- Я коренной, - начал неспешно Фалко, - родился в Эссефе – в Эссефе и всю жизнь живу. Не знаю, давно ли ты в наших землях и с какой стороны прибыл, но если прочие городища проходил – разницу легко заметишь. Между нашими и чужаками-то. Честные, гордые, свободные… или пробивные, хваткие, неутомимые. – Он легко махнул головой, указывая на громкоголосого здоровяка. – Вот тот – образцовый гость моей малой родины. Торговец ли он? Тюков с пушниной продаёт больше, чем трое бригадиров за ним, сам зверя не бьёт, лагеря не ставит, в руках золото держит чаще, чем топор. Но торговец ли? Я беру всё, что он добудет. Он, и еще человек пятнадцать ему подобных. Держу два трактира приличнее этого, а тех, что поменьше да погрязнее – с десяток. Углежоги ещё, кузня, лесорубы. Торговец я, пожалуй, для него, - Фалко кивнул в сторону Замина, - а так я скорее хозяин. Не подумай, не кичусь. Хозяин – значит хозяйство держу. Не более. А вот он-то да. Купец и есть. Да ещё какой.

- Льстишь. – Замин лениво пожал плечами. Черты смуглого лица, ладные и резкие, будто высеченные из камня, отдавали каким-то неоспоримым, врождённым благородством.

- Те купцы, что доводилось встречать мне, выглядели иначе, - уж Эйден точно не собирался льстить, но результаты такого сравнения были очевидны всем троим. – Кровь редко видится так ярко. Даже я могу разглядеть. Правда, не знаю, как зовутся дворяне Дахаба, и в титулах тоже не разбираюсь.

Замин приложил руку к сердцу. Вежливо и просто. Крупный перстень без камней выглядел действительно тяжёлым.

- Не суть, - мягко ответил он, показывая, что готов слушать дальше.

- Значит, меж собой – пушниной торгуете?

- Да. – Фалко снова пригладил бороду. – От меня меха, ценный лес, от кедра до красного дуба, уголь. Из Дахаба к нам кони да оружие. Тканей немного, для знати в основном.

- Если глупость скажу – поправьте, - Эйден неловко посмотрел вокруг, - но ведь в Дахабе жара, нет? Слышал – на тысячу миль пустыни.

- Есть и пустыни, но ведь не только. Ещё Верхний Дахаб. Рыжие горы – это ведь там и есть. Ветер всегда, иногда и снег бывает. Но пушнину всё равно не для них.

- Гномам. – Кивнул Замин, продолжая за товарищем. – Эссеф, Дахаб, Долина, Боргранд.

- Через Золотую Долину аж до Боргранда? – Эйден пытался сообразить, сколько это месяцев пути, но карта в голове никак не складывалась.

- Да, добрый крюк, - согласился Фалко. – Но проще обойти, чем продираться через соседние графства. Суррай, Мидуэй, Хертсем – везде суматоха. Почти всегда. А до гномов добрался – считай есть сделка. Весь мир на базаре.

- Вот купцы, - протянул Замин. Видимо имея в виду, что похвалы за труды достойны там, а он просто делает, что делает.

Эйден представлял себе масштабы деятельности новых знакомых. Было странно и непривычно.

- Говоришь – у тебя свой трактир есть, да не один, - обратился он к Фалко, - а чего тогда здесь выпиваете? Публика интереснее или кухня лучше?

- Кое в чём – ты прав, - согласился Фалко. – Не про кухню, - кивнул он на проходящую мимо женщину, показывая, что верно понял вопрос, - а про публику. Тут, понимаешь, завсегдатаи по привычным норам собираются. Так вот Замин, как прибыл - захотел посмотреть. На всех. Вот и ходим уже седьмой вечер. Он смотрит, я поясняю.

Пояснял Фалко и правда толково, обстоятельно и доходчиво. Не только Замину. Много говорили о делах, торговле, охоте и тому подобном. О войнах, как внутренних бирнийских, так и внешних. Между делом Эйден узнал, что предшественник знатного дахабца, тоже в их купеческих рядах человек не последний, со своей задачей в Эссефе не справлялся. Собственно, Замин и приехал его сменить. А сменив – приказал повесить. Вот так просто, буднично и обыденно. За то, что не справился, подвёл людей. Как именно подвёл и кто именно казнил – Эйден не спрашивал. Всё больше слушал, чуть сильнее налегая на хороший самогон, порой даже забывая закусывать. Кто-то рядом курил трубку. Сизый дым от неё плотной струйкой пронизывал завесу более мягких, уже пропущенных через лёгкие испарений. Галдёж вокруг постепенно терял чёткие очертания, сливаясь из отдельных фраз и выкриков в единый, бессмысленный гул. Тяжелела голова, потела спина под шерстяной жилеткой.

Вдруг как-то сразу, будто опомнившись, Эйден понял, зачем ему всё это рассказывали. Зачем пригласили за стол и угощали мясом. Помог громкоголосый здоровяк-бригадир, что подошёл попрощаться с Фалко перед тем, как покинуть общий зал. Сразу вспомнились его угрожающие тирады об увечьях и страданиях несчастных, решившихся на обман товарищей. Нарочито громко вещая о наказаниях – бугай, вроде как, хотел предостеречь от преступления. Точно так же предостерегали и его. Только делали это тише, мягче и с глазу на глаз. Но ничуть не тоньше.

Рассуждая об этом – Эйден пытался дословно припомнить слова Фалко о ворожее, что “был тут когда-то”. Размышления о его возможной судьбе прервал резкий, неприятный звук, вырвавший из пьяного оцепенения.

- Слушай, - начал он, подняв уставший взгляд от осколков упавшей чаши на Замина, - а что с тем мужиком, громким, здоровым, делать будете? Он ведь тоже, как я слышал, приворовывает.

- А ничего, - ответил за дахабца Фалко, чуть щуря проницательные глаза. – Что приворовывает – никто не знает почти. А что работает славно – всем известно. Ну а уж если не станет справляться…

- Вешать. – Улыбнувшись, мягко перебил Замин.

- Но ты не думай, напрасно тут не обидят. – Фалко заговорил другим, деловым и более низким тоном. - У кого хочешь спроси, для местных дельцов репутация – всё. Я коренной, не пришлый, всю жизнь здесь, все меня знают. И Замин представляет здесь людей больших, значит не просто так поставлен. То, что ты ему приглянулся – удача. Собратья по вашему ремеслу и правда нужны, но чтобы так сразу – не всякого примут. Дело есть дело, и ежели…

Эйден устал держать взгляд этих маленьких, тяжёлых глаз. Ниже, из аккуратно подстриженной бороды, продолжали сыпаться разумные, холодные слова. Ровно, бойко, почти ритмично. Совсем как дробь жёсткого барабана на марше. Он перевёл взгляд на Замина. Красивое лицо выражало искреннюю симпатию. За которой, будто под толстым слоем мутноватого льда, угадывалась совершенная, безжалостная жестокость. Хищная непогрешимость волка, не рассуждающего о страданиях добычи. Два совершенно разных… и таких похожих человека. Эйдену уже случалось видеть таких. Эти также воевали. Убивали, наносили поражения врагам и грызлись за сиюминутные победы.

Толстый снежный наст легко похрустывал под ногами. Идти было легко. Не проваливаешься, не оглядываешься, не жалеешь. Рядом тихо шагал Салагат. Эйден нашёл его в комнате трактира, когда собирал свои скудные пожитки. Тогда маг не сказал ни слова, просто молча отправился за юношей. Или снова взял его с собой, тут уж как посмотреть.

- И знаешь, ведь почти сразу что-то почуял, - нарушил долгое молчание Эйден. – Ещё когда по базару сновали, птиц продавая. Тогда не понял. А потом, уже спьяну, когда там один девку к себе потащил… Слишком мало там женщин. Подозрительно мало. Только эти, понятно какие. А потом мне сказали, между делом, на вопрос какой-то, что Тохма – это и есть ночлежка. Примерно так и переводится со старых наречий. Забавно, да? Если бы очень местный, настоящий коренной Эссефа, не попался – может я ещё долго не разобрался бы. Как он и сказал – в Тохме не живут. Или не просто живут. Или не долго. Ты ведь знал. И трактирщика вон подговорил, чтобы он мне…

- Что знал? Про Тохму – конечно. Но суть-то не в том. Кто может угадать твои желания, если сам только гадаешь? Трактирщика попросил помочь, если надо будет, а уж надо или нет – тебе решать.

- Кто мо-о-ожет… - протянул Эйден беззлобно передразнивая. – Я смотрю – ты любишь за хворостом отлучиться. В голове ведь сидишь. Мысли читать можешь. И вдруг за одного из тех меня принял?

- Читать можно по написанному, - заметил Салагат с ледяным лицом, но особым, чуть ироничным тоном. – И на твоём месте я бы больше беспокоился о другом. Путь впереди длинный, мороз трескучий, а одеяла ты продал.