- Стройсь. Молчать, не греметь, - кряжистый командир вглядывался в белёсую пелену и приказывал тихо, не оборачиваясь. - Авлеж, разведку на северо-восток, тысячу шагов, не дальше. За тот яр не…
Отчётливо громкий хруст перебил его. Стрела, неуловимой тёмной чертой скользнувшая сквозь туман, пробила нащёчник шлема, ломая зубы и разрывая плоть. Бородатый мягко осел на песок, заливаясь кровь. Ближайшие к нему бойцы пару мгновений растерянно таращились на гладкий двухдюймовый наконечник, показавшийся у основания шеи. Потом стрелы сыпанули дождём.
- И сотник лежал прямо у моих ног. Вывернул голову так неуклюже, неловко. А песок краснел, - Эйден чуть обернулся на ходу, косясь правым глазом на бредущего позади колдуна. Несмотря на тихую, не всегда отчетливую речь юноши – Салагат хорошо слышал и всё понимал. По крайней мере - сомнений в этом не возникало. – И мы давай в кучу сбиваться. Ну, то есть не в кучу… Плотно, почти ровными шеренгами, к тому времени нас неплохо вымуштровали. Но что толку от пик под плотным обстрелом? Вокруг падали люди. Песок краснел.
Узкая звериная тропка, незаметная до тех пор, пока на неё не ступишь, вела сквозь причудливый лабиринт колючего кустарника. Рыжие каплевидные листья почти опали, но ветви сцеплялись так плотно, что видно было лишь на десяток шагов вперёд. Эйден говорил не оборачиваясь. Салагат слушал не перебивая.
- Десятник пытался командовать. Вперед… Шире шаг… Какой смысл в строю под обстрелом? Но стоять тоже не было смысла, и мы двинулись. И скоро стали спотыкаться о тела. Шум, гвалт, крики. Мы шли по тем, кто лежал на берегу с ночного штурма. Не все мёртвые, много раненых. Голосят, просят помощи. А у нас ротного убили.
Задетая посохом ветка обдала росой. Холодные капли на лице показались обжигающими. Как кровь.
- Стреляли с высокого, крутого берега. Можно было обойти и нам почти удалось. Но командиров, вообще тех, кто хоть как-то пытался командовать, совсем не осталось. Потом говорили, что нас встречали полосатые плащи. Ублюдки небесных. Не знаю – правда или нет, но мне и на нашей стороне приходилось встречатьпотомственных вояк. Не дворян, а тех, что из академий под Редакаром. Вот только у нас из таких не набирают отдельных отрядов. Не знаю уж – почему. И пусть мужики битые, обученные, но там, на берегу, стрелы летели слишком точно. Перед тем, как истребить – колонну обезглавили. Подчистую. С такого расстояния, да ещё в тумане. Это ведь не без магии, верно? Знаешь что-то такое… ну…
Эйден, прихрамывая, шёл вперед, смотря себе под ноги. Прислушиваться не было нужды. Странно, но даже самое тихое слово воспринималось отчётливо, будто сказанное на ухо. Не бог весть какое чудо, но всё же…
- Да, знаю. Но что именно было там – сказать не смогу.
- Понятно, - неуверенно отозвался юноша. Сейчас больше хотелось говорить, а не слушать. – Потом с правого фланга налетели лайонелиты. Они переправились ниже по течению и шли галопом вдоль обрыва. Я видел только тех, что с краю, а ещё огромный столб пыли. И страшный топот, такой, что больше чувствуешь ногами. Тяжёлая конница легко смела лучников, какими бы хорошими они не были. Остатки нашей колонны собирал рыцарь, здоровый, громкий и бородатый. Мне тогда даже почудилось, что это наш сотник. Но нет, тот всё ещё лежал на красном песке, неловко запрокинув голову. Кое-как выстроились, причём уцелело не больше трети отряда, да и то – даже среди способных идти хватало раненых. И только рыцарь повернул нас к тропе, на склон взбираться, как показались всадники. Эти были из Нима, в белом и буром. Вот только белого на них скоро не осталось. Ведь, как всегда – налетели резво и скопом.
Эйден потёр предплечье под рукавом. Даже сквозь ткань казенной куртки ощущался глубокий, корявый шрам.
- Встречать конников на пики… Если бы не стрелы, выкосившие большую часть отряда, мы бы выстояли. Наверняка выстояли. А вообще – можно сказать, что и так справились. Задержали нимийцев до возвращения тяжёлых рыцарей. Теперь они мчались обратно, грохоча копытами и железом, и лёгкая бурая конница отступила, не давая догнать и разбить себя. А нас, наконец, отвели обратно за реку. Три десятка человек, оставшиеся от двух сотен. Я снова шагал по пояс в воде и гадал, что будет, если скинуть кольчугу и упасть, раскинув руки. Может – просто поплыл бы по течению. Кто обратит внимание на одно из множества тел, уносимых Севенной?
Он снова ощупал руку и глубоко вдохнул, прислушиваясь к ощущениям. Криво сросшиеся рёбра теперь почти не беспокоили. В отличие от ноги.
- Но тогда это показалось мне глупым. Я ведь вышел живым из такой заварухи. Да что там живым, даже ранен не был. Так, пара царапин… Но не только мы знали броды. Почти всё русло было преодолимо. И для пехоты, и для конницы. Войска растянулись на много миль по береговой линии и разрозненные бои продолжались до глубокой ночи. А я, похоже, истратил всю свою удачу ещё с утра. Смутно, отрывками – помню, как нас теснили копейщики Элрина. Крепкие, злобные, совсем не похожи на голодающих. От потери крови я мало что соображал и не могу с уверенностью сказать, под чьими копытами оказался. Возможно, это были наши железные господа. Лайонелиты в тот день перемололи не одну тысячу воинов, кто знает – может, среди тех тысяч были и свои.
- А как же… - отозвался Салагат непривычно тихо.
Обернувшись, Эйден увидел, что колдун отстал на два десятка шагов и явно не собирался догонять. Вместо этого он уже успел сгрести сапогом небольшую кучу мелкого хвороста и принялся не спеша измельчать руками более крупные ветки. Огромная ель, судя по зелёной хвое - упавшая совсем недавно, пушистой стеной загораживала поляну от лёгкого ветра. Эйден хмыкнул, но оценил удобство места, выбранного для привала.
- Ладно, давай передохнём. Можно чуть погреться перед дальней дорогой.
- Верно, - Салагат на секунду прервался, снова окинув юношу взглядом заинтересованной собаки. Потом кивнул головой на одно из двух мест у готовящегося костра, которые уже выложил еловыми лапами. – Садись. И возьми поесть в мешке, хватит выпячивать свою гордость.
В заплечном мешке из крепкой кожи нашлись полоски вяленой оленины и собранные в сверток части довольно свежей крольчатины. Эйден легко вздохнул. Его спутник оказался куда предусмотрительнее его самого, пустившегося в путь с абсолютно пустыми руками. Вспомнив вчерашний вечер - юноша помрачнел. Пытаясь разобраться в событиях и мыслях, он поглядывал на Салагата, попутно очищая от коры крепкие прутья для жарки мяса.
- Какой-то у тебя вид несчастный. Болеешь? Нет? Ну, хоть говорить можешь – и то хорошо.
- Смеешься? – с подозрением спросил Эйден, пытаясь высечь искру короткими ударами кремня.
- Даже не думал. Мне действительно интересно, что ты можешь сказать. И не хмурься. Хочешь погреться перед дальней дорогой? Так я помогу. Греться. А ты расскажи, куда же та дорога ведёт.
Он мягко опустился на ворох еловых лап и протянул руку ладонью вверх. Юноша мешкал, всё ещё глядя с подозрением. Но всё-таки отдал кремень и исцарапанный фрагмент латной перчатки, найденный им в овраге несколько недель назад.
- Я пойду в Эссеф, - уверенно, будто убеждая самого себя начал Эйден, пока Салагат рассматривал источенную ржавчиной железку. - И предупреждая вопросы – сразу скажу почему. Эссеф достаточно далеко отсюда, а уж тем более – от самой людной части Бирны. Он достаточно далёк, чтобы уцелеть в том пожаре, что разгорается в обе стороны от Севенны.
Услышав последнее, колдун дернул нечесаной головой, словно что-то вспомнив. Глянул на сложенный, но так и не зажжённый костёр. Протяжно выдохнул и снова вернулся к изучению кованого фрагмента перчатки. Спустя секунду, из кучки хвороста раздалось робкое потрескивание и пошел сизый дымок.
- В лесном графстве не то, что здесь, - Эйден не дал сбить себя с толку отсутствием внимания. Продолжил громче и резче, чем начинал. – В тех краях всегда почитали свободу и честность. Сильные и открытые люди взращивались поколениями, избегая влияния кровавых свар, неподвластные ордам чужеземных наёмников. А от того, что народу там не слишком много – богатств леса с лихвой хватает на всех. Есть чем торговать с соседями. Их пушнина расходится по всей стране и не только. Их реки до того полны рыбы, что она сама выбрасывается из воды, идя против течения огромными косяками… Их женщины – статные и прекрасные, ведь не гнут спину на тяжёлой работе в поле и с детства едят досыта.
