбом в голое мужское плечо, не в состоянии вспомнить, когда успела его раздеть.

А потом этот придурок взял и все испортил…

– Свари мне кофе, Снежок… – раздалось над ухом. – После хорошего секса мне всегда хочется кофе.

Вот что меня остановило от смертоубийства в тот момент? Может, слова про секс, который был хорошим?..

Но я все равно вспомнила свои принципы… Вспомнила и, плюнув на них, пошла варить – почему-то и самой вдруг ужасно захотелось кофе…

И пока я ставила на маленькую плитку турку. Пока варила кофе, помешивая и глупо улыбаясь своим мыслям. Пока мы пили его с Эриком, расслабленным, взлохмаченным и с гадостно-довольной небритой рожей, я приняла твердое решение, что это больше никогда не повторится.

Никогда!

Поэтому представьте мое изумление, когда на следующее утро я проснулась с Эриком в одной постели. И на второе утро тоже… И на третье…

Каким-то волшебным образом, каждый вечер мы желали друг другу спокойной ночи, благопристойно расходились по своим комнатам, а утром просыпались в одной кровати, то в моей, то в его… И ни один из нас не помнил, как так получилось…

Не иначе, это карма, назначенная мне за какие-то грехи в прошлой жизни, – просыпаться с Эриком в одной постели.

– Сделай мне кофе, Снежок, – требовательный голос выдернул меня из воспоминаний о том первом поцелуе и обо всем, что последовало за ним.

Или не первом… Или не о поцелуе. Да не важно о чем. Главное, чтобы больше это не повторилось!

Поэтому я перевела взгляд на в конец обнаглевшего придурка в своей постели, и… вспомнила, что я тут, вроде как, в качестве рабочей силы.

– Конечно, босс, – мило улыбнулась и стащила с него свое одеяло, стараясь не смотреть туда, где его… безобразие все также настойчиво целилось в мою сторону. – Только сначала свали из моей комнаты и дай мне одеться.

– Вообще-то, это моя комната, поэтому свалишь из нее ты. Только сначала объясни, с какого, ты здесь поселилась? Горничные живут в цокольном этаже, Снежо-ок, – и потянул одеяло на себя.

Вспомнив все, что видела на означенном пространстве, я искренне удивилась:

– В цоколе нет никаких жилых комнат. Есть пара каморок без окон, наверное, для инвентаря какого-нибудь, – я снова попыталась забрать у него одеяло и прикрыться, а то уж очень настойчиво потемневший мужской взгляд изучал мою ночнушку, словно сканировал мое тело.

Только непонятно, на предмет чего, у меня ведь там все, как у всех, сам сказал!

И потом еще много раз повторил, сдавливая мое стонущее тело жесткими ладонями и снова, и снова вбиваясь в него так, что из меня дух вышибало.

Стоп, Снежана, нельзя этом думать. Тем более что небритый гад никак не уймется:

– Умница. Инвентарь, вроде тебя, в этих каморках и живет. Так что выбирай любую из них и перевози туда свои вещички – здесь тебе делать нечего, госпожа горничная.(*)

Так-с, он что, любитель сдобных булок Джей Ло?

Я с подозрением покосилась на небритую рожу и, мудро пропустив мимо ушей, что меня назвали рабочим инвентарем, с силой дернула одеяло:

– Эрик, дай сюда. И давай-ка выметайся из моей кровати.

– Что-то много я тебе должен давать, Снежок. Одеяло – дай. Из комнат выметаться – тоже давай. Это что, твоя потреблядская натура с утра пораньше на охоту вышла?

И рыкнул:

– Пошла вон отсюда.

Я устало закатила глаза – какая экспрессия, какая изобразительность мысли! Сколько образности в этих словах! Можно подумать, я у него хоть раз что-то просила.

У меня, вообще-то, железное правило – ничего ни у кого не просить, потому что давно поняла, что сами все дадут и сделают.

И не великий Булгаков меня тому научил, а собственная жизнь. Если бы я когда-нибудь по-другому жила, скорее всего, даже до совершеннолетия бы недотянула. (**)

Да только Эрик, – это не все и, похоже, повоевать с ним придется.

Для начала фиг я отдам ему свою комнатку, я к ней уже, между прочим, привыкла. Да мне полдня только свою косметику в ванной собирать, если придется переезжать. И тогда мне работать вообще будет некогда.

А кстати, он сюда надолго заявился? Завтра как раз Катя должна прийти уборку делать, и лучше бы Эрику ее не видеть – пусть верит, что это я такая трудолюбивая фея чистоты, дом в порядке содержу…

Сообразив, что пора менять тактику, я покладисто сползла с кровати. Под прищуренным подозрительным взглядом накинула халатик и пошла на выход, бросив через плечо:

– Через десять минут кофе будет готов, босс.

Аккуратно прикрыла за собой дверь, успев с удовольствием заметить некоторую растерянность на небритой физиономии.

И, улыбаясь во весь рот, потопала на кухню варить кофе. Давай, Эрик, сыграем в твою игру, но, чур, правила будут моими…

(*) "Госпожа горничная" – романтическая комедия с Дженнифер Лопес в главной роли.

(**) «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!» (М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»)

Выпив две чашки кофе и съев остатки испеченного Катей пирога, Эрик куда-то умотал.

Бросил мне на выходе:

– К вечеру, чтобы освободила мою комнату. Так и быть, можешь выбрать себе любую другую в доме, – и, хлопнув дверью, свалил.

Из окна кухни я видела, как он сел в огромный, до самой крыши изгвазданный глиной внедорожник и, даже не помахав мне ручкой на прощание, выехал за ворота.

Я же торопливо позвонила Кате и договорилась, что делать уборку она придет сегодня – кто его знает, вдруг завтра Эрик никуда не уедет.

Сварила еще кофе и, дожидаясь свою помощницу, принялась размышлять над положением, в котором очутилась.

По итогу моих раздумий слегка приободрилась: выгонять меня из дома Эрик явно не собирается, а это в моей ситуации главное. Ну а со всем остальным буду разбираться по ходу дела.