Г а й д а м а к а (вздохнув). С вами побеседуешь — и снова начинаешь верить в человечество… (Уходит в дом.)
Н и н а (одна). Смейся, смейся… Зато уж я потом над тобой посмеюсь. (Уходит вслед за Гайдамакой.)
Внезапно раздается громкий стук в ворота. На веранду выходит Л и д а. Стук повторяется — резкий, тревожный.
Л и д а (подойдя к калитке). Кто там?
К и м (снаружи). Откройте скорей!
Лида открывает калитку, быстро входит К и м А н ы г и н, он взволнован и нетерпелив.
Врач-хирург здесь живет?
Л и д а. Здесь.
К и м. Кликни-ка его.
Л и д а. Это зачем?
К и м. Зови, раз говорю. Да побыстрей. У меня больной.
Л и д а. Ошиблись воротами, молодой человек. Вход в больницу с той стороны.
К и м (насмешливо). Спасибо, что объяснила. (Идет к дому.)
Л и д а (становясь на дороге). Тебе сказано — доктор на дому не принимает. Веди в больницу, там дежурный врач.
К и м. Нет дежурного! Вызвали куда-то.
Л и д а. Значит, утром приходи. Воскресенье, ночь уже. Понятно?
К и м. Понятно. Жаль только, что лошадь об этом не подумала…
Л и д а. Какая лошадь?
К и м. Та, что сбросила моего товарища. (Заглянув в окно.) Знай, что у доктора сегодня гости, она, конечно, подождала бы до завтра.
Л и д а. Нечего в чужие окна заглядывать.
К и м. С человеком беда, у него рука сломана, а ты мне дурацкую мораль читаешь!
На веранде появляется Е л е н а.
Е л е н а. Что случилось?
Л и д а. Один чудак с лошади свалился, а второй — шум на весь мир поднимает…
К и м (с негодованием). Не «один чудак», а известный московский журналист Анатольев! Его очерки о целине в «Прожекторе» печатаются! И вы еще ответите за свое бездушие!
Л и д а. Ладно, не пугай, пуганые мы!
Е л е н а. Спокойней, Лида. (Киму.) Где больной?
К и м. В машине.
Е л е н а. Что с ним?
К и м. Руку сломал.
Е л е н а. Ведите сюда.
К и м. Вот это другой разговор… (Поспешно уходит на улицу.)
Е л е н а. В комнаты не пойдем, чтоб гостей не полошить. Скажи Вальке, пусть приготовит все для перевязки. Шины — на всякий случай. (Уходит в дом.)
Помедлив мгновение, Лида идет за нею. С улицы, бережно придерживаемый Кимом, входит Д о н н и к о в. Левая рука свисает вдоль тела.
К и м. Осторожней, здесь ступеньки…
Поднимаются на веранду. Ким усаживает Донникова на скамью у перил. Из дома выходит В а л ь к а с перевязочными материалами, за ним — Л и д а, Г а й д а м а к а и З о л ь н ы й.
Г а й д а м а к а. Привет, товарищ Анатольев! Думал, в наш совхоз и не заглянете. Рад видеть вас в наших краях.
Д о н н и к о в. Не могу сказать этого о себе. Видите — угораздило.
Г а й д а м а к а. Как же так?
Д о н н и к о в. Романтики дураку захотелось — из Ключей верхами добраться.
З о л ь н ы й. Это исключительно удачно получилось! Нет, я в том смысле, что вы именно здесь оказались. Такого хирурга, как у нас, во всей области поискать.
Д о н н и к о в. Может, обойдется без хирургии…
Свет в доме и на веранде меркнет.
З о л ь н ы й (Гайдамаке). Ну вот, опять ваш движок фокусничает.
На веранду выходит Е л е н а. Она в халате и шапочке, вытирает руки после мытья. За нею появляются Н и н а, М а р и я П е т р о в н а и К л е м а н.
Е л е н а. Лида, принеси, пожалуйста, фонарь, он в сарае.
Л и д а уходит.
Н и н а (Донникову). Скоро вступит в строй линия от Новосибирской ГЭС, тогда и у нас будет море света!
Д о н н и к о в. Боюсь, что я не смогу ждать до того времени…
Елена при звуке его голоса настораживается.
Н и н а. Вы острите? Это мужественно!
Свет становится еще слабее. Теперь на веранде почти темно. Гайдамака включает карманный фонарик. Возвращается Л и д а с зажженной «летучей мышью».
Е л е н а (глухо). Станьте возле больного, Лида.
Лида становится рядом с Донниковым, тот пытается встать.
Сидите спокойно, больной. (Подходит к Донникову, осматривает его руку.) Здесь больно?
Стиснув зубы, Донников кивает.
А здесь?
Донников только мычит в ответ.
У вас вывих плеча. Сейчас я вправлю.
Д о н н и к о в. Будет больно?
Е л е н а. Только одно мгновенье. Степан Игнатьевич, помогите, пожалуйста.
Зольный становится позади Донникова.
Д о н н и к о в. Доктор…
Е л е н а (не глядя на него). Что?
Д о н н и к о в. Мне кажется, мы с вами где-то встречались…
Как бы в ответ на эти слова Лида поднимает фонарь и освещает лицо Донникова.
Е л е н а (резко). Опусти фонарь!
Лида с недоумением опускает фонарь.
(С трудом.) Прошу вас, больной… помолчите… Держите крепче, Степан Игнатьевич.
Зольный обхватывает Донникова. Елена сильным и ловким движением вправляет вывихнутый сустав.
Д о н н и к о в. Ой!
Е л е н а (с огромным облегчением). Теперь все… (Делает шаг в сторону и опускается на пол без сознания.)
В а л ь к а (кричит). Мама!
Клеман бросается к Елене и приподнимает ее. Зольный оставляет Донникова, подходит к Елене и, опустившись на колени, слушает ее сердце.
М а р и я П е т р о в н а (с тревогой). Что с ней, доктор?
З о л ь н ы й. Кажется, просто обморок…
З а н а в е с.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната в домике на Холодной горе — окраине Харькова. Новогодняя ночь. Праздничный стол накрыт на двоих. В углу — украшенная елка с незажженными еще свечами. Из репродуктора громко звучит танцевальная музыка.
Е л е н а — ей двадцать лет — развешивает последние игрушки на елке. Властный стук, дверь тотчас же открывается, и входит Д о н н и к о в — ему немного за двадцать. Он в запорошенной снегом ушанке и короткой меховой куртке. Елена бросается к нему на шею.
Д о н н и к о в. Погоди, промокнешь…
Е л е н а (помогая ему раздеться). Боялась — ты не успеешь к двенадцати… Есть такая примета: хочешь весь год быть с человеком — встречай с ним Новый год.
Д о н н и к о в (выключая радио). На станцию меня повезли в какой-то допотопной бричке… Саней, видишь ли, у них нет. Украинский климат не соответствует. (На окно.) Вот он тебе, климат.
Е л е н а (радостно). Чудесная метель! Как по заказу для сегодняшней ночи! (Становится на стул у елки.) Дай мне скорей спички!
